Вспомним о том, как относились к полону русские князья того времени. Они в каждой докончальной грамоте требовали от своих бывших противников полон вернуть, но, похоже, никто его не возвращал. Из полона выкупались только ближайшие родственники или наиболее ценные княжеские воеводы. Простым же людям оставалось надеяться только на себя или на чудо.
Интересно, что в этой песне ордынский царь не является отрицательным персонажем. Он выступает как сила страшная, но справедливая. Действительно, хан Тохтамыш обеспечил для Руси 13 лет стабильной мирной жизни – с 1382 по 1395 год. В народе он остался последним ордынским царем, при котором была возможна справедливость и законность.
Впрочем, в основу этой песни лег не только сюжет о нашествии Тохтамыша 1382 года. «Увы тебе, стольный Киев!» – не напоминание ли это о Батыевом нашествии? Кроме того, в песне говорится о «старой Рязани», а не о столице Рязанского княжества времен Тохтамыша – Переяславле-Рязанском. События разных времен в народной песне тесно переплетаются. Строгая историческая достоверность в народной песне уходит на второй план. Может, вовсе и не было никакой Авдотьи-Рязаночки, и не заявляла она, явившись к грозному ордынскому царю: «У меня к тебе обидное дело», – но в песне ярко выразилась мечта вот так, в лицо предъявить свои обиды разорявшим землю и уводившим людей в полон царям и князьям.
ОБ АВДОТЬЕ РЯЗАНОЧКЕ
Начинается доброе слово
Про Авдотью-женку, Рязанку.
Дунули буйные ветры,
Цветы на Руси увяли,
Орлы на дубах закричали,
Змеи на горах засвистали.
Деялось в стародавние годы.
Не от ветра плачет сине море,
Русская земля застонала.
Подымался царище татарский
Со своею Синею Ордою,
С пожарами, со смертями.
Города у нас на дым пускает,
Пепел конским хвостом разметает,
Мертвой головой по земле катит.
И Русь с Ордой со ступилась,
И были великие сечи…
Кровавые реки пролилися,
Слезные ручьи протекали.
Увы тебе, стольный Киев!
Увы, Москва со Рязанью!
В старой Рязани плач с рыданьем:
Носятся страшные вести.
И по тем вестям рязанцы успевают,
Город Рязань оберегают:
По стенам ставят крепкие караулы,
В наугольные башни – дозоры.
Тут приходит пора-кошенина.
Житье-то бытье править надо.
Стрелецкий голова с женою толкует,
Жену Авдотью по сено сряжает:
– Ох ти мне, Дунюшка-голубка,
Одной тебе косить приведется,
Не съездить тебе в три недели,
А мне нельзя от острога отлучиться,
Ни брата твоего пустить с тобою,
Чтобы город Рязань не обезлюдить.
И Авдотья в путь собиралась,
В лодочку-ветлянку погрузилась.
Прощается с мужем, с братом,
Милого сына обнимает:
– Миленький мой голубочек,
Сизенький мой соколик,
Нельзя мне взять тебя с собою:
У меня работа будет денно-нощно,
Я на дело еду скороспешно.
После этого быванья
Уплыла Авдотья Рязанка
За три леса темных,
За три поля великих.
Сказывать легко и скоро,
Дело править трудно и долго.
Сколько Авдотья сено ставит,
Умом-то плавает дома:
«Ох ти мне, мои светы,
Все ли у вас поздорову?»
А дни, как гуси, пролетают,
Темные ночи проходят.
Было в грозную ночку —
От сна Авдотья прохватилась,
В родимую сторонку взглянула:
Над стороной над рязанской
Трепещут пожарные зори…
Тут Авдотья испугалась:
– Ох ти мне, мои светы!
Не наша ли улица сгорела?
А ведь сена бросить не посмела:
Сухое-то кучами сгребала,
Сучьем суковатым пригнетала,
Чтобы ветры-погоды не задели.
День да ночь работу хватала,
Не спала, не пила, не ела.
Тогда в лодчонку упала,
День да ночь гребла, не отдыхала,
Весла из рук не выпускала.
Сама себе говорила:
– Не дрожите, белые руки,
Не спешите, горючие слезы!
Как рукам не трястися,
Как слезам горючим не литься?
Несет река головни горелы,
Плывут человеческие трупы.
На горах-то нет города Рязани,
Нету улиц широких,
Нету домов ного порядка.
