Кучер уже отвел сани на конюшенный двор, поэтому Арчер пошел через парк к проезжей дороге. Деревня Скайтерклифф располагалась всего в полутора милях от виллы, но он знал, что миссис ван дер Люйден никогда не ходила пешком, поэтому, чтобы не разминуться с ее экипажем, нужно было держаться дороги. Однако еще идя по тропинке, которая эту дорогу пересекала, он заметил стройную фигурку в красной накидке, впереди нее бежала большая собака. Он ускорил шаг, и мадам Оленская, приветливо улыбаясь, остановилась.
– О, вы приехали! – сказала она, вынимая руку из муфты и протягивая ему.
Красная накидка придавала ей вид веселый и оживленный, сейчас она напоминала ту, прежнюю Эллен Минготт, и он рассмеялся, пожимая ее руку.
– Я приехал узнать, от чего вы бежали.
Лицо ее омрачилось, но она ответила:
– Ах, это… скоро сами увидите.
Ее ответ озадачил его.
– Вы имеете в виду, что вас и здесь настигли?
Она чуть передернула плечами, как это делала Настасья, и уже более непринужденным тоном сказала:
– Может, двинемся? Я так замерзла во время проповеди. Да и какое это имеет значение, раз вы тут, чтобы защитить меня?
Кровь ударила ему в голову, и он сжал фалду ее накидки.
– Эллен… что это значит? Вы должны мне объяснить.
– Да, я объясню… только давайте сначала пробежимся, а то у меня ноги примерзают к земле, – воскликнула она и, подобрав полы накидки, бросилась бежать по снегу; собака, радостно лая, помчалась с ней наперегонки. Несколько мгновений Арчер стоял, восхищенно наблюдая мелькание красного метеора на фоне снежной белизны, потом ринулся вслед; задыхаясь и смеясь, они поравнялись у калитки, ведущей в парк.
– Я знала, что вы приедете! – сказала она, глядя на него с улыбкой.
– Значит, вы этого хотели, – выпалил он, с шальной радостью упиваясь этим ерундовым обменом репликами. Сверкание укутанных снегом деревьев наполняло воздух каким-то загадочным сиянием, и казалось, что сама земля поет под их ногами.
– Откуда вы приехали? – спросила мадам Оленская.
Он объяснил и добавил:
– Я приехал из-за вашей записки.
Помолчав немного, она сказала с едва заметным холодком в голосе:
– Мэй попросила вас заботиться обо мне.
– Я не нуждался ни в чьих просьбах.
– Вы хотите сказать, что я так очевидно беспомощна и беззащитна? Какой же горемыкой вы все, должно быть, меня считаете! Здешние женщины… похоже, в защите не нуждаются – разве что в небесном благословении.
Он понизил голос:
– Какого рода нужду вы имеете в виду?
– Ах, не спрашивайте меня! Не умею я выражаться на вашем языке, – раздраженно огрызнулась она.
Ее ответ поразил его, как удар кулаком в лицо. Он молча остановился, глядя на нее сверху вниз.
– Зачем же я тогда приехал, если мы говорим с вами на разных языках?
– О, друг мой!.. – Она слегка коснулась его плеча, и он взмолился:
– Эллен… почему вы не хотите рассказать мне, что случилось?
Она снова пожала плечами.
– А разве на небесах что-нибудь случается?
Он не ответил, и несколько ярдов они прошли молча. Наконец она произнесла:
– Я расскажу вам… но где? Где? Где?! В этом огромном доме, напоминающем семинарию, с вечно открытыми дверями, слугами, постоянно то приносящими чай или газету, то подкладывающими полено в камин, невозможно ни на миг остаться одной! Неужели в американских домах не бывает уголка, где можно просто побыть самим собой? Вы так сдержанны и в то же время так публичны. У меня постоянно такое ощущение, будто я снова в монастыре… или на сцене перед жутко вежливой публикой, которая никогда не аплодирует.
– И мы вам не нравимся! – воскликнул Арчер.
Они проходили в этот момент мимо дома старого патруна, с низкими стенами и маленькими квадратными окнами, компактно сгруппированными вокруг внешнего дымохода. Ставни были распахнуты, и через недавно вымытые стекла Арчер увидел огонь в камине.
– Посмотрите: дом, оказывается, открыт! – сказал он.
Она остановилась.
– Только на сегодня. Я хотела осмотреть его, и мистер ван дер Люйден распорядился разжечь камин и открыть окна, чтобы мы могли зайти в него утром, возвращаясь из церкви. – Она взбежала по ступенькам крыльца и дернула дверь. – Он все еще не заперт – нам повезло! Давайте зайдем, там мы сможем спокойно поговорить. Миссис ван дер Люйден поехала в Райнбек навестить своих престарелых тетушек, так что в большом доме нас никто не хватится еще как минимум час.
Он последовал за ней через узкий коридор. Его настроение, омрачившееся было из-за ее последних слов, снова необъяснимо поднялось. Уютный маленький дом с играющими на стенных панелях и медных украшениях бликами от огня в камине, казалось, волшебным образом был создан специально для них. Горка углей все еще тлела в кухонном очаге под чугунком, подвешенным на старинной консоли. Два кресла с плетеными тростниковыми сиденьями стояли лицом друг к другу напротив выложенной изразцами стены вокруг очага, а на полках рядами выстроились тарелки из делфтского фарфора. Арчер наклонился и подкинул полено поверх углей.
