— Не намекаю, а прямо говорю: мне срочно надо в Италию дней на пять. Узнать что там с продажами сборного диска по итогам Сан-Ремо, дать несколько интервью в прессе и на ТВ, вызвать туда Гора и решить, наконец, вопрос с нашими итальянскими гастролями. А заодно узнаю, что это за заходы Сержио Рицолли к Анне.
— С Анны как раз нужно бы начать.
Тут я начинаю хохотать, вызывая оторопь у Веверса
— Имант Янович, вы уж определитесь с кого мне «начинать». С Анны или с Александры Валк, которую вы ко мне приставили. Как у вас в КГБ это называется? Медовая ловушка?
Веверс сдержанно улыбается, даже не собираясь опровергать мою догадку
— Ничего, ты у нас парень молодой, справишься. И кстати, надо бы перевести деньги с твоих итальянских счетов на оффшор. Займись этим в Риме.
Я просто теряю дар речи от такой неслыханной наглости! Еще и деньги от продажи кольца отдать?!! А не жирно ли вам будет, генерал?! Нет, ну, нельзя же так борзеть. Пора дать отпор этому вымогателю! Сантименты закончились, и отныне с Виктором Станиславовичем вам придется все-таки считаться.
— Нет, Имант Янович. На эти деньги вы можете даже не рассчитывать. Я понимаю, что аппетит приходит во время еды, но меру нужно знать. Достаточно того, что вы получили от меня клад и оффшорный счет.
— Виктор, не хами! В счет клада ты получил дом в Серебряном Бору.
— Очень смешно! Золота, денег и драгоценностей в этом кладе хватило бы на десять таких домов. А то и на двадцать. Так что этот дом — всего лишь часть вознаграждения, полагающегося мне от государства за сдачу клада, и не более того. А деньги в итальянском банке мы с вами будем считать другой его частью. Я не собираюсь экономить в Риме каждую лиру.
— Не прибедняйся. У тебя еще есть авторские в валюте.
— Есть. Только о них все знают. И не сегодня, завтра чиновники из нашего Минфина наложат на них свою лапу. Процент-то помните, какой они берут?
— Кажется 75 %?
— Вот то-то и оно! Так что от моих авторских мало что останется после выплаты налога, считайте, что практически даром на Запад работаю.
Укоризненно смотрю на Веверса и печально вздыхаю, качая головой.
— Не нужно, Имант Янович. Не загоняйте меня в угол. Я вам не мальчик, и пора уже начать со мной считаться. Разве я мало делаю для своей страны? Что я вообще вижу кроме дома и студии? И я, и мои сотрудники — мы вкалываем, как негры на плантации, без продыха и без выходных. И вкалываем за копейки. Копейки, не спорьте! Любой музыкант в хорошем ресторане получает гораздо больше нас, и не напрягаясь. А мне еще и приходится доплачивать всем сотрудникам из своих денег. Раньше я их из клада брал, а теперь уж и не знаю, как буду выкручиваться!
Я встаю и подхожу к окну, рассматривая через стекло яркое весеннее небо. Говорю тихо. Проникновенно. Чтобы до этого упертого латыша уже дошло, наконец.
— Давайте не будем ссориться по пустякам. Если вы сейчас проявите неуступчивость, я ведь все равно придумаю способ, как вывернуться. Но тогда уж простите, заниматься делами фонда и рвать жилы, зарабатывая деньги для ваших спецопераций, я больше не стану. Мне хватает и того неподъемного груза, что возложили на меня Романов со Щелоковым. А ведь я не двужильный. Да и времени на все это у меня уже просто физически не хватает. Пощадите, Имант Янович! Отвык я уже копейки считать за тридцать-то лет, чай не мальчик давно…
Молчим… Каждый думает о своем. Наболевшем. И у каждого из нас, наверное, своя правда. Но прогибаться «чего изволите» больше не хочу. Хватит. Напрогибался уже в прошлой жизни по самое «не могу». Пусть сам теперь решает, что ему важнее — деньги или нормальные отношения со мной.
— Ладно… забудем об этом разговоре. Но хочу, чтобы ты понимал и мою позицию: дело не в деньгах. Просто …так правильно, понимаешь? Только ты в той своей ненормальной жизни об этом успел забыть.
Я пожимаю плечами и возвращаюсь за стол. Напряжение спало, консенсус найден. Вроде бы добился своего, но ощущение такое, словно вагон в одиночку разгрузил.
— Имант Янович, мне бы еще нужно сегодня с айфоном поработать. Впереди съемка антивоенного клипа, надо посмотреть, что в сети есть на эту песню. И хотел спросить: наверняка у вас в конторе есть высокочувствительная записывающая аппаратура с подавлением шумов? Нельзя ли ей воспользоваться, чтобы не мучится, переписывая вручную слова и ноты песен? Давайте хоть в этом вы облегчите мне задачу. Тогда мне не придется сюда мотаться и тратить время на дорогу.
Веверс задумывается ненадолго и согласно кивает.
— Хорошо. Такая возможность есть. Можно еще и чувствительную камеру попробовать использовать, чтобы записать изображение с экрана айфона.
— Отлично! Я бы тогда дома и с видеокассетой поработал.
— Только не оставляй эти кассеты без присмотра. Твой Коростылев этого видеть не должен. Я его кстати, предупредил насчет клада. Чтобы молчал в тряпочку. И взял подписки о неразглашении.
Эх… Леха, тоже попал под каток КГБ.
