Клаймич многозначительно замолкает, но мне это имя ничего не говорит. Пожимаю плечами.
— Витя, это главный автор песен Сони Ротару. Так что жди теперь в гости Евдокименко.
— А это кто?
Мой директор иронично закатывает глаза к небу. Но поскольку входит Полина Матвеевна с кофе, при ней он блюдет субординацию и не спешит обвинить меня в дремучести и незнании главных персонажей нашего советского шоу бизнеса.
— Толя Евдокименко — это директор, а по совместительству и муж Сони. У них в последнее время и так-то с репертуаром неважно, ярких новых песен у Сони давно не было. Кроме дуэта с Карелом Готтом даже вспомнить нечего. Теперь и вовсе плохо будет. А учитывая ваши напряженные отношения с Пугачевой, Толя обязательно к нам обратится, он ее сам терпеть не может.
— А что он вообще за человек?
— Мужик хваткий, но жадноват.
Я начинаю в голове прикидывать перспективы нашего сотрудничества. «Лаванда», «Меланхолия» и «Луна, луна» — это как минимум. А там и еще чего-нибудь — «Хуторянка» та же, или «Белые лебеди». Да и из пугачевского репертуара можно щедрой рукой каких-нибудь хитов Соне отсыпать, для такой дюже гарной дивчины ничего не жалко. А что у нее муж-директор жмот, так мы и не с такими справлялись. Поднимаю глаза на Клаймича, который ждет моего решения:
— Будем с Соней работать. Обязательно. Пусть готовят деньги. А вы готовьтесь лететь в Японию. Звонил Гор — нужно ваше присутствие при подготовке концертов в Токио и Киото.
Постепенно понедельник подходит к своему концу. Сотрудники разъезжаются по домам, студия пустеет. Я вожусь с документами в кабинете, Леха, махнув на меня рукой, один отправляется пить чай в столовую. Наконец, с бумажками покончено, и я, потягиваясь, тоже направляюсь вниз. Проходя мимо раздевалки, слышу оттуда какой-то сдавленный смех. Тихонько открываю дверь и вижу… стройное женское тело в белых трусиках и лифчике. Головы почти не видно — она скрыта платьем. Но каштановую шевелюру не узнать невозможно. Александра — «этот город наш с тобою»! Сашка пытается через голову снять платье и запуталась в нем. Ее руки нащупывают застежку молнии и не могут найти. Ах, как неосторожно!
Я тихонько подхожу ближе, обхватываю девушку за талию. Она ойкает и замирает.
— Кто здесь?!
— Спокойно, Маша, я Дубровский!
Аккуратно дергаю язычок молнии, Сашкина голова, наконец, освобождается от платья. Девушка испугано начинает поправлять растрепанные волосы. Зрачки расширены, грудь вздымается от учащенного дыхания. Да-а …пикантная ситуация! Сам не понимая, что делаю, я наклоняюсь вперед и целую Сашу в горячие губы. Платье падает из ее рук, наш поцелуй становится все жарче.
— Подожди, подожди! — шепчет Александра — Сейчас кто-нибудь зайдет… Остановись…
Но кто же в такой момент добровольно останавливается? Педали тормоза в салоне этого мчащегося автомобиля нет — я уже не могу остановиться. Мои руки путешествуют по этому божественному женскому телу и живут отдельной жизнью от моих мозгов. Те кажется, уже совсем отказали, потому что в какой-то момент я вдруг обнаруживаю себя склонившимся над Сашкой и жадно целующим ее грудь.
— Витька, ты куда пропал? — орет на весь коридор Мамонт, и этот вопль действует на нас как ушат холодной воды.
Сашка отскакивает от меня и сдавленно шипит:
— С ума сошел? Уходи немедленно!
Я растерянно киваю и пячусь к двери, но глаз от ее тела все равно оторвать не могу. Безумие какое-то, прямо как пацан малолетний! Хотя почему как?! Эта мысль окончательно приводит меня в чувство, и я спешу навстречу Лехе, чтобы увести его подальше от раздевалки. Вот бы сейчас вляпался! И Сашку опозорил, и себя последним козлом выставил бы. Хорошо, что Мамонт у меня такой громогласный! Господи, дай мне сил справиться с этим наваждением, я кажется и впрямь сошел с ума…
---
Прямо с утра во вторник дома раздался телефонный звонок. В трубке бодрый женский голос.
— Виктор Селезнев?
— Да.
— Вам из Свердловского райкома комсомола звонят. Еле разыскала вас.
— А в чем, собственно, дело? — я посмотрел на часы. Девять утра.
— Наш адрес знаете? Улица Чехова, дом 7. Будьте к часу дня. И без опозданий.
— Так по какому вопросу?
— По организационному.
В трубке раздаются гудки. Ну, очень вежливая дама…! Ни «здрасьте» тебе, ни «до свидания». Я пожимаю плечами и еще раз смотрю на часы. Вроде успеваю. Сначала на тренировку по боксу, потом по дороге в студию заскочу на Чехова. Наверное, с комсомольскими взносами напортачили. Но почему тогда меня вызывают, а не Веру, которая у нас комсорг студии?
Потягиваясь, я иду на кухню, приветствую «мамонта» и мы с Лехой плотно завтракаем. День предстоит насыщенный — требуется много сил.
