– Рокс. – Макс медленно сполз с кровати и потянулся так, что тонкий свитер обнажил полоску спины, и я, пораженная своей реакцией, отвернулась. Ему же под тридцать, дед совсем старый, куда я собралась… – Ты вроде не на литературного критика училась.
– Сам знаешь, что на историка, – огрызнулась я. – В смысле, на юриста. Но с историей у меня все в порядке.
– И откуда бы мне это знать? Слушай, я к тому, что теорий можно наваять бесконечно много. Давай спрячемся дома у мистера Лойда. Я себя, признаться, не совсем хорошо чувствую.
– Есть еще кровь. – Я задумчиво на него посмотрела. – Пойдем. Черт его знает, но я почему-то тебе доверяю.
Макс замер на мгновение, как будто остановился во времени, потом медленно обернулся ко мне:
– Я тоже. Дурдом, но я тебе доверяю.
Я пожала плечами, сбежала вниз, взяла маленькую сумку и стала бросать в нее самые необходимые вещи. Макс тем временем аккуратно выглянул из окна, потом из второго, ушел на кухню – и вернулся с тяжелым вздохом.
– Стоят.
По спине разлился морозный холод. Я как раз открыла тайничок в полу, чтобы достать пакеты с донорской кровью, и снова замерла.
– Поконкретней? – Пришлось даже откашляться, слова не шли из горла.
Очень хотелось есть, пить и совсем уж невыносимо – спать.
– Мои экипажи стоят. Все, судя по всему, выжили. Вместе нас никто не видел, значит, по твою душу.
Я с досадой отшвырнула сумку в сторону.
– И что я такого сделала? Кроме того, что устроила вечеринку?
Макс грустно прищурился:
– Устроила вечеринку.
Я выругалась про себя и упрямо закинула в сумку пять пакетов.
– Вины никакой не чувствую и чувствовать не собираюсь. Мы вышли на солнце.
– Да, но видишь ли, детка, людям нужен козел отпущения. Сорок три дня закончились, мы понесли жертвы, а ты – ты все начала.
– А ты начал сорок три дня. – Я прищемила «молнией» пальцы и чертыхнулась. – Так что, может, захотят и тебе кровь пустить.
Макс опустил светлые ресницы.
– А может, и не захотят. Ладно, я поняла твою идею. Ты спокойно выходишь к своим экипажам, а я спокойно ударяюсь в бега.
По лицу Макса скользнула улыбка.
– Побойся бога. В бега ударяемся вместе.
– Это одолжение?
– Это правда жизни. Ты спасла меня, так что вот так. Да и вести дальше этих баранов как-то не хочется.
Я схватилась руками за лоб. Хороший парень, ничего не скажешь. Но так рисковать собой…
– Ты мне не должен ровным счетом ничего. Забыл, что спас меня сам? Так что я в бега. Ты – на работу.
– Да нет у меня никакой работы, кроме как быть с тобой.
– Максим, ты совсем осатанел, – сказала я, испытала желание дернуть себя за язык и начала заваливаться назад. Перед глазами замелькала кавалькада образов, вереница чувств и запахов.
– Не вздумай мне тут отключаться, – донеслось откуда-то издалека, и земля ушла из-под ног.
Максим… Макс. Га… Грейсон. Макс Грейсон. А я Оливия Платт. Оливия… Черт. Роксана. Рокси Платт.
Страх облетал с меня ржавыми листьями вместе с приступом дурноты.
– Извини, у меня такое бывает.
– Могу представить. – Макс широко раскрыл глаза и неодобрительно поджал свои чертовы слегка порочные губы. – Всю ночь пила, как лошадь, поспала три часа и хочешь, чтобы все было нормально. Запомни, пожалуйста, «Максим» – это такой русский пулемет. А я Максвелл.
– Демон, – улыбнулась я.
Голову и чувства восприятия тряхнуло по новой.
– Второе имя, да. Именно поэтому все еще живой. Теперь мы повторим этот фокус с тобой. Спасем – тебя.
Я нехотя кивнула. Остатки мыслей рассеивались, как туман над рекой, но что-то было важное в этом тумане, что-то существенное, что-то наступающее на пятки.
– Ты не считаешь, что я виновата?
Макс присел на корточки, задрал штанину и деловито достал небольшой пистолет.
– Честно говоря, понятия не имею. Никогда ты мне не нравилась, Рокс. Вчера вечером стала нравиться еще меньше. Да и крови у тебя дома в избытке, зачем – неясно. При этом, при этом… – Макс замолчал, и я поняла, что он чувствует то же, что и я.
– Будешь спасать меня во что бы то ни стало?
– Буду. Меньше слов – больше дела. Возле кухонной двери торчит только один экипаж. Если без эксцессов, то спрятаться за сараем, потом через ограду к соседям и бежать всю дорогу.
– Они побегут за нами.
– Тогда я их пристрелю.
– Макс, – укоризненно протянула я. – Не лучше ли сделать так: ты выйдешь из задней двери, наврешь своим мальчишкам, что я тебя спасла, а потом исчезла куда-то, а я тем временем займусь проникновением на территорию соседей и все такое прочее?
Он окинул меня оценивающим взглядом:
– Короче, беги, не останавливаясь. Снаружи никого не будет, но ты все-таки беги. Дом Лойда находится на Западной улице, очень удобно…
– К нему подбираться. Я в курсе.
Макс чуть кивнул, глядя как-то по-другому. С уважением, что ли?
– Я приду к вечеру, постучу три раза, потом два, потом снова три. Если будет хоть малейший сбой – не открывай. Держи ключи.
