– Всем оставаться на местах!
Вскрик женщины, невнятные ругательства мужчин, снова топот, звон разбитой посуды, еще вскрик. И скрипучий голос Сухарева:
– Вы задержаны по подозрению в похищении ребенка и в убийстве.
Остановив машину впритык к «газели», на которой приехала группа Сухарева, я оглянулась на заднее сиденье, убедилась, что Игорь спит, и выскочила из машины. Вокруг царило потрясающее спокойствие. Поздний летний вечер, на соседней улице продолжают петь песни, на даче слева, судя по темным окнам, или никого нет, или уже легли спать. На даче справа смотрят телевизор. Вот что значит профессионализм! Это для кино хорошо, когда много пальбы, криков, взрывов и прочего шума. А настоящие профессионалы работают тихо.
Перед домом Перегудина, мешая подойти к крыльцу, стояли две машины: «ауди» Лариковой и неизвестные мне серые «жигули». Обогнув их, я поднялась по ступенькам и заглянула в распахнутую дверь. В суете и толкотне не сразу обнаружила задержанных – обзор загораживали широкие мужские спины. Шеф, Гошка с Витей, ребята из группы Сухарева и, естественно, сам Евгений Васильевич. Гошка, заметив меня, подмигнул:
– Как тебе нравится этот цирк?
– Никак не нравится, – честно ответила я.
– Придираешься, – укорил он меня. – Все очень складно вышло. Кстати, ты что здесь делаешь? Где пацан?
– В машине. – Я снова безрезультатно потерла грязное пятно на джинсах. – Спит.
– Тогда я к нему, присмотрю. Здесь и без меня народу хватает.
Он скользнул к дверям, а я сделала еще пару шагов вперед и увидела Елену. Бледная и растрепанная, она сидела на табуретке, прижавшись к стене, с грязной столовой ложкой в руке. Рядом на полу лежал высокий светловолосый мужчина, на которого Андрей Сальников, сердито ругаясь, надевал наручники. Вот, значит, он какой, Вячеслав Перегудин. Славик. А почему наручники?
– Он что, сопротивление оказал?
– Удрать пытался. – Андрей посмотрел на меня так же сердито, как и на Перегудина. – Пашке вон в глаз засветил.
Я оглянулась на Пашу и сочувственно поцокала языком.
– Рощина! – обратил на меня внимание Сухарев. – Почему здесь? Где заложник? В каком он состоянии? Почему вы оставили его одного, без охраны?
– Он в машине, спит, – повторила я. И добавила: – Гоша к нему пошел.
– Мальчика надо немедленно…
– Рита!
Ларикова вскочила с табуретки и, взмахнув ложкой, бросилась ко мне. Костя, стоявший ближе всех, дернулся перехватить ее, но Витька успел раньше. Он поймал Елену за плечи и одним движением вернул обратно на табурет. Она прижала ложку к груди и взмолилась:
– Рита! Объясните им! Скажите, что мы ничего плохого не хотели!
Сухарев снова позвал меня:
– Рощина!
Но я, не обращая на него внимания, смотрела на Елену:
– Говорила я вам, верните ребенка. Почему вы меня не послушались?
– Но мы ничего плохого не хотели! Мы бы вернули Игоря!
– Рощина! Прекратить разговор с задержанной! – не выдержал Евгений Васильевич. – Андрей, Костя, что мух ловите? Выводите!
Александр Сергеевич положил мне руку на плечо и подтолкнул к двери:
– Пойдем.
Я послушно вышла, краем глаза заметив, что Кириллов двинулся за нами.
Гоша стоял, картинно опершись на крышу «москвича». Увидев нас, он помахал рукой:
– Прошу сюда! Аттракцион «Полюбуйся на заложника» открыт!
– Что на него смотреть? – проворчал Баринов, открывая дверцу и разглядывая спящего Игоря. – Мальчик как мальчик. Отцу надо сообщить, успокоить. Женя, ты не против?
– Не против. – Оказывается, Сухарев тоже вышел за нами. – Скажи, пусть сразу в больницу подъезжает.
– Почему в больницу? – испугалась я.
– Порядок такой, – успокоил меня Александр Сергеевич, доставая сотовый телефон. – Надо ребенка осмотреть.
Пока шеф разговаривал с Лариковым, Евгений Васильевич обратился ко мне:
– Где пленка с записью?
– Пленка?
– Только не надо делать удивленный вид и спрашивать, «какая пленка», – брюзгливо попросил он. – Мне нужна запись разговоров Лариковой.
– Э-э… – Я беспомощно оглянулась на Баринова.
– Что такое? – Шеф на мгновение отвлекся от разговора.
– Евгений Васильевич просит пленку…
– Просит, значит, отдай, – отмахнулся он и, отходя в сторону, снова забубнил в трубку:
– Нет, нет, я же говорю, чисто формальный осмотр. Да вы сами через полчаса убедитесь…
Я вздохнула, нырнула в машину и достала кассету. Расставаться с ней мне очень не хотелось.
– Давайте, давайте, – поторопил меня Сухарев. – Сокрытие улик от следствия карается законом.
– Кто скрывает? – Я наконец заставила себя разжать пальцы. – Мы, наоборот, всегда стремимся сотрудничать.
– Взаимовыгодно сотрудничать. – Сухарев спрятал кассету с пленкой в карман.
– А что плохого во взаимной выгоде? – Баринов закончил разговор с Сергеем и вернулся к нам. Снова заглянул в машину, полюбовался на спящего Игоря и предложил: – Женя, может, мы с Ритой мальчика до больницы подвезем? Нам все равно с Лариковым встретиться надо.
