Я открыла глаза и посмотрела на фотографию, стоявшую на подоконнике. Плохой черно-белый снимок, сделанный четыре десятилетия назад. И вот она – седая, погрузневшая, с морщинами. И вот он – стоит перед ней, смотрит на меня. Я перенесла вес на правую ногу. Помотала головой. Спросила себя: как это? Почему я до сих пор не соотнесла бармена и… Снимок? Снимок и парня из книжного? Долбаная размытая фотография, которую сличить с оригиналом представляется возможным, только имея оригинал в наличии. Я запрокинула голову назад и медленно сползла спиной по стене. Задрожала.
На черно-белом фото были видны только глаза и незаурядный рост, и то, если помнить, что Арлинова сама не маленькая. Все лица из «Вампиров» стерлись из памяти, будто исчезли. А вот теперь появились снова.
Рядом со старой, седой, беспомощной Арлиновой стоял ее муж, Борис, и ему было двадцать пять лет. Ни морщинки. Взгляд – как на фотографии.
Голова вдруг заработала с устрашающей скоростью.
– Вот как, – сказал он и мягко, беззащитно улыбнулся.
– Бен Эрлен? Бо? Борис Орлеанский? Борис… Арлинов? – Я с трудом поднялась на ноги. На меня будто потолок обрушился – но я все-таки встала.
– Безымянный поклонник из книжного, если уж на то пошло.
Надо было собираться с мыслями, но голова решила взорваться.
– Как… – Я сразу осеклась. Не хватало начинать с банальностей. – Вернее, понятно, как. И понятно, наверное, почему.
Он на мгновение прикрыл глаза, потом посмотрел на меня и заулыбался еще сильнее. Сердце колотилось в груди.
Вот он падает с башни, а груда обломков уносится к небу. Вот он с шейкером в руках улыбается кому-то, пока я кручу винил. Вот он говорит мне что-то в книжном, я вскидываюсь и смотрю на него. Вот он, ну он же, конечно, он, стоит и смотрит, как мы с Максом уходим сквозь прорыв из вампирской истории.
Я закрыла рот ладонью, чтобы не заорать.
– Хорошо, что с тобой можно опустить стандартную процедуру… Разговор главной героини с главным злодеем. Есть вопросы? – Борис повернулся ко мне спиной, и я скользнула взглядом по шее – ни единой складки. В самом деле, двадцать пять лет?
Я нащупала в кармане телефон и поняла, что для звонка его придется вытащить наружу. Чертовы сенсорные экраны.
Борис взял проклятую рамку в руку и снова развернулся ко мне, покачал головой чему-то своему.
– Никаких вопросов, – отозвалась я и стала искать левой ногой порог, чтобы бежать без оглядки.
– Зря ты так. Думаешь, что-нибудь тебе сделаю?
Я моргнула, и он за мгновение оказался прямо перед моим носом, преодолев за десятую долю секунды около трех метров и больничную койку. Я ойкнула, отскочила назад – и спиной захлопнула дверь.
Но страшно почему-то не было. Было страшно, когда Гера сказал, что Макс… Макс Гамов, из-за которого я во все это и впуталась, что Макс Гамов застрял на закрытии. Было очень страшно, когда поняла, что просто так к нему не проберусь. Было жутко давать себя переписывать. А сейчас нет. На меня вдруг накатила адская усталость.
Я подняла глаза и спросила:
– Значит, ты застрял в книге на сорок лет? А потом нашел способ… выбраться? Колесить по любым мирам, меняя их по своей воле?
– Слабовато как-то. – Борис развел руками и повернулся к Арлиновой, самую малость – может, обман зрения? – ссутулившись. Я нащупала ручку и собралась вывалиться в коридор, но не тут-то было.
– Ты что, думаешь, я тебя убивать буду? Или в придуманные миры запихивать?
Прокляв все на свете, я отпустила дверь.
– Почему не вернулся сюда? Зачем скакал по всем самиздатовским текстам, пытаясь нас убить?
Борис оперся обеими руками на край койки, и, чувствуя, как останавливается сердце, а вместе с ним замирает кровь в сосудах, я увидела обручальное кольцо.
– Пожалуйста, давай без клише. Ты настолько выше этого.
Я топнула ногой в бессильной злобе. Он мгновенно уставился на меня.
– Вы так задолбали этими «ты выше клише», «ты особенная»!
К горлу подкатили слезы. Борис кивнул и снова залучился:
– Ты права. Влюбиться в женатого мужика – страшная банальность.
Меня мгновенно перещелкнуло на злобу:
– Да что ты знаешь?
– Что я знаю? – переспросил он. – Я знаю, как это – пропасть в книге, потом осознать себя спустя долгие годы и понять, что твоя любимая издала тебя в бумаге, закрыв все выходы.
Я вздрогнула, как от пощечины.
– Я знаю еще, что тогда была совсем другая эпоха. Что спасения – несмотря на все указы и директивы – можно было ждать. Мы росли на других книгах, с другими ценностями. Я всегда знал, что пойду за Мишкой в огонь и воду и дам переписать себя. Потому что зачем еще нужна любовь, кроме как чтобы мир продолжал стоять на месте, а люди продолжали сочинять сказки про самые идиотские поступки? – Он вздохнул и на мгновение прервался. – Только дело в том, что она предпочла запереть меня в книге. А потом пугать моим примером вас. И когда я завел твоего Гамова за угол – а он все убийственно вещал, что какая-то девчонка бросила его навсегда – и приложил об стену… Кстати, отличная возможность потерять себя в книге – на мгновение отключиться. Так вот, когда я это сделал, ты, со своим богатым папашей, отсутствием чувств, друзей, ребенок общества потребления, ты! Ты пошла за ним. Я был уверен, что сейчас что-то докажу, узнаю правду, потерял вас из виду на пару суток, готовя прорыв. А ты – взяла и вернулась. И так долго не могла вспомнить ни себя, ни его.
