— Американ хаус. Здесь недалеко, минут пятнадцать пешком.
Что за дом такой!?
— В черте города есть американская военная база?!!
— Да нет! Все американские базы расположены южнее, в бывшей американской зоне оккупации. А у нас здесь только британские и бельгийские, и их не так уж и много.
— Так куда же мы тогда идем?
— К американскому дому
— Да что за дом такой? Консульство?
— Йа, йа.
Ну, теперь все прояснилось. Час от часа не легче! Вот уж где мне точно светиться не нужно. У меня возникает плохое предчувствие.
У американского консульства, где уже собралась огромная толпа народа, начинаются выступления ораторов. В качестве трибуны выступающие используют небольшой грузовичок с откидными бортами. Над площадью разносятся пламенные речи, усиленные микрофоном и большими колонками. Ну, думаю, сейчас-то я и смоюсь по-тихому. Ага… размечтался! Вместо этого меня подталкивают к машине, а потом и вовсе затаскивают наверх и заставляют толкнуть речь. Смиряюсь с неизбежным.
Начинаю вполне политкорректно. Напоминаю всем о недавнем Дне Победы и призываю рассматривать окончание войны не как поражение Германии, а как освобождение немцев от "бесчеловечной нацистской тирании" и начало нового этапа в жизни страны. Призываю к тому, чтобы споры между странами больше не выходили за пределы ринга, футбольного или хоккейного поля. Мне начинают свистеть, немцы машут флагами и транспарантами, напирая на полицейских, которые рядами выстроились поперек улицы и вдоль здания консульства. Какая-то девчонка вдруг, с визгом бьет древком флага по шлему полицейского и тут же огребает дубинкой сразу с двух сторон. Падает на асфальт. Гул усиливается, толпа давит. Я понимаю, что еще немного и начнутся беспорядки. Пострадают люди. Надо срочно выплеснуть энергию демонстрантов. Нужно что-то простое, понятное.
Поднимаю руку, сжимаю кулак и начинаю скандировать: "Янки гоу хоум", долбя кулаком "небо". Толпа подхватывает. Крики еще больше усиливаются, но на полицейских уже никто не смотрят — все наблюдают за мной. Продолжая скандировать со всеми, другой рукой показываю кулак с оттопыренным большим пальцем и в древнеримском стиле переворачиваю его вниз. Демонстранты повторяют жест за мной, еще громче скандируя "Янки гоу хоум". Раздаются первые аплодисменты. Чувствую себя будто на концерте.
Обратно возвращаемся в похоронном молчании. Сергей Сергеевич на меня даже не смотрит, альфовцы так и вообще выстроились вокруг "немецкой свиньей", тараня толпу и оттесняя журналистов прочь. Те пытаются прорваться, что-то кричат, суют микрофоны на длинных штангах. Бесполезно. Лишь Леха продолжает все снимать на камеру, подмигивая мне. "Мамонт" явно пребывает в отличном настроении. Ну как же… Такое шоу Селезнев опять устроил — войдет в историю. Еще и внукам будет рассказывать: "И тут мы с Витькой…"
Что я в очередной раз даже не вошел в историю, а впрыгнул в нее наскоком, становится понятным сразу после прибытия в гостиницу. В холле отеля все стоят у телевизора и смотрят трансляцию. Боксеры, тренеры, постояльцы внимают экстренному выпуску новостей по каналу ZDF. Вот Витя толкает речь, которую впрочем, трудно расслышать из-за гула толпы, а вот демонстранты наскакивают на полицейских. Ну и хит сезона — Селезнев приказывает "добить американцев", скандирую "Янки гоу хоум". И как гады смонтировать то успели?? Час всего прошел, а в новостях все выглядит так, что я главный зачинщик. Падаю в кресло, закрываю глаза. Мне конец. Кремлевские такого не простят. Теперь точно посадят на железную цепь.
Краем уха слышу интервью, что дает американский консул немецким журналистам. Тоже быстро подсуетился. "Советская провокация", "гнусное подстрекательство" и все в таком духе.
— Да не журись ты, Вить — рядом усаживается Леха — Все будет пучком. Здорово вмазал янки
— Мне конец — я тру веки пальцами — Романов не простит подрыв отношений с немцами. Тут газопровод, контракты, а я в борт разрядки такую торпеду выпустил
— На людях может и поругают — рассудительно замечает "мамонт" — А между собой поблагодарят. Неужели ты думаешь, что наши не спонсируют все эти антивоенные митинги? А тут такой успех, на весь мир прогремели. А если еще и песню напишем… Ты знаешь, сколько я наснимал? На два клипа хватит
А это идея! Да и с кремлевскими теперь можно все совсем по-другому повернуть.
— Леха, ты гений! — я жму руку "старшему брату"
— Я всегда это знал — "мамонт" довольно улыбается — Почаще мне об этом говори.
Мы ржем аки кони и все бледные советские лица поворачиваются к нам. Глаза Сергей Сергеевича и Киселева лезут на лоб. Ретлуев вертит пальцем у виски. Нет, друзья мои. Я не сошел с ума. Я только что с подсказки Лехи придумал, как поражение обернуть победой.