– Хочешь удостовериться, что клиент понимает, кто сделал главную работу? – язвительно усмехнулся Сухарев.
– Хочу, – согласился Александр Сергеевич. – И не криви губы – ты тоже не даром работаешь. Только ты на окладе, а мы от клиента зависим.
– Сдельщики, – поморщился Сухарев.
Баринов промолчал.
Сухарев снова поморщился и сплюнул:
– Я тоже поеду в больницу. На этой машине, с мальчиком. Кто за рулем?
– Рита. – Шеф обернулся и спросил у Кириллова, маячившего неподалеку: – Витя, у тебя время есть? Покатаешь нас с Гошей еще немного?
– Покатаю, – коротко ответил Витя.
Евгений Васильевич озабоченно заглянул в наш «москвич» и коснулся плеча Игоря.
– Может, его пристегнуть как-нибудь? А то еще упадет.
Я вытащила из-под мальчишки ремни безопасности и пристегнула его. А когда выбралась из машины, то обнаружила, что Баринов и Гошка с Витькой уже ушли. А вместо них рядом со мной оказался Перегудин – Паша с Костей тащили его к «газели». Следом Андрей вел Елену.
– Рита, помоги мне! – Ларикова снова рванулась ко мне. – Ты же знаешь, я ни в чем не виновата! У Игоря ни один волос с головы не упал, он даже помнить ничего не будет! Помоги мне, Рита, ты обещала!
– Пройдемте, гражданочка, пройдемте. – Андрей подтолкнул женщину. – Давайте не будем сопротивляться! И кричать тоже не надо.
– Садитесь и ждите меня, – бросил Сухарев.
Я послушно нырнула за руль, а он подошел к «газели» и дал какие-то указания. Потом вернулся, сел на переднее сиденье и хмуро скомандовал:
– Поехали.
Евгений Васильевич молчал, пока мы ехали по грунтовке, но стоило мне выбраться на асфальт, как начался форменный допрос. Причем начался без подготовки. Вот только что Сухарев, поджав губы, смотрит в темное стекло, а вот он уже сурово спрашивает:
– Что именно вы обещали Лариковой? Какую помощь?
– Ничего не обещала, – честно ответила я. – Елена хотела, чтобы я работала на нее, но сама не знала, что ей нужно. Я не могла на такое согласиться.
– Она не знала, что ей нужно, – повторил Сухарев. – Но что-то она говорила, когда просила о помощи?
– Именно что-то. – Я позволила себе слегка улыбнуться. – Ларикова хотела заручиться моим согласием помогать ей, «на всякий случай». Я отказалась, потому что в деле с похищением Игоря мы уже работали на ее мужа, и она… ой!
Я вдруг вспомнила слова Сухарева: «Вы задержаны по подозрению в похищении ребенка и в убийстве». В убийстве?! Но ведь он уже арестовал Кораблева? А теперь Ларикову и Перегудина тоже обвиняют в убийстве. В убийстве Кораблевой?
– Евгений Васильевич, а что, брат Кораблевой уже не подозревается в убийстве?
– У Валерия Кораблева алиби, – неохотно ответил Сухарев. – Они с дружком, когда выпивали, начали внешнюю политику обсуждать и не сошлись во взглядах на решение палестинского вопроса. Такой шум подняли, что половина двора в добровольных свидетелях. Так о чем вас просила Ларикова?
– Она просила, – теперь я говорила медленно, тщательно подбирая слова, – она просила помочь, если ее будут обвинять в том, чего она не совершала. И я не то чтобы обещала, но… как бы это получше сформулировать?.. Я не отказалась.
– Вы надеетесь, что она непричастна к убийству Кораблевой?
– Мне так показалось. Когда я с ней разговаривала, Ларикова была расстроена, немного напугана, и, как я теперь знаю, она продолжала обдумывать свой план получения выкупа. Но она…
Я прикусила язык. С Гошкой я еще позволяю себе сказать «она не была похожа на убийцу», хотя и получаю, как правило, в ответ издевательскую лекцию. Но то Гошка. Сухарев, если я скажу что-то подобное, меня просто не поймет.
– Ее поведение не соответствовало…
И снова я замолчала. Похоже, найти слова, чтобы объяснить Сухареву свое отношение к Елене, у меня не получится.
– В квартире Кораблева найдены отпечатки пальцев Лариковой, – глядя в окно, сообщил он.
– Не может быть! – ахнула я. И тут же сообразила: – Но это же совсем другое! Помните, она в обморок падала? Паша еще ругался, что она все вокруг залапала!
– Помню. – Сухарев продолжал смотреть в окно. – Но отпечатки пальцев Лариковой были выделены до того, как вы пришли. И на тех поверхностях, к которым она не приближалась. – Евгений Васильевич наконец повернулся и посмотрел мне в лицо: – Вы все еще надеетесь, что Ларикова непричастна к убийству?
Я не ответила. Я просто не знала, что отвечать.
Когда мы подъехали к больнице, Сергей уже был там, маялся у входа. Он сразу бросился ко мне, залопотал что-то неразборчивое, пытаясь схватить меня за руку и почему-то все время промахиваясь.
– Успокойтесь, Сергей, все уже в порядке. – Я сама поймала его нервно дергающуюся руку. – Это Евгений Васильевич Сухарев… Ах да, вы уже знакомы.
Сергей снова встревоженно забулькал, разобрать мне удалось только одно слово: «Игорь!»
– Игорь у нас, в машине. Он спит, Татьяна Кораблева утром дала ему сильнодействующее снотворное…