орами достижений «золотой эпохи». В середине i950'x годов развитые страны продавали друг другу около трех пятых своего промышленного экспорта, в начале 1970-х—три четверти. Но затем положение дел стало меняться. Развитые государства по-прежнему наращивали экспорт своих товаров, но, что более важно, страны третьего мира в значительных масштабах начали эксгортировать свою промышленную продукцию в развитые государства. По мере того как традиционные виды экспорта отсталых регионов приходили в упадок (за исключением природного топлива—после революции, произведенной ОПЕК), им пришлось приступить к индустриализации. С 1970 по 1983 год доля стран третьего мира в мировом промышленном экспорте, до этого постоянно находившаяся на уровне 5%, увеличилась более чем в два раза (Frobel et al., 1986, p. 200).
Таким образом, новое международное разделение труда начало разрушать старое. Во второй половине 19бо-х годов немецкая фирма «Фольксваген» создала заводы по выпуску автомобилей в Аргентине, Бразилии (три завода), Канаде, Эквадоре, Египте, Мексике, Нигерии, Перу, Южной Африке и Югославии. Новые отрасли промышленности, созданные в странах третьего мира, снабжали не только разросшиеся местные рынки, но и мировой рынок. Они могли делать это как с помощью экспорта продукции, производимой местной промышленностью (например, текстиля, большая часть производств которого к 1970 году уже переместилась из развитых стран в развивающиеся), так и благодаря включению молодых государств в транснациональный процесс промышленного производства.
Это явилось решающим новшеством «золотой эпохи^>, правда, своего расцвета опо достигло несколько позже. Ничего подобного пе могло бы произойти, если бы пе революция па транспорте и в средствах связи, в результате которой стало возможп^хм и экономически привлекательп^хм разделение производства одного товара между, скажем, Хьюстоном, Сингапуром и Таиландом
Золотые годы 3^3
с аэродоставкой полуфабрикатов из одного из этих центров к другому и осу ществление централизованного контроля над всем процессом производства с помощью современных информационных технологий. Главные производи тели электроники включились в процесс глобализации с середины 19бо-х го дов. Производственные процессы теперь осуществлялись не в гигантских ан тарах единого предприятия, а по всему земному шару. Некоторые из фирл предпочитали экстерриториальные «зоны свободного производства» или оф шорные заводы, которые в это время начали распространяться главным об разом в бедных странах с дешевой, в основном молодой женской рабочей си лой, что стало еще одним из способов избежать контроля государства. Одш из первых таких центров, город Манаус, расположенный глубоко в джунгля; Амазонки, производил текстиль, игрушки, бумажные изделия и электронньк часы для американских, голландских и японских фирм.
Все это привело к весьма парадоксальным изменениям в политическом структуре мировой экономики. Когда ее операционной единицей стал зем ной шар, экономические системы национальных государств начали отсту пать под давлением возникших офшорных центров, в большинстве своен расположенных в небольших или совсем крошечных карликовых государст вах, число которых заметно увеличилось после краха старых колониальны: империй. К концу «короткого двадцатого века», по сведениям Всемирное банка, насчитывалась 71 экономическая система с населением менее 2,5 мил лиона (:8 из них имело население менее юо тысяч), т. е. две пятых от числ; всех политических образований, официально имеющих собственную эконо мику (World Development, 1992). До начала Второй мировой войны столь не значительные единицы считались экономическими курьезами, не способны ми претендовать на статус государств*. Разумеется, тогда, как и теперь, OHI не были в состоянии защищать свою независимость в международных джунг лях, однако в «золотую эпоху- стало ясно, что такие государства могут про цветать не хуже, а иногда и лучше, чем большие национальные экономиче ские системы, оказывая услуги непосредственно мировой экономике. Отсгс да преуспеяние новых городов-государств (Гонконг, Сингапур) — расцве такой формы государственного устройства последний раз наблюдался в сре^ ние века; превращение небольших монархий Персидского залива в главны участников мирового инвестиционного рынка (Кувейт) и множество офшор ных прибежищ от законов государства.
Подобная ситуация способствовала увеличению этнических национала стических движений в конце двадцатого века, снабдив их неубедительным: аргументами в пользу жизнеспособности, например, независимой Корсик:
* Только в начале iggo-x годов древние карликовые государства Евроны — Андорру, Лихте! штейн, Монако, Сан-Марино — стали рассматривать как потенциальных членов ООН.
«Золотая эпоха>.
или Канарских островов. Неубедительными, потому что единственным видом независимости, достигнутым в результате такого отделения территории, было сугубо политическое отделение от национального государства, с которым эти территории первоначально были связаны. Экономически отделение должно было почти наверняка сделать их более зависимыми от транснациональных корпораций, поскольку самым подходящим миром для таких гигантов является мир, населенный карликовыми государствами или вообще лишенный государственности.
