и не предпочли их игу изгнания, были обращены в самое тяжелое рабство; они быстро были поглощены массой немецких колонистов. Прекращение померанской династии в 1295 г. позволило ордену овладеть Померелией, занять правый берег Вислы и таким образом установить непосредственное сообщение с импе рией (1308–1309).
«Странные люди были эти тевтонские рыцари: грубые солдаты и осторожные администраторы, монахи, способные на величайшее самоотречение, и отважные купцы, они являются прежде всего смелыми и проницательными политиками». Жестокие и хищные, но настойчивые, храбрые и осмотрительные, поставленные судьбой в такие условия, которые как нельзя более благоприятствовали развитию отличительных черт их расы, они сумели основать могущественное государство без официальной помощи Германии и сумели удержать позицию, несмотря на бездействие императоров. Под их властью в этих восточных провинциях образовалась особая национальность, которая, благодаря смешению с литовцами и долгим войнам, приобрела необыкновенную жизнеспособность. Когда позднее завоевателям Пруссии пришлось соединиться с завоевателями Бранденбурга, то без труда совершилось слияние между обеими народностями, которые выросли в одинаковых условиях и, будучи подготовлены полной трудов молодостью к самым опасным предприятиям, рано научились распространять в чужих краях славу немецкого имени.
В провинциях восточной Балтики успех ордена был не так полон, но не менее блестящ. Покорение Семигалии в 1290 г. закончило период завоеваний; в это время немцы господствуют от устьев Шельды до устьев Наровы. Соборные церкви Дерпта и Риги, церкви св. Олафа и св. Николая в Ревеле свидетельствовали о могуществе немецких городских общин Ливонии, Эстонии и Курляндии; они принадлежали к самым деятельным членам Ганзейского союза, и их гордая независимость не раз становилась опасной для рыцарей.
Пробуждение национального чувства поляков. Эти тяжкие удары, наконец, пробудили или, вернее, создали национальное самосознание славян. Поляки, со всех сторон теснимые немцами, начали роптать против близорукой политики, из-за которой их отечество становилось добычей иностранцев, начали сознавать опасность дробления, которое лишало его сил для сопротивления. Когда народ твердо решается избежать порабощения, он всегда найдет случай для этого. Смерть Генриха IV Силезского в 1290 г. знаменует собой начало нового периода в истории Польши. Пржемыслав Гнезненский, которого поддерживала национальная партия, вследствие своей преждевременной смерти не успел приобрести сильного влияния (1296); он, по крайней мере, указал своим преемникам цель, к которой следовало стремиться, и, короновавшись королем, восстановил в глазах иностранцев независимость нации. Вскоре Польша находит драгоценного союзника в полуславянском народе — литовцах.
Литовцы, из которых пруссы составили передовой пост у Балтийского моря, обитали главным образом в бассейне Немана. Они делились на несколько крупных групп: жмудь обитали на Дубиссе и Невьяже, собственно литовцы — на Немане и Вилии; далее к северу обитали семигалы и летты (на Аа в Курляндии и на Неве), к западу — ятвяги (на Буге). Они распадались на множество независимых колен и вечно воевали с русскими; падение Киева усилило их честолюбие, и мечта о литовско-русской державе начинала уже тревожить воображение наиболее отважных литовских князей. Одному из них, Миндовгу, удалось прогнать остальных вождей и соединить вокруг себя всю нацию для завоевания соседних областей. Он овладел Витебском, Полоцком и Смоленском, обезоружил тевтонских рыцарей принятием христианства, приобрел покровительство Иннокентия IV и королевскую корону. Вскоре он вернулся к язычеству, что бы удовлетворить своих подданных, и попытался изгнать рыцарей; но в 1263 г. он был убит, и вновь раздробленная Литва, где старые распри осложнились теперь борьбой между язычниками и христианами, оставила Пруссию на произвол немцев. Однако надежды, возбужденные Миндовгом, не были совершенно забыты, и в следующем веке за осуществление его планов с большей энергией и успехом принялись Гедимин и Вигов. В истории Восточной Европы немного таких любопытных эпизодов, как образование этого литовского государства, которое, исключительно благодаря энергии нескольких смелых политиков, вопреки географическим и этнографическим условиям, возвышается до необыкновенного могущества и грозит полякам не меньшей опасностью, чем русским.
Обстоятельства, благоприятствовавшие успехам венгров. Тем, кто склонен сомневаться в замечательных способностях финской расы, достаточно указать на пример мадьяр, которые благодаря выдающимся дарованиям сумели отстоять свою национальность против враждебных народностей, окружавшим их страну со всех сторон. Ослабленные внутренними раздорами и политической смутой, предшествовавшей установлению феодального порядка, они перенесли немецкую иммиграцию, не утратив ни одного из своих прав, и даже татаро-монгольское нашествие лишь на короткое время задержало их развитие. Правда, обстоятельства благоприятствовали им. Горы, окружающие Венгрию с севера и востока, несмотря на то, что венгры не владеют их склонами, составляют отличную оборонительную линию, и славяне, отделенные этой преградой от своих соплеменников, без труда примиряются с владычеством мадьяр, которые притом в ту эпоху щадят их автономию и не нарушают их прав. На юге Кроация (Хорватия) со времени своего присоединения к Венгрии составляет род оборонительной марки, а Византийская империя, которая по своей слабости более не может внушать страха, старается помешать образованию сильной южнославянской державы, которая могла бы очень скоро сделаться опасным центром притяжения.
На севере и западе Венгрия граничит с Германией, но последняя всецело поглощена борьбой, в которой истощают свои силы Гогенштауфены, и не интересуется тем, что делается на востоке. Австрийские маркграфы заняты одновременно множеством предприятий и не могут быть так опасны для своих соседей, как Аскании. Наконец, Венгрия с этой стороны прикрыта славянскими плоскогорьями, которые пока лишь отчасти онемечены, — главным образом, Богемией и Моравией. Таким образом, иностранные колонии всегда остаются в Венгрии чем-то спорадическим, и немецкие императоры легко отказываются от своих прав на верховенство, чтобы приобрести в мадьярах союзников против Пржемысловичей.
Эти благоприятные условия не могли бы надолго обеспечить независимость венгров, если бы не специальные дарования этой расы, соединяющей в себе блестящие военные способности с выдающимся политическим талантом. Быть может, очевидность опасности усилила эти природные способности. Со всех сторон окруженные врагами венгры, подобно норманнам в Англии, сознавали необходимость дисциплины и твердой организации. Их дворянство, крайне высокомерное и ревниво оберегавшее свои права, никогда не обратилось в олигархию; если оно сильно суживает пределы королевской власти, то оно, по крайней мере, отчасти заменяет ее и, вовлекая в круг политических интересов значительную часть нации, подготавливает для будущего почти неисчерпаемый запас сил.
Владислав и Коломан. Два преемника Стефана Святого, Владислав Святой (1077–1095) и Коломан (1095–1114), расширяют границы страны до ее нынешних пределов и обеспечивают конечное торжество христианской цивилизации. Владислав покоряет Трансильванию, которая до сих пор была связана с Венгрией лишь слабыми вассальными узами. В восточных округах ее он поселяет мадьяр, так называемых чеклеров («пограничных жителей»), обязанных отражать вторжения. Он подготавливает присоединение Кроации. Коломан заканчивает его (1102), и кроаты, оторванные от сербов различием веры, без сопротивления покоряются владычеству, которое не посягает на их существенные права.
Внутри церковь вырабатывает свою организацию, собственность крепнет, и королевская власть приучает феодальное общество уважать ее прерогативы. Обязанности вассалов в то время нигде не были определены точнее, нигде подати не взимались легче, чем в Венгрии. Самые страстные противники мадьяр при виде этой превосходной организации испытывают зависть, которую плохо умеют скрыть. Немецкий епископ Оттон Фрейзингенский, удивляясь «милосердию Господа, давшего таким чудовищам столь приятную землю», хвалит их мудрость и покорность королю, «воля которого повсюду признается законом».
Упадок Венгрии (1114–1205). Однако вскоре Венгрия уступает соблазнам, которыми являются для нее смуты в Польше и Руси. Несколько раз она ставит королей на престолы Червонной Руси и Галиции. Это призрачные успехи; ими воспользуются позднее только Габсбурги, которые во время раздела Польши возобновят притязания Белы III и Андрея II на Галицию. В этих дурно веденных войнах нация без пользы истощила свои силы и королевская власть дискредитировала себя. Был момент, когда Венгрия едва не превратилась в византийский лен. Эгоистическая олигархия забирает в свои руки государственные должности. Епископы, владеющие огромными поместьями, составляют настоящее государство в государстве. Андрей II (1205–1235) признает за дворянами наследственные права собственности на вотчины и должности, пожалованные им его предшественниками. Пала не только центральная власть, но и самое королевство, ставшее игрушкой в руках нескольких магнатов; оно было спасено сопротивлением мелкого дворянства.
«Золотая булла». Дворянство отказалось принять за кон, ставивший его в подчиненное положение, и на сейме 1222 г. заставило короля издать «Золотую буллу», которая долгое время являлась основой венгерского государствен ного права. Мадьяры часто говорили о том, что они первы ми на материке Европы ввели у себя парламентский режим, и сравнивали «Золотую буллу» с английской Великой хартией. И не без основания: «Золотая булла», подобно Великой хартии, возвещает основные принципы современного государственного строя — личную свободу, вотирование податей и военных наборов, регу