Мадам Оленская, сбросив накидку, села в одно из кресел. Арчер, прислонившись к стене у очага, остался стоять, глядя на нее.
– Вот вы теперь смеетесь, а когда писали мне, вы были несчастны, – сказал он.
– Да. – Она помолчала. – Но когда вы со мной, я не чувствую себя несчастной.
– Я сюда ненадолго. – Его губы были напряжены от усилия сдержаться и не сказать ничего более.
– Да, знаю. Но я далеко не заглядываю. Живу счастливым моментом.
Искусительный смысл ее слов пробрал его насквозь, и чтобы защититься от него, он отошел от очага и, встав перед окном, уставился на стволы деревьев, черневшие на фоне снега. Но ощущение было такое, будто она переместилась вместе с ним, и он по-прежнему видит ее, с беспечной улыбкой склонившуюся над огнем, где-то между собой и деревьями. Сердце непокорно колотилось в его груди. Что, если это от него она убегала, если, чтобы сказать ему это, ждала, пока они окажутся одни в этой тайной комнате?
– Эллен, если я действительно могу помочь… если вы действительно хотели, чтобы я приехал… скажите мне, в чем дело, скажите, от чего вы бежите, – настойчиво повторил Арчер.
Он говорил, не меняя позы, даже не глядя на нее: если объяснению суждено случиться, пусть оно случится именно так, думал он, когда их разделяет вся комната и его взгляд устремлен на снег за окном.
Она долго молчала, и Арчер представил себе, даже как будто услышал, как она, тихо подойдя к нему сзади, обвивает его шею своими нежными руками. В ожидании предстоящего чуда душа и тело его трепетали, и он даже не сразу осознал, что видит мужчину в тяжелом зимнем пальто с поднятым меховым воротником, приближавшегося к дому по тропе. Это был Джулиус Бофорт.
– Ах вот оно что!.. – воскликнул он и разразился смехом.
Мадам Оленская вскочила, подбежала к нему, схватила за руку, но, глянув в окно, побледнела и отпрянула назад.
– Значит, дело в этом? – иронически произнес Арчер.
– Я не знала, что он здесь, – пробормотала мадам Оленская. Она все еще сжимала руку Арчера, но он отнял ее и, пройдя по коридору, распахнул дверь.
– Привет, Бофорт. Сюда! Мадам Оленская ждет вас, – сказал он.
На обратном пути в Нью-Йорк следующим утром Арчер с утомительной отчетливостью воспроизводил в памяти последние моменты пребывания в Скайтерклиффе.
Бофорт, явно раздосадованный тем, что нашел мадам Оленскую в его обществе, с привычной ему властностью взял ситуацию в свои руки. Его манера игнорировать людей, чье присутствие его не устраивало, придавала им – если они обладали достаточной чуткостью – ощущение собственной невидимости или даже несуществования. Позднее, когда они втроем шагали через парк, Арчера не покидало это странное ощущение своей бестелесности, и, каким бы унизительным ни было оно для его самолюбия, оно давало ему преимущество призрака: видеть невидимое.
Бофорт вошел в маленький дом с обычной самоуверенностью, но даже улыбка не смогла разгладить вертикальную складку, залегшую у него между бровей. Было очевидно, что мадам Оленская не знала о его приезде, хотя в сказанном ею Арчеру можно было уловить легкий намек на такую вероятность; во всяком случае, уезжая из Нью-Йорка, она явно не сообщила ему, куда направляется, и ее внезапный отъезд разозлил его. Свое появление он объяснил тем, что как раз накануне вечером ему стало известно об «идеальном маленьком доме», официально не выставленном на продажу, который представлял собой именно то, что ей нужно, и который мгновенно уведут, если она его сейчас же не купит; он шумно и насмешливо упрекал ее за хлопоты, в которые она ввергла его, улизнув как раз в тот момент, когда он нашел для нее дом.
– Если бы это новое приспособление для разговоров на расстоянии по проволоке было чуть совершенней, я мог бы сообщить вам все это из города и сидел бы сейчас в клубе перед камином, поджаривая себе пятки, вместо того чтобы топать за вами по снегу, – притворно ворчал он, пытаясь таким образом замаскировать бурлившее в нем раздражение, но это его замечание позволило мадам Оленской увести разговор в сторону, сосредоточив его на фантастической вероятности, что когда-нибудь они действительно смогут переговариваться друг с другом, сидя у себя дома, с одной улицы до другой или даже – если предположить невероятное! – из одного города до другого. У всех троих возникли ассоциации с Эдгаром По и Жюлем Верном, с губ стали срываться банальности, от которых не удерживаются даже самые умные люди, когда начинаются сетования на «нынешние времена» и разговоры о новых изобретениях, слишком скоро поверить в которые представлялось наивностью; так телефонная тема благополучно довела их до большого дома.
Миссис ван дер Люйден еще не вернулась, и Арчер, откланявшись, пошел за своими санями, между тем как Бофорт направился в дом вместе с графиней Оленской. Не было исключено – как бы непоощрительно ни относились ван дер Люйдены к незваным гостям, – что Арчера пригласили бы к обеду, но не более того, его все равно отправили бы домой на девятичасовом поезде, поскольку оставленный на ночь джентльмен, путешествующий без багажа, доставил бы хозяевам неудобство, а уж предложить ночевку человеку, отношения с которым у них были, мягко говоря, далеки от сердечности, такому, как Бофорт, было бы и вовсе проявлением дурного тона.