Было понятно, что промышленность переориентируется от высокооплачиваемого труда на низкооплачиваемый, как только это станет технически возможным и рентабельным, и открытие, что некоторые рабочие с темным цветом кожи бывают не менее профессиональными и образованными, чем белые рабочие, добавило преимуществ высокотехнологичным отраслям, размещающимся в странах третьего мира. Однако имелась еще более убедительная причина того, почему экономическому буму в «золотую эпоху» суждено было привести к перемещению производства на дальние расстояния от старых промышленных центров. Это было своеобразное «кейнезианское» сочетание экономического роста капиталистической экономики, основанной на массовом потреблении, с полной занятостью, высокой оплатой и прочной защищенностью рабочей силы.
Это сочетание являлось, как мы видели, политической конструкцией. Оно опиралось на эффективный политический консенсус левых и правых партий в большинстве западных стран, где экстремистские фашистские и ультранационалистические элементы были устранены с политической сцены Второй мировой войной, а левые радикалы—«холодной войной>:. Оно также основывалось на открытом или негласном соглашении между работодателями и рабочими организациями ограничивать требования рабочих пределами, не препятствующими прибылям, а также на перспективах получения высоких прибылей, достаточных, чтобы оправдать огромные капиталовложения, без которых стремительный рост производительности труда в «золотую эпоху» не мог бы быть достигнут. В шестнадцати самых промышленно развитых рыночных экономиках капиталовложения увеличивались на 4,5% в год, что примерно в три раза превышало рост капиталовложений с 1870 по 1913 год, даже принимая во внимание гораздо меньший рост инвестиций в Северной Америке, снижавший общие показатели (Maddison, 1982, Table 5.1,p. 96). Однако на деле это соглашение являлось трехсторонним, поскольку в нем были задействованы, формально или нет, правительства, координировавшие пе-Золотые годы
реговоры между трудом и капиталом, теперь обычно называвшимися (по крайней мере в Германии) «социальными партнерами». После окончания «золотой эпохи» эти соглашения начали подвергаться яростной критике со стороны догматиков свободного рынка, называвших их «корпоратизмом», — словом, вызывавшим полузабытые и неуместные в данном случае ассоциации с межвоенным фашизмом.
Эти сделки были выгодны для всех договаривающихся сторон. Работодатели, которые не возражали против высокой заработной платы во время длительного бума, приносившего большие прибыли, приветствовали предсказуемость, упрощавшую перспективное планирование. Рабочие имели регулярные прибавки к заработной плате, дополнительные льготы и растущук щедрость «государства всеобщего благоденствия». Правительство получалс политическую стабильность, ослабление коммунистических партий (за ис-ключением Италии) и предсказуемые условия для управления макроэконо микой, к которому перешли теперь все государства. Экономики промышлен но развитых капиталистических стран процветали хотя бы потому, что впер вые (за пределами Северной Америки и, возможно, Австралии) экономик* массового потребления возникла на базе полной занятости и постоянно уве личивающихся реальных доходов, подкрепляемых социальным обеспечени ем, которое выплачивалось вовремя благодаря растущим государственный доходам. В счастливые 1960-6 годы некоторые неосмотрительные правитель ства заходили настолько далеко, что гарантировали безработным (которыз тогда было немного) пособие, составляющее 8о% их бывшей зарплаты.
До конца 19бо-х годов политика «золотой эпохи» отражала такое положе ние дел. После войны повсюду появились убежденные реформистские прави тельства: в США состоявшие из последователей Рузвельта, а в странах, прини мавщих участие во Второй мировой войне (за исключением оккупированное Западной Германии, в которой до 1949 г°Да не существовало ни независимы: институтов власти, ни выборов), социал-демократические или социалиста ческие. До 194? года в них входили даже коммунисты. Радикализм времен Со противления повлиял и на возникавшие консервативные партии (западно германские христианские демократы вплоть до 1949 года считали, что капи тализм неприемлем для Германии (Leaman, 1988) или, по крайней мере, иде вразрез с ее курсом). А британские консерваторы поддерживали реформ! лейбористского правительства, образованного в 1945 году.
Однако, как ни странно, реформизм вскоре сдал свои позиции, чего нель зя сказать о стремлении к
согласию. Великим бумом 1950-х годов почти пс всеместно руководили правительства умеренных консерваторов. В США ( 1952 года), в Великобритании (с 1951 года), во Франции (за исключением кс ротких эпизодов коалиционного правительства), в Западной Германии, Итг лии и Японии левые были полностью отстранены от власти, хотя Скандинг