Дымом горы повиты,
Пеплом дороги покрыты.
И на пеплышко Авдотья выбредала.
Среди городового пепелища
Сидят три старые бабы,
По мертвым кричат да воют,
Клянут с горя небо и землю.
Увидели старухи Авдотью:
– Горе нам, женка Авдотья!
Были не милые гости,
Приходил царище татарский
Со своею Синею Ордою,
Наливал нам горькую чашу.
Страшен был день тот и грозен.
Стрелы дождем шумели,
Гремели долгомерные копья.
Крепко бились рязанцы,
А татар не могли отбити,
Города Рязани отстояти.
Убитых река уносила,
Живых Орда уводила.
Увы тебе, женка Авдотья,
Увы, горе горькая кукуша!
Твое теплое гнездышко погибло,
Домишечко твое раскатилось.
По камешку печь развалилась.
Твоего-то мужа и брата,
Твоего-то милого сына
В полон увели татары!
И в те поры Авдотья Рязанка
Зачала лицо свое бити,
Плачем лицо умывати.
Она три дня по пеплышку ходила,
Страшно, ужасного лосом водила,
В ладони Авдотьюшка плескала,
Мужа и брата кричала,
О сыне рыдала неутешно.
Выплакала все свои слезы,
Высказала все причитанья.
И после этого быванья
Вздумала крепкую думу:
– Я пойду в след Орды, в след татарской,
Пойду по костям погорелым,
По дорогам пойду разоренным.
Дойду до Орды до проклятой,
Найду и мужа и брата,
Найду своего милого сына!
Говорят Авдотье старухи:
– Не дойти тебе Орды за три года.
Пропадешь ты, женка, дорогой,
Кости твои зверь обглодает.
Говорит Авдотья старухам:
– То и хорошо, то и ладно!
Дожди мои косточки умоют,
Буйные ветры приобсушат,
Красное солнце обогреет.
Говорят Авдотье старухи:
– В Орде тебе голову отымут,
Кнутом тебе перебьют спину.
– Двум смертям не бывати,
А одной никому не миновати! —
И пошла Авдотья с Рязани:
Держанный на плечах зипунишко,
На ногах поношенны обутки.
И поминок добыла своим сватам:
Пояса три да три рубахи.
– Найду их живых или мертвых,
В чистые рубахи приодену.
Шла Авдотья с Рязани,
Суковатой клюкой подпиралась.
Шла она красное лето,
Брела она в грязную осень,
Подвигалась по снегу, по морозу.
Дожди ее насекают,
Зимние погоды заносят.
Страшно дремучими лесами:
В лесах ни пути, ни дороги;
Тошно о лед убиваться,
Поголому льду подаваться.
Шла Авдотья с Рязани,
Шла к заре подвосточной,
Шла в полуденные страны,
Откуда солнце восходит,
Смену несла своим светам:
Три пояска да три рубахи.
Шла, дитя называла,
Мужа и брата поминала.
Тогда только их забывала,
Когда крепким сном засыпала.
Шла Авдотья близко году,
Ела гнилую колоду,
Пила болотную воду.
До песчаного моря доходила.
Идут песчаные реки,
Валится горючее каменье,
Невидать ни зверя, ни птицы;
Только лежат кости мертвых,
Радуются вечному покою.
В тлящих полуденных ветрах,
В лютых ночных морозах
Отнимаются руки и ноги,
Уста запекаются кровью.
И после этого быванья
Веют тихие ветры,
Весна-красна благоухает,
Земля цветами расцветает.
Женочка Авдотья Рязанка
На высокую гору восходит,
Берега небывалые видит:
Видит синее широкое море,
А у моря Орда кочевала.
За синими кудрявыми дымами
Скачут кони табунами,
Ходят мурзы-татаре,
Ладят свои таборы-улусы.
Тут-то Авдотью увидали,
В рассыпную от нее побежали:
– Алай-булай, яга-баба!
– Алай-булай, привиденье!
Голосно Авдотья завопила:
– Не бегайте, мурзы-татаре!
Человек я русского роду.
Иду в Орду больше году,
Чтоб вашего царя видеть очи.
И в тупору, и в то время
Авдотью к царищу подводят.
Блестят шатры золотые,
Стоят мурзы на карачках,
Виньгают в трубы и в набаты,
Жалостно вроги играют,
Своего царища потешают.
Сидит царище татарский
На трех перинах пуховых,
На трех подушках парчовых.