годы 295
ции и финансового дефицита больше не отгоняли птиц с полей экономики, однако злаки на них все же росли.
Это были серьезные изменения. Именно они подвигли американского государственного деятеля, приверженца классического капитализма А. Гарри-мана в 1946 году сказать своим соотечественникам: «Люди нашей страны больше не боятся таких слов, как „планирование" (...) они признали тот факт, что правительство должно строить планы так же, как и отдельные граждане» (Maier, 1987, Р-129). Благодаря этим новым веяниям поборник экономического либерализма и американской экономики Жан Монне (i888—1979) перешел в лагерь страстных сторонников французского экономического планирования. Эти веяния превратили экономиста лорда Лайонела Роббинса, поборника свободного рынка, некогда защищавшего традиционный капитализм от Кейнса и читавшего лекции совместно с Хайеком в лондонской Школе экономики, в руководителя полусоциалистической британской военной экономики. В течение примерно тридцати лет существовало согласие, особенно в США, среди западных теоретиков и политиков, определявших, что должны делать остальные некоммунистические страны, а главное, чего они не должны делать. Все хотели роста производства, расширения международной торговли, полной занятости, индустриализации и модернизации, и все были готовы к обеспечению этих благ, если будет необходимо, с помощью систематического правительственного контроля и управления смешанной экономикой, а также с помощью сотрудничества с рабочим движением при условии, что оно не является коммунистическим. «Золотая эпоха» не стала бы золотой без согласия в том, что для выживания капитализма («свободного предпринимательства», как его больше любили именовать) * его нужно было спасать от себя самого.
Однако, хотя капитализм, безусловно, реформировал себя, следует провести четкое различие между общей готовностью сделать то, что до этого времени было просто немыслимо, и реальной эффективностью специфических рецептов, которые изобретали повара новой экономической кухни. Об этом сложно судить. Экономисты, как и политики, всегда склонны относить успех за
счет собственной дальновидности, а в «золотую эпоху», когда даже такие слабые экономики, как британская, развивались и процветали, казалось, имелось достаточно оснований для самолюбования. И все же взвешенная политика во многом добилась поразительных успехов. Например, в 1945— 1946 годах Франция осознанно вступила на путь экономического планирования для модернизации своей промышленности. Такая адаптация советских
* Слово «'капитализм», как и «'империализм», н? употреблялось в публичном дискурсе, поскольку вызывало негативные ассоциации в общественном сознании. Только в начале ig/o-x годов появились политики и публицисты, гордо называвшие себя каниталистами, а с 1965 года журнал «Forbes», нисавший о бизнесе, переиначив избитую фразу американских коммунистов, начал называть себя «орудием капитализма».
«Золотая эпоха»
идей к смешанной экономике капитализма оказалась весьма эффективной, поскольку с 1950 no I979 год Франция, до этого бывшая символом экономического отставания, быстрее других экономически развитых государств (даже быстрее Германии) стала нагонять США по эффективности производства (Maddison, 1982, р. 46). Но предоставим экономистам, известным спорщикам, рассуждать о достоинствах, недостатках и эффективности экономической политики, проводимой различными правительствами (более всего ассоциировавшейся с именем Дж. Мейнарда Кейнса, умершего в 1946 году).
IV
Разница между общими замыслами и их конкретным воплощением особенно ясно обнаружилась в перестройке международной экономики, поскольку здесь уроки Великой депрессии (это выражение стало распространенным в 1940-е годы) хотя бы частично воплотились в конкретные институциональные преобразования. Лидерство США не вызывало сомнения. Вашингтон оказывал политическое давление, даже когда идеи и инициативы исходили от Великобритании, и там, где мнения расходились, как между Кейнсом и американским представителем Гарри Уайтом" в вопросе о новом Международном валютном фонде (МВФ), позиция США одерживала верх. По первоначальному плану либерального экономического порядка МВФ рассматривался в качестве составляющей новой системы международных отношений, основой которой должна была стать задуманная еще в годы войны Организа-' ция Объединенных Наций. Только после того, как исходная модель ООН не выдержала перегрузок «холодной войны», два международных института, созданные на основе соглашений в Бреттон-Вудс в 1944 году,— Всемирный банк и Международный валютный фонд (существующие до сих пор) —фактически стали инструментом американской политики. Они должны были способствовать развитию долгосрочных международных инвестиций и поддерживать стабильность валют, а также заниматься проблемами платежного баланса. Другие аспекты международной программы (в частности, контроль цен на сырьевые товары и поддержание полной занятости) не породили специальных учреждений и были внедрены лишь частично. Планировавшееся создание Всемирной торговой организации (ВТО) привело к выработке гораздо более скромного «Генерального соглашения о тарифах и торговле», призванного устранять торговые барьеры путем периодически повторяемых переговорных раундов.
* По иронии судьбы, Уайт вноследствии стал жертвой «охоты на ведьм» в США как предполагаемый секретный сторонник коммунистов.
