Тем не менее, боевики Талибана презрительно называли президента Карзая «мэром Кабула», подразумевая, что тот контролирует лишь столицу страны. По словам экспертов, поддержка этнических лидеров объяснялась лишь тем, что они рассчитывали на слабость Карзая, который сквозь пальцы будет смотреть на то, как «военные лорды» укрепляют свои позиции в регионах. Некоторые политологи не исключали, что со временем афганский президент проведет реформы, предложенные его соперником Абдуллой, согласившись на выборы провинциальных губернаторов и расширение полномочий местных органов власти. А децентрализация приведет, в итоге, к расколу Афганистана на пуштунский Юг, который будут контролировать талибы, и таджикско-узбекский Север, находящийся под властью Северного альянса. Ведь пуштуны, которые являются самой многочисленной народностью в стране, при Карзае были лишены возможности оказывать влияние на принятие политических решений.
ПРОВАЛ СТРАТЕГИИ «АФПАК»
Главным новшеством в афганской стратегии Обамы эксперты считали стремление связать воедино проблемы Афганистана и соседнего Пакистана. Находясь в экономической зависимости от Вашингтона, Исламабад, тем не менее, пытался проводить независимую внешнюю политику, перекрывая пути снабжения войск НАТО в ответ на американские рейды на свою территорию. При этом страна находилась на грани экономического коллапса. Инфляция в Пакистане достигла 30 % и продолжала расти. Дефицит государственного бюджета составлял десятки миллиардов долларов. Однако главной проблемой, с которой столкнулся избранный в 2008 году президент Асиф Зардари, были волнения на северо-западной границе. И когда пакистанская армия начала крупномасштабную операцию в Южном Вазиристане, в США происходящее назвали торжеством стратегии «Афпак», провозглашенной Обамой в марте 2009 года. Однако оптимистичная картина, которую рисовали вашингтонские стратеги, не имела ничего общего с действительностью. Пакистанцы сражались со своими пакистанскими талибами, афганским же боевикам, ведущим борьбу с силами НАТО, они выплачивали деньги за сохранение нейтралитета. «У Вашингтона и Исламабада абсолютно разный подход к проблеме северо-западной границы, – писала The Washington Post. – Для пакистанцев приоритетом является стабильность страны, для американцев – уничтожение «Аль-Каиды»[311]. США обещали, что в том случае, если пакистанские власти окажут им помощь в борьбе с афганскими боевиками, они поддержат их в противоборстве с местными талибами, лидером которых является Байтулла Махсуд – главный подозреваемый в убийстве супруги президента Зардари Беназир Бхутто.
Однако военные в Исламабаде были убеждены, что американцам нельзя доверять, поскольку союз Соединенных Штатов с Пакистаном всегда объяснялся лишь прагматическими соображениями: сближением СССР и Индии, советским вторжением в Афганистан, интересами войны с терроризмом. Хотя Зардари, конечно, надеялся сохранить особые отношения с Вашингтоном, чего бы ему это ни стоило. Неслучайно проамериканский президент Афганистана был единственным иностранным лидером, присутствующим на его инаугурации.
Соединенные Штаты прекрасно понимали, что если гражданское правительство не удержится у власти, на смену ему вновь придут генералы, причем, в отличие от Мушаррафа, настроенные антиамерикански и опирающиеся на Мусульманскую лигу Пакистана во главе с Навазом Шарифом, радикальных националистов и фундаменталистов. В связи с этим многие называли Пакистан «пороховой бочкой» Ближнего Востока.
Тем не менее демократическая администрация США надеялась добиться успеха в отношениях с этим государством. В ноябре 2009 года Обама подписал законопроект Керри-Лугара о выделении Исламабаду помощи в размере $7,5 миллиарда. Однако условия, выдвинутые американскими конгрессменами, оказались абсолютно неприемлемы для пакистанской военной элиты, которая не собиралась отказываться от участия в политике, сворачивать ядерную программу (в Вашингтоне многие опасались, что деньги пойдут на ее развитие) и обеспечивать Соединенным Штатам доступ к пограничным территориям Пакистана. Жесткую критику вызвало положение законопроекта, согласно которому Вашингтон имеет право осуществлять «контроль над государственными структурами Пакистана, включая армейские, с тем, чтобы их действия соответствовали интересам США».
