Они сохраняют в своих поместьях право гражданского судопроизводства, но лишаются уголовного. Не менее строг Фридрих II и по отношению к церкви. Он подчиняет ее королевской юрисдикции и облагает податями; он совершенно лишает ее права суда над мирянами, исключая случаев прелюбодеяния; он запрещает клирикам занимать какие-либо общественные должности и заставляет их ограничиваться исключительно их религиозной ролью. С другой стороны, он наносит смертельный удар церковному феодализму, запрещая дарить и продавать землю церквам. В этом государстве, где рядом с ним не должна существовать ни одна независимая власть, нет места, конечно, и таким своевольным муниципиям, какие возникли на Севере. Поэтому городам воспрещается избирать себе подеста, консулов или ректоров. Тем не ме-нее, в городах королевского домена при королевской чиновнике, который управляет городом, состоит совет нотаблей, избираемый гражданами. Король созывает также делегатов от городов в общие собрания или парламенты ко ролевства. Впрочем, мы не знаем, какова была роль этих уполномоченных в парламенте, — призывались ли они для того, чтобы излагать свои мнения, или только для того» что бы получать инструкции.
Над сеньориальным классом, над духовенством и народом, лишенными своей автономии» Фридрих устанавливает строго правильную администрацию. На самом верхустоит король— единственный законодатель королевства. Высшим судебным учреждением является верховный суд (magnacuria), состоящий из четырех судей под председательством великого юстициария и находящийся в Капуе. Он ведает в первой инстанции всеми феодальными делами и окончатель но решает все остальные, какие вносятся в него путем апел ляций. Высшее финансовое учреждение, magna curia rationum, имеет надзор за всем, что касается налогов, доходов короны. В провинциях финансовыми и гражданскими делами заведуют камерарии, уголовным судопроизводством и полицией — юстициарии. Суд — даровой; для того чтобы он был беспристрастен, юстициариями назначаются люди чуждые той провинции, в которой служат, и не имеющие в ней ни родственников, ни поместий. Затем следуют бальи, или баюлы, сосредоточивающие в своих руках адмииистративные, судебные и финансовые функции. Они разбирают в первой инстанции гражданские дела и наблюдают за сбором налогов. Вся областная администрация подчинена над зору великого юстициария, который раз в год объезжает провинции. Эти постановления, дававшие такую точную и твердую организацию королевскому абсолютизму, вызвали, между прочим, протест и со стороны папы. Григорий IX обвинял Фридриха в том, что он «воздвиг гонение «на церковь и стеснил общеcтвенную свободу».
Просвещение при сицилийском дворе. Фридрих является как бы представителем новой эпохи; его справедливо называют предшественником итальянского Возрождения в его двойной форме — литературного гуманизма и артистического характера культуры. Выросший при палермском дворе, где в предшествующем веке работало столько арабских, греческих и латинских ученых, он сам обладает большими познаниями по математике, живо интересуется естественной историей и нераздельными тогда астрономией и астрологи ей. Его трактат об охоте, «Dearte venandi cum avibus», свидетельствует о его знакомстве с анатомией и зоологией; он собрал настоящую коллекцию животных Востока и повсюду возил ее с собой во время своих итальянских войн. Он занимался медициной, ветеринарным искусством, хирургией; ему приписывается открытие некоторых лекарств. Он знал несколько языков: кроме итальянского и немецкого, еще французский, греческий и арабский. Он писал стихи, притом не только на латинском, но и на народном языке, и Данте в своем трактате «De, vulgari eloquio» говорит о нем как об одном из пионеров итальянской поэзии. Вокруг него группируется целая школа сицилийских трубадуров, кото рые по примеру провансальских воспевают любовь и наслаждение; между ними мы находим и некоторых сановников Фридриха — например, его канцлера Петра Винейского.
Наука, просвещение являются для Фридриха не просто предметами любознательности: он видит в них один из элементов народного благоденствия. До него в Сицилийском королевстве, по свидетельству одного современника, «вовсе не было или было мало образованных людей». Чтобы распространить образование, он основал университет в Неаполе. Он первым из императоров возымел мысль о подобном учреждении. В письме, которым он учреждал университет и которое разослал по всему королевству (1224), он заявляет, что хочет доставить возможно большему числу людей выгоды и свет знания. В Неаполе будут преподаваться все науки «для того чтобы алчущие знания могли находить нужную им пищу в самом королевстве, чтобы они не были принуждены покидать отечество для образования и по крохам, как милостыню, собирать знания на чужбине».
В Салерно находилась знаменитая медицинская школа; нам известны имена учителей, преподававших тамв XI в., и даже раньше. Фридрих покровительствовал ей: он издал указ, в силу которого право практиковать в Сицилийском королевстве по медицине или хирургии предоставлялось только тем, кто прошел курс наук в Салернской школе (1231). Оа привлекал к своему двору писателей и ученых, как, например, Михаила Скота, который перевел для него многие из трактатов Аристотеля, в том числе и «Историю животных». Посылая эти переводы Неаполитанскому университету, он пишет, что «наука должна идти об руку с законами и оружием», что без нее «человек не умея бы достойным образом пользоваться жизнью и что она укрепляет силу духа». Он указывает на то, что сам он, любя науку с ранних лет, старается заниматься ею и теперь, среди государственных дел. «Приказав перевести сочинения Аристотеля. — говорит он, — мы подумали, что это великое приобретение не доставит нам полного удовольствия, если мы не сделаем его доступным и для других. Никто не имеет большего права на обладание источниками античной мудрости, чем те, которые пользуются ими для утоления духовной жажды юношества». Еще более приближается он к идеям нового времени в одном письме к жителям Верчелли: «Мы считаем выгодным для себя, — пишет он, — дать нашим подданным средства к образованию, ибо наука сде лает их более способными к самоуправлению и управле нию государством».
Среди ученых, которым оказывал покровительство Фридрих, находился и великий математик XII столетия Леонардо Пизанский, введший в христианскую науку алгебру и арабские цифры и посвятивший императору свой трактат об алгебре, «о квадратных числах». Фридрих не обещал никакого внимания на вероисповедание или религиозные убеждения тех лиц, которым покровительствовал. Особен но привлекала его арабская наука. Ученый еврей Яков бен Абба-Мари, переводчик сочинений Аверроэса, поселившийся в Неаполе, благодарит Бога за то, что Он «вложил в сердце нашего господина, императора Фридриха, любовь к на уке и ее служителям и внушил ему расположение к нему, Якову, так что он помогает ему и его семье во всех нуждах». Фридрих находился в сношениях с учеными арабами Египта, Испании и Африки; он призвал к себе Ибн-Сабина из Мурсии; он предлагал этим ученым вопросы о происхождении мира, бессмертии души; до нас дошел арабский текст этих вопросов вместе с ответами на них: это так называемые Сицилийские вопросы. Вместе со знаниями он заимствует у арабов и привычки. Он три раза был женат и окружал себя любовницами; в Лючере он имел, по-видимому, гарем с наложницами и одалисками; в одном из своих писем он говорит об их нарядах и издержках. Даже во время своих войн он возит с собой целую толпу женщин.
Религиозные взгляды Фридриха II. Каковы мог ли быть верования этого своеобразного ума? Его противники утверждали, что он вовсе не христианин. В одном посла нии ко всему духовенству и всем правоверным папа Григорий IX писал: «Этот царь пагубы, как мы можем доказать, открыто заявляет, что мир был обольщен тремя обманщиками: Иисусом Христом, Моисеем и Магометом, и двое из них умерли в почете, третий — на кресте. Мало того, он утверждает, что только дураки могут верить, будто девственница могла родить от Бога, творца вселенной, он го ворит, наконец, что человек должен верить только тому, что может быть доказано силой вещей или здравым смыслом». Один из папских агентов, Альбрехт Чех, упрекает Фридриха в том, будто он верит, что душа погибает вместе с телом.
Ничто не доказывает» чтобы император заходил так да леко в своем скептицизме и неверии. Напротив, он часто заявлял о своем благочестии и, чтобы подтвердить эти уве рения, жестоко преследовал еретиков как в Италии, так и в Германии. Он издал несколько эдиктов против их; особенно суров был эдикт, изданный им в Равенне в 1232 г. Но несмотря «а все эти признаки религиозного усердия, многие места его переписки свидетельствуют о глубоком неверии. Думал ли он, как не раз утверждали, об основании независимой церкви под своим главенством? Весьма возможно. В 1227 г. он указывает на то, что «основами первоначальной церкви были бедность и простота». Он порицает духовенство за его роскошную жизнь и богатства и во время борьбы с папством берет на себя роль руководителя реформой церкви: «Помогите нам, — пишет он, — против этих гордых прелатов, чтобы мы могли укрепить нашу мать, св. церковь, дав ей более достойных руководителей, и чтобы мы могли, как требует наш долг, преобразовать ее на благо ей и во славу Божию». Он завидует тем странам, где государи являются и духовными главами или где они имеют неограниченную власть над священнослужителями: «Счастлива Азия, — пишет он греческому императору Ватацису, — счастливы самодержцы Востока, которым нечего бояться ни оружия своих подданных, ни козней своих первосвященников». Задумал ли он, под влиянием любимой им арабской культуры, сделаться в христианском мире повелителем верующих?
С другой стороны, можно думать, что он хотел заимствовать от древнего Рима учение о божественном происхождении императорской власти. Говоря о своем родном городе, он замечает: «Долг повелевает нам любить Иези» благородный город Марки, где родила нас наша божественная мать, откуда распространился блеск нашей колыбели. Эта благо словенная страна, этот Вифлеем, где увидел свет цезарь, будет вечно жить в нашей памяти и в нашем сердце». Его окружающие усвоили эти идеи; император становится вторым Богом; один из его приверженцев заявляет: «Господь поставил св