Золотые годы
Одним словом, архитекторы «прекрасного нового мира», попытавшиеся учредить ряд новых институтов для воплощения своих планов, потерпели неудачу. В мире после окончания войны не было действенной международной системы многосторонней свободной торговли и платежей, а шаги, предпринятые Соединенными Штатами по ее созданию, потерпели неудачу через два года после окончания войны. Однако, в отличие от ООН, международная система торговли и платежей заработала, хотя и не так, как первоначально предполагалось. На практике «золотая эпоха» стала эпохой свободной торговли, свободного движения капитала и стабильной валюты, что соответствовало планам, составлявшимся в военное время. Без сомнения, это произошло в основном благодаря подавляющему экономическому господству СШ^ и доллара, который тем лучше осуществлял функцию стабилизатора, что был привязан к определенному количеству золота. Однако эта система вышла из строя на рубеже 1960 — ig/o-x годов. Не следует забывать, что в 1950 году СШ^ принадлежало около 6о% основных производственных фондов развитых капиталистических стран и они производили около 6о% всей мировой продукции. Даже в расцвет «золотой эпохи» (1970) их основные производственные фонды составляли более 50% производственных фондов остальных развитых капиталистических стран, а производимая СШ^ продукция составляла почти половину их продукции (Armstrong, Glyn, Harrison, iggi, p. 151).
Кроме того, существовал страх перед коммунистами. Вопреки убежденности США, главным препятствием для международной свободной рыночной экономики являлись не протекционистские инстинкты иностранных государств, а сочетание традиционных высоких внутренних тарифов в самих США со стремлением к широкой экспансии американского экспорта, которую еще в военное время вашингтонские стратеги считали «необходимой для достижения полной и эффективной занятости» (Kolko. 1969, р. 13). Агрессивная экспансия явно имелась в планах амер жаьсгих высших должностных лиц сразу же после окончания войны. И только «холодная война» заставила их подумать о долгосрочной перспективе, убедив, что помогать своим будущим конкурентам развиваться как можно быстрее политически необходимо. Некоторые пытались даже доказать, что «холодная война» явилась главным двигателем мирового прогресса (Walker, 1993). Возможно, это преувеличение, однако небывало щедрая помощь в соответствии с «планом Маршалла», безусловно, помогла преобразованиям в государствах, использовавших ее по назначению (что систематически делали Австрия и Франция). Кроме того, американская помощь стала решающей в ускорении преобразований в Западной Германии и Японии. Впрочем, без сомнения, обе эти страны стали бы великими экономическими державами в любом случае. Сам факт, что, как побежденные страны, они не были самостоятельны в своей внешней политике, давал им преимущество, поскольку они должны были вкладывать лишь ми-
•<3олотая эпоха>
нимальные средства в черную дыру военн^хх расходов. Тем не менее стоит задаться вопросом: что случилось бы с немецкой экономикой, если бы ее восстановление зависело от европейских государств, боявшихся ее возрождения? Насколько быстро произошло бы восстановление японской экономики, если бы США не решили превратить Японию в свою промышленную базу сначала во время корейской, а затем (после 1965 года) вьетнамской войнах? Благодаря американскому финансированию промышленное производство в Японии с 1949 н° J953 год увеличилось вдвое, и не случайно, что 1966—
1970 годы стали пиком экономического роста Японии, составлявшего не менее 14,6% в год. Роль «холодной войн^1», таким образом, не следует недооценивать, даже если долгосрочн^хе экономические последствия вложения государствами значительн^хх средств в развитие конкурентоспособн^хх видов оружия наносили вред их экономике. В экстремальном случае СССР они, правда, стали роковыми. Однако даже США предпочитали наращивать свою военную мощь, несмотря на ослабление экономики.
Итак, экономическое развитие капигалисгических стран зависело от экономического развития США. В мировой экономике почти не осталось факторов, препятствующих международному производству, и в этом смысле ситуация напоминала ту, которая отличала середину правления королевы Виктории, правда, за одним исключением: уровень международной миграции с трудом восстанавливался после застоя, воцарившегося между Первой и Второй мировыми войнами. Впрочем, отчасти это являлось оптическим обманом. Бум «золотой эпохи» питала не только рабочая сила из числа бывших безработн^хх, но и широкие потоки внутренних мигрантов—из деревни в город (особенно из горн^хх районов с неплодородной почвой), из бедн^хх регионов в более богатые. Так, жители Южной Италии перекочевывали на фабрики Ломбардии и Пьемонта, а 400 тысяч тосканских издольщиков в течение двадцати лет покинули арендованн^хе ими участки земли. Индустриализация Восточной Европы по существу стала таким процессом массовой миграции. Кроме того, некоторые из этих внутренних мигрантов на самом деле являлись международными мигрантами, хотя первоначально они прибыли в принимающую страну не в поисках работы, а как часть массового потока беженцев, изгнанн^хх со своих территорий после 1945 года.