– Она догадалась, – внезапно сказала я, и картинка обрела ясность.
– Я не видел, что с ней случилось. Да это и неважно.
– Но ведь важно же? – Я с интересом вгляделась в поблекшие черты. – Ведь важно же, Борь. Ты все это делал с одной целью – отомстить ей. Отнять самое дорогое, что у нее есть, нас.
– Я поступил несправедливо?
Я пожала плечами.
– Ты добился своего. Она догадалась. Вся информация была под носом, но мы даже не подумали. А ее от одной мысли…
– Да, от одной мысли о муже она превратилась вот в это! – Борис ударил по спинке сжатым кулаком.
– Я пойду.
– Подожди. – Его голос зазвенел. – Думаешь, не знаю, что ты строчишь ночами и выкладываешь в Интернет? Думаешь, не заходил в гости и не наводил справки?
Я, хоть и была готова к подобному, не сразу нашлась, что ответить, и Борис, Борька Орлеанский, герой моего детства, заговорил снова:
– Может, хоть это покажется тебе несправедливым? Она, – жест в сторону Арлиновой, – бросила мужа. Прожила почти сорок лет. Ты – рискнула всем ради человека, который даже оценить этого не смог. Он останется жить и сорок лет прокукует точно. У него отличное здоровье. А ты закончишь так же, как я, еще до Нового года. Где справедливость? Где эта гребаная справедливость?
– Да нигде, – огрызнулась я.
Борис расхохотался, да так, что чуть слезы из глаз не брызнули.
– В любом мире, под любым именем… Ты неприкасаема. Мое слово.
Сказав это, он шагнул к окну и истаял в воздухе.
Глава 39
Я начала подпрыгивать на месте и дышать в ладони. Гере и Максу давно пора было появиться, но они никак не шли, и я стала задубевать. Решение слить Бориса, поначалу казавшееся единственно верным, сдало позиции, я заколебалась.
Его слова про справедливость оказались щемяще-кислотными и теперь медленно проедали дорогу под кожу, поближе к душе. Я потопталась на месте, отгоняя неприятные соображения – и вздрогнула, когда мобильник разразился мелодией. На полупустой заиндевевшей улице прозвучало особенно громко и страшно.
– Да вот же она! – Я не успела взять трубку, а звонивший мне Гера вынырнул из-за угла.
Следом за ним объявился и Макс:
– Это только он мог догадаться искать тебя по звонку. – Посмотрел на меня и тут же отвел глаза.
Я чуть кивнула, не зная, что делать. Попыталась вспомнить содержание истерического разговора с Максом и поняла, что фамилию «Арлинов» произнесла раз двадцать. А то и тридцать пять.
– Ты нормально, Оливин? – настороженно спросил Гера. – А то из Максима информацию клещами не выдерешь.
– Книжку купили? – ушла от ответа я.
– Как заказывала. – Макс вытащил из пакета том, посвященный приключениям Бориса Орлеанского, и протянул его мне.
Я перелистнула несколько страниц, почувствовала, что пальцы скоро отнимутся совсем, сделала глубокий вдох, медленно выдохнула.
– Бледная как смерть, – недовольно констатировал Гера, и я нервно рассмеялась:
– Кто бы говорил.
Он вгляделся в меня и внезапно протянул руку, дернул за плечо на себя. От неожиданности я поддалась и уткнулась носом в его короткое пальто. Он потрепал меня по волосам, будто успокаивая. Судя по всему, выглядела я и в самом деле не особенно.
– Это мой естественный цвет лица. А вот ты у нас загораешь от двух солнечных лучей, пробившихся в ноябре сквозь тучи.
Страшно захотелось его обнять и никуда не отпускать. Останавливало только неслышное присутствие Макса.
– Может, пойдем куда-нибудь? – Тот будто мысли подслушал. – Раз уж такая серьезная ситуация.
– К Оливину пойдем. – Гера обнял меня за плечи и потащил прочь от Склифа.
Я даже не успела начать ругаться.
Макс приехал на машине, поэтому дома мы оказались через пару минут. Я позвенела ключами, не сразу попав в скважину, бросила:
– Постойте тут. – И зашла внутрь в поисках компрометирующих предметов.
Как в воду глядела – на столе остался ноутбук с двумя текстами. И если на второй в свете открывшихся обстоятельств можно было наплевать, то первый видеть не должен был никто. Кроме Бориса, очевидным образом уже в нем побывавшего. Я сгребла легкую машину в охапку и бросилась в сторону спальни, чтобы спрятать ее подальше.
Выскочила на лестничную клетку. Ребята курили. Гера без лишних колебаний протянул мне пачку. Я помотала головой, вздохнула, потом схватила сигарету, зажигалку, чиркнула – и жадно затянулась. Немножко затрясло, сосудистая реакция. Надо же, сто лет такого не было.
– А где «Зиппо»? – спохватилась я через мгновение.