Сил и правда уходит много. Сначала кровушки вволю пьет Киселев. Тренировка силовая, заканчивается ОФП и отжиманиями на кулаках. Потом приходится помогать Лехе с колесом. У Мерса незаметно спустила покрышка и мы в четыре руки ставим запаску. Пока корячимся, вокруг автомобиля собирается целая толпа. Кто-то реагирует на незнакомую иномарку, кто-то на мое очень даже знакомое лицо. Охрана встает в круг, но помочь — не предлагает. У них своя работа. Быстро кидаем инструменты, домкрат в багажник и мчимся на улицу Чехова. Я уже прилично вымотан и голоден. А ведь после райкома и студии надо еще вечером заехать в Кремль. Романов вернулся из поездки по стране и требует меня «на ковер».
Здание райкома — монументальный серый дом с табличкой и массивной дверью. Внутри полно народу. Молодые парни и девушки снуют по коридорам, у многих в руках папки и документы. Вид у всех деловой, некоторые парни в костюмах и галстуках. Словно в министерство попал. Вот она — новая поросль советской партократии.
— Селезнев? — рядом со мной останавливается высокая девица в строгом, синем платье, на тощей груди комсомольский значок. Конопатое лицо буквально усеяно веснушками, особенно досталось носу — настоящая картошка — Почему опаздываешь? Тебя уже ждут в актовом зале.
— Опаздываю? — я смотрю на свой Ролекс и тут же перехватываю презрительную гримаску на лице активистки — На моих еще без пяти час. А где этот ваш актовый зал??
— Третий этаж, направо.
Побродив по зданию, я подхожу к двери актового зала над которой висит надпись — Бюро райкома. На доске объявления рядом приколот слегка вспухший посередине лист ватмана. На нем черным чертежным шрифтом написано: «13.00 Персональное дело комсомольца Селезнева В. С.». Моя нижняя челюсть начинает жить собственной жизнью. Я протираю глаза, удивленно оглядываюсь на Леху. Тот тоже видит ватман, недоуменно пожимает плечами. Не успевает он дотронуться до ручки двери, как та распахивается, и нам навстречу выходят двое. Один толстый, с ранними залысинами мужчина в строгом аппаратном костюме. Второй — молодой очкастый парень, в белой рубашке с закатанными рукавами.
— Ага. На ловца и зверь бежит — толстяк разглядывает меня с ленинским прищуром — Что же вы товарищ Селезнев опаздываете на собственное персональное дело?
— А вы собственно, кто будете? — я кошусь на своих охранников и вижу, что один из парней уже отошел к окну и крутит диск местного телефона, прикрепленного в простенке. Правильная мысль, нужно срочно звонить Веверсу.
— Я — первый секретарь Свердловского райкома комсомола, Константинов Андрей Вячеславович — толстяк окидывает меня взглядом. Задержавшись на джинсах и кроссовках, хмыкает. — А это второй секретарь, Геннадий Перепелкин.
— Ты Селезнев, заходи — Перепелкин подталкивает меня к двери — График не резиновый, у нас еще несколько вопросов в повестке дня.
Вячеслав вежливо отстраняет его и заходит первым. Я иду следом. Небольшой зал заставлен рядами стульев и полон народа, в конце подиум больше похожий на сцену. На нем стол, покрытый красной скатертью. Обязательный бюст Ленина, какие-то лозунги над сценой. С боку у стола сидит молодая девушка-секретарь, перед ней стопка чистых листов. Все, молча, пялятся на меня, я на них.
Перепелкин указывает мне на единственное свободное место с краю в первом ряду. Сажусь. Вячеслав решительно сгоняет какого-то парня и усаживается рядом. Ребята-охранники остаются у дверей зала.
— Итак, товарищи, начинаем собрание — Константинов с замом уже поднялись на сцену и уселись на стулья в президиуме — Докладчиком по первому вопросу у нас выступит Геннадий Перепелкин. Есть возражения? Возражений нет.
Перепелкин встает, откашливается. Смотрит на исписанный лист, лежащий перед ним.
— Первым пунктом в повестке дня нашего сегодняшнего собрания рассмотрение персонального дела комсомольца Селезнева. Кто за то что бы начать обсуждение прошу голосовать. "За"… "Против"… "Воздержались"…
Вокруг меня поднимается лес рук.
— "За" единогласно. Предлагаю следующий регламент. Десять минут на доклад, по пять минут на обсуждения. Возражения есть?
Возражений, естественно, нет. Внезапно двери открываются, и в зал заходит пожилой мужчина в сером невзрачном костюме. На ногах старомодные черные ботинки в…калошах! Поднимаю взгляд и узнаю главного идеолога страны — Суслова.
— Товарищи! — Константинов подобострастно подскакивает на ноги и с придыханием произносит — Наше собрание посетил член Политбюро ЦК КПСС, товарищ Михаил Андреевич Суслов.
Народ вскакивает, оглядывается на дверь, раздаются аплодисменты. Узкое, аскетичное лицо Суслова озаряется скромной улыбкой.
— Товарищ Суслов, пожалуйста, проходите в президиум — первый секретарь пытается уступить ему свое место. Делает знак рукой, чтобы на сцену принесли еще один стул
— Нет, нет! Продолжайте, пожалуйста, я просто в зале посижу. Не обращайте на меня внимание.
Суслов скромно отмахивается от приглашения в президиум и садится с краю во второй ряд, прямо за моей спиной. Я просто лопатками чувствую его колючий взгляд. Оборачиваюсь и вежливо здороваюсь
— Здравствуйте, Михаил Андреевич!
— Здравствуй, Виктор — так же вежливо отвечают мне.