---
12 мая 1979 г, суббота
ФРГ Кельн
Субботнее утро начинается с того, что… Короче, хреново начинается это утро. Сергей Сергеевич, ни свет ни заря, стучит в нашу дверь со словами, что меня ждут в номере Киселева. Срочно. Вот и началось… Я наскоро умываюсь и выскакиваю из номера, натолкнувшись в коридоре на куратора, поджидавшего меня под дверью. Все, видно я окончательно вышел из доверия! Теперь даже по этажу под конвоем ходить буду. «Берия, Берия — вышел из доверия. А товарищ Маленков — надавал ему пинков…»
— Сергей Сергеевич, что хоть случилось-то?
— Посол из Бонна примчался.
— А кто у нас здесь посол? Валентин Фалин?
— Если бы! Фалина еще в ноябре отозвали. Теперь здесь послом Семенов Владимир Семенович, бывший зам Громыко.
— Злой приехал?
— Да уж не радостный…
В номере Киселева все начальство в сборе. Включая посла. Пожилой седой мужчина, которому хорошо уже за шестьдесят, а то и все семьдесят, хмур и неприветлив. Наезжает на меня, даже не представившись и не дав открыть мне рта.
— Это что за самодеятельность?! Что за подстрекательство к бунту?? Кто дал разрешение участвовать в митинге?
Мне кивают на пачку немецких газет, на первых полосах которых везде моя физиономия со вчерашнего митинга. А в «Die Welt» еще и заголовок аршинными буквами «Русские пришли!»
— Ты что себе позволяешь, мальчишка?! Слава совсем голову вскружила?
И дальше все в подобном духе. Единственное, что я извлекаю полезного из его ругани — это узнаю, что вчера вечером ему позвонили из немецкого МИДа и выразили свое «фе». Немцы требуют от посла объяснений, а мое пребывание на территории ФРГ названо нежелательным.
— Так меня высылают?
— Пока нет. Но твое участие в антивоенной демонстрации посчитали вмешательством во внутренние дела ФРГ.
— Во-первых, моей вины в произошедшем нет. У нас все заснято на камеру — можете сами убедиться. Нас просто схватили и потащили. Во-вторых, насколько я понял, это всего лишь пожелание одного отдельно взятого чиновника, решившего выслужиться перед американцами, а не официальная позиция немецкого МИДа, и уж тем более канцлера Шмидта. Я вообще не та персона, чтобы такие важные люди тратили на меня свои выходные. И, в-третьих, вместо того, чтобы орать на меня, нужно подумать, как можно решить эту ситуацию с наибольшей для СССР выгодой.
— Что ты имеешь в виду? — Недовольство посла сменяется холодной заинтересованностью.
— Можно просто проигнорировать мнение чиновника и остаться. А можно все повернуть так, что немцы еще и сильно виноватыми останутся. Не забывайте, что здесь сначала было подозрительное отравление Савченко. А после моей победы в полуфинале над Интлекофером, бурный протест немцев. Так что мою высылку вполне можно представить как очередную провокацию против советских спортсменов и месть хозяев чемпионата за поражение их спортсмена.
У Киселева от возмущения только что пар из ушей не идет.
— Какая высылка?! Сегодня вечером финал, золото у тебя практически в кармане!
Я окидываю его ледяным взглядом
— А кто сказал, что я сегодня стану победителем чемпионата? Перунович — это вам не Интлекофер, югослав — боксер совсем другого уровня и очень серьезный соперник, а я сейчас далеко не в лучшей своей форме. Когда я к вам пришел после Англии с желанием потренироваться, вы лично выставили меня за дверь, хотя могли бы и разрешить — вам это ничего тогда не стоило. — Киселев смущенно отводит глаза. Ретлуев тоже сконфуженно откашливается — А потом выдернули меня сюда без подготовки, когда возникла нужда. Мое серебро — это уже чудо, но удастся ли мне повторить такое чудо с югославом, большой вопрос.
— Хочешь сказать, что ты не уверен в своей победе?
— Да, не уверен. И не хочу давать пустых обещаний. Возможно, для нашей страны будет гораздо лучше, если я уеду сейчас со скандалом, напоследок громко хлопнув дверью. Тогда не будет моего поражения, а победа Перуновича будет признана чисто технической. Никто ведь не мешает вам через пару-тройку недель провести в Москве товарищеский матч с югославами. А я обещаю подготовиться к нему со всей ответственностью и приложу все усилия, чтобы взять реванш.
В номере воцаряется тишина, все сосредоточенно обдумывают мои слова. Наконец, посол поднимает на меня глаза.
— Ты ведь понимаешь, что этот вопрос может решить только Москва, а для этого нужно время?
— Понимаю. Поэтому, наверное, вам лучше вернуться в Бонн и переговорить по закрытой линии с Евгением Максимовичем. Пусть они с Романовым примут окончательное решение — выступать мне, или же немедленно возвращаться в Москву. Я выполню любой приказ Москвы.
Посол еще пару минут раздумывает, а потом решительно понимается.
— Ждите моего звонка. А ты, умник — он разворачивается ко мне — собери на всякий случай вещи и продумай, что будешь говорить журналистам. Возможно, тебе действительно придется срочно возвращаться в Москву, но пресс-конференции нам в любом случае не избежать.
Я киваю и провожаю его печальным взглядом.
— Черт знает что! Это не спорт, а…
— …политика. — Заканчиваю я фразу за Киселевым. — И политика зачастую гораздо важнее спорта. Не расстраивайтесь, товарищеский матч с югославами в преддверии Олимпиады нам всем не помешает. Вот еще бы кубинцев в Москву пригласить, было бы совсем хорошо. Мне кажется, мы здорово недооцениваем наших кубинских камрадов.