Генерал выходит из кабинета, оставляя меня одного, и я, наконец, перевожу дух. Уф-ф… Я даже и не рассчитывал на такое чуткое понимание.
---
14 мая 1979, понедельник
Москва, Серебряный бор
Разбудил меня далекий телефонный звонок. Вставать не хотелось совсем. Тело ломило, голова была тяжелой. Но звонок не умолкал. Будь проклят Александр Белл, придумавший это чудовище. Я встал, и путаясь в новой обстановке, попытался найти телефон. Нашел радиотелефон на подзарядке в прихожей на специальном столике.
— Алло — я зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть
— Виктор? — в трубке раздался приятный мужской голос — Это секретарь товарища Щелокова, майор Трегубцев. Николай Анисимович просит тебя приехать на Огарёва. Когда за тобой удобно выслать машину?
Я еще раз зевнул, пытаясь сообразить зачем я так срочно нужен всесильному министру МВД и члену Политбюро. Разве что это вызов из серии «на ковер» по итогам Кельна…
— Да можно прямо сейчас… Минут через сорок я буду готов.
Тут я услышал шлёпанье позади, обернулся и узрел жующего Леху.
— Хотя постойте, не надо машину. Я сам приеду
— Отлично, мы ждем!
Вешаю трубку и вопросительно смотрю на «мамонта».
— Еще вчера Имант Янович позвонил, объяснил, где вы теперь живете — пожимает плечами Леха — А утром еще раз набрал и вызвал «с вещами»
Этого Веверса становится слишком много. Я смотрю на часы, что висят над телефоном. Четверть одиннадцатого. Вот же я проспал… В студии поди удивляются — куда пропал. Хотя нет, о нашей моментальной эвакуации из ФРГ знает наверное только Альдона. А она никому не скажет.
— Вить, оладушки я того — «мамонт» чешет затылок — Уполовинил
Мы идем на кухню и я читаю мамину записку, в которой она желает мне удачного дня и объясняет, что оладьи стоят на плите. Стояли. Теперь их поредевшая горка возвышается на тарелке в центре стола. В окружении сметаны и варенья.
Через полчаса, поевший и подобревший, я уже сижу на заднем сидении Мерса. Сзади и спереди мчатся две черные Волги. Впрочем, они мне не мешают строить планы по завоеванию мира. Сначала слетать на космическую станцию МИР, как только ее запустят, потом…
— … Херня полная! — красный от гнева Щелоков ударил рукой по столу — Тебя зачем в Кёльн посылали?!? В демонстрациях участвовать??
— Но ведь Григорий Васильевич положительно оценил мою…э роль в этом деле — я оглянулся в попытке найти поддержку, но в кабинете министра мы были одни. Щелоков не соизволил выйти из-за рабочего стола и я сидел перед ним на стуле как нашкодивший школьник
— Генеральный еще не вник до конца во все дела — хмурый министр откинулся в кресле — Надо же и собственные мозги иметь! Кто тебя просил кричать «янки гоу хоум»?? Ты знаешь, что американский посол звонил Примакову, ругался. А тот мне! Как ты думаешь, я хочу выслушивать за тебя мидовскую критику?
— Да что произошло то, Николай Анисимович?! Вы же явно не из-за Кельна завелись!
Как в воду глядел. Министр побарабанил пальцами по столу, потом подвинул ко мне стопку документов. Это были сводки Главного управления исправительно-трудовыми учреждениями (ГУИТУ) по ситуации в колониях по всему Союзу. Судя по цифрам, на зонах резко участились бунты.
— Идея про третью ходку пожизненную твоя была? А изолировать воров в законе на специальных зонах? — Щелоков устало потер набрякшие веки — Вот теперь разгребаем. Идея как-то утекла и стала известна криминальным авторитетам. Теперь они подбивают заключенных на бунты…
— Это не через меня — тут же отперся я — У вас же в МВД сейчас есть детекторы лжи, я готов…
— Да знаю, что ты готов — министр рыкнул и рванул документы у меня из рук — И знаю, что не через тебя. А через кого?!
— Что за крики, а драки нет? — в кабинет без стука зашла Светлана Владимировна Щелокова. Жена министра была одета в белое летнее платье, на лице сияла приветливая улыбка.
— Витенька, ты уже вернулся из ФРГ? Почему не позвонил?
— Да тут такое дело… — растерялся я, привставая и целуя Щелокову в щеку
— Скандал там случился — министр тоже встал, подвинул жене стул — Ты вчера программу Время не смотрела?
— Ты что забыл, что я была у Гали? — Щелокова присела рядом со мной, потрепала меня по волосам — Коля, с Брежневой надо что-то делать. Это беспробудное пьянство… Она после похорон не выходит из запоя. Давай решать. Юра согласен отправить ее на лечение в…
— Вить, ты вот что… — министр хмуро посмотрел на меня — Сядь на место секретаря и набросай мне свои соображения по известному тебе вопросу. Надо как-то выходить из сложившейся ситуации, одними карательными мерами тут не обойдешься
— Амнистия? По мелким уголовным делам? — уточнил я, вставая из-за стола
— Да, что-нибудь в этом духе — кивнул Щелоков
Я попрощался со Светланой Владимировной, пообещал ей заехать в гости и вышел из кабинета. А в приемной тут же нос к носу сразу столкнулся с Еркиным. На лице генерала прибавилось морщин, впрочем и звездочек на погонах тоже.