Он порылся в кармане.
– Этот от забора, этот от входной двери. Там есть консервы, выпивка и вещи первой необходимости.
Я мотнула головой:
– Неужели ты предусмотрел все, включая план отхода?
Макс только хмыкнул в ответ:
– Готова?
Я неопределенно пожала плечами. Он открыл кухонную дверь и вышел с поднятыми руками; в дом ворвалась прохлада. Я выглянула. Макс шел медленно, будто нехотя, отмеряя шаги, как дорогую ткань. Наконец дверь джипа распахнулась ему навстречу, и из машины высыпало трое ребят. Мертвая зона, все повернулись ко мне спиной, чтобы защитить своего лидера.
Я подобралась, как пружина, и выскочила, спряталась за сарай. Выглядывать было опасно, но необходимо. Тут, к моему удивлению, джип взревел мотором и пролетел мимо. Я подпрыгнула и повисла на ограде. Того и глядишь, приедет другой экипаж, раз уж я персона нон грата. Сердце почему-то сжалось. Я легко подтянулась и спрыгнула на землю, а потом просто побежала, то и дело оглядываясь по сторонам и, по возможности, прячась за какими-нибудь постройками. Удивительное дело – никто даже из ружья вслед не пальнул. Хотя у нас, в принципе, могли и не такое. Добравшись до дома старого Лойда, я перевела дыхание. Пошевелила ключом в замке, воровато огляделась – и скользнула на территорию.
Безопасность окутала меня приятным облаком. До крыльца я, наверное, добиралась с полминуты. Останавливали, задерживали и пугали мысли о Максе. Я никак не могла найти разгадки его поведению. Да и что там говорить – своему тоже. Не любовь же это, в конце концов. Любви вообще не бывает. А в таких условиях – и подавно.
Я зашла в темный дом, отерла со лба испарину и бросила сумку на пол. Свет зажигать было нельзя, поэтому я включила маленький супермощный фонарик, болтавшийся на поясе, и пошла искать хотя бы свечи. Старик Лойд хорошо зарабатывал на своей торговой сети, поэтому домина соответствовал. Я помялась, подумала и решила в поисках кухни пойти налево. Прошла гостиную, завернула за огромный бархатный диван – и, чертыхаясь, полетела на пол. Споткнулась обо что-то большое и дико холодное. Ногу разбила напрочь, причем ту, которой уже досталось, пока Макс тащил меня до бара.
Вполголоса матерясь, я обернулась и уперлась взглядом в металлический контейнер размером с гроб. Посидела мгновение на полу, осмыслила и очень тихо поползла обратно в гостиную, краем глаза цепляя еще два таких же ящика около стен.
Макс со товарищи клялись и божились, что не могут найти дислокацию тварей. На что он, интересно, надеялся? На то, что вампиры сожрут меня сразу? Предатель. Упырь чертов!
Я ползла все дальше и дальше, стараясь не дышать – и злиться. Злиться на Макса за все. Получалось из рук вон плохо. Потом мое горло сжали ледяные пальцы, подняли над землей, и я успела только взвизгнуть.
В дверь постучали.
– Даже не думай. – Кареглазый кудрявый Барт погрозил мне пальцем.
Я пожала плечами и как можно выразительнее посмотрела на него. В самом деле, пытаться выбраться из дома, в котором с десяток спящих вампиров и еще один бодрствующий? Да что он обо мне думает?
– Кого принесло на ночь глядя. Сидишь молча, а то вырву глотку.
Я снова пожала плечами. Для меня оставалось загадкой, почему он этого не сделал до сих пор. Разве только… Разве только был сыт. Чудесный цвет лица говорил в пользу этой страшноватой теории.
– Ошиблись дверью, да, живая?
Я кивнула, и он хмыкнул, обнажая свои и без того не слишком скромные клыки.
– Поучаствуй в разговоре-то, а?
– Ой, Барт, ты меня прости. Такая невежливость с моей стороны, дурное воспитание.
Он едва заметно улыбнулся:
– Сама понимаешь, я бы тебя отпустил. Но ты же ведь помчишься к своему придурку, растрезвонишь, где мы. А нам здесь хорошо, уезжать не хочется. Представляешь, сколько мороки с ящиками жизнеобеспечения?
– С гробами? – тяжело вздохнув, переспросила я.
Барт встал с места и прошелся туда-сюда.
– Наверное, тебе легче воспринимать это как гроб. А меня – как вампира.
Я вскинула на него взгляд:
– А ты кто есть-то? Основатель Лиги Справедливости? Или Джон Константин?
Голову немного повело, прямо как тогда, во время разговора с Максом.
Барт заулыбался совсем широко:
– Всегда просто смотреть на мир с одной позиции.
– Да нет, ты не прибедняйся, лапуля. Давай я еще на мир с твоей позиции посмотрю. Потом с позиции этого чертового предателя. Кстати, если ты меня отпустишь, я просто по-тихому смотаюсь куда-нибудь. Даю тебе честное слово. Потому что, знаешь, нечего уж секретность разводить. Меня сюда Макс послал.
Барт наконец замер на месте и бросил на меня оценивающий взгляд:
– Макс?
– Представь себе. Видно, я слишком часто называла его предателем. Решил, что догадалась. Короче. Ты меня отпускаешь – и я пропадаю. Грейсону скажешь, что сожрал целиком.
Барт вдруг расхохотался, а потом сразу закрыл лицо руками. Если бы я писала книжку, то показала бы так крайнее, почти запредельное отчаяние и усталость. Впрочем, я же никогда не писала ничего художественного. Да и вообще писала мало, за исключением эссе.