На встрече командующих крупнейшими подразделениями пакистанской армии законопроект Керри-Лугара был назван «колониальным актом», угрожающим национальной безопасности страны. Военным не пришелся по душе безапелляционный «оскорбительный» тон американских законодателей, которые обвинили их во вмешательстве в дела гражданского правительства Юсуфа Гилани и укрытии преступников, замешанных в терактах в Индии. Главнокомандующий пакистанской армии Ашфак Кияни и главный министр провинции Пенджаб, брат лидера оппозиционной Мусульманской лиги Шабаз Шариф приняли решение провести крупную кампанию в СМИ против «попыток США навязать пакистанцам свои правила игры». Ведущие пакистанские газеты объявили президента и его министров «предателями, которые продались американцам». «Кто кроме нашего сговорчивого правительства, – вопрошала пакистанская газета The Nation, – согласился бы пожертвовать национальными интересами ради $ 7 миллиардов? Подход Соединенных Штатов к Пакистану очень хорошо иллюстрирует фотография Ричарда Холбрука (специального представителя Обамы по Афганистану и Пакистану) на переговорах: он развалился в кресле и беззаботно жевал жвачку. Эти новые колонизаторы получили от Исламабада все, о чем только могли мечтать»[312]. Согласно опросам общественного мнения, осенью 2009 года около 85 % пакистанцев не одобряли сотрудничества с США.
«Пакистанские генералы, – писал The Economist, – считают, что Соединенные Штаты навязывают их государству сотрудничество на невыгодных условиях, что в очередной раз доказывает: внешнюю политику Исламабада нельзя было отдавать на откуп гражданским властям»[313].
Критики были убеждены, что гражданское правительство, которое пришло к власти благодаря поддержке Соединенных Штатов, разочаровавшихся в генерале Мушаррафе, методично отстаивает интересы своих американских покровителей. Президент Асиф Зардари, указывали оппозиционеры, долгое время жил в эмиграции в США, а премьер-министр Гилани принадлежит к семье с богатыми колониальными традициями (еще его прадед входил в элиту британской Индии).
Однако проамериканский курс правительства противоречил националистической идеологии, распространенной в пакистанском истеблишменте и силовых структурах. Контроль над Межведомственной службой разведки Пакистана (ISI) со стороны гражданских властей был минимальным. Этот институт, фактически, полностью подчинялся главнокомандующему Ашфаку Кияни, которого подозревали в связях с отставными генералами-националистами, лишившимися своих постов в силовых ведомствах во время кадровой чистки, проведенной Первезом Мушаррафом в 2001 году. Тогда в отставку были отправлены люди, связанные с джихадистскими организациями, которые вели боевые действия в Афганистане против советских войск, а затем сражались с индийцами в Кашмире. Эксперты полагали, что эти люди продолжают оказывать влияние на идеологию силовиков, не желающих налаживать отношения с американскими союзниками – Индией и Афганистаном и настаивающих на том, что в своей политике Исламабад должен ориентироваться на Китай.
До определенного момента антиамерикански настроенные силовики были убеждены, что операция против пакистанских талибов, обосновавшихся на территории племени мехсуд в Вазиристане, противоречит интересам государства. Считалось, что Межведомственная разведка может контролировать радикальных исламистов, используя их воинственные настроения против «иностранных оккупантов и марионеточного афганского правительства». В эпоху Мушаррафа в так называемой зоне племен федерального управления на границе с Афганистаном проводились лишь ограниченные военные операции, а крупное наступление армии в Вазиристане в феврале 2008 года было неожиданно прервано без объяснения причин. «Дело в том, что представители племени мехсуд занимали тогда высокие посты в армии и разведке, а генерал Мушарраф не хотел наживать себе врага в лице Талибана, – отмечал директор программы азиатских исследований американского Центра международной политики Селиг Харрисон в своей монографии «Внутренняя и внешняя политика Пакистана после 11 сентября», – к тому же, он не был заинтересован в том, чтобы вакуум власти, сложившийся в Афганистане после падения исламистского правительства, заполнили представители Северного альянса, традиционно настроенного против союза с Пакистаном»[314]. Мушарраф был убежден, что с талибами можно договориться и не раз заключал мирные соглашения с лидерами племен, населяющих Вазиристан.
В своей автобиографии «На линии огня» он отмечал, что Талибан был создан пакистанскими спецслужбами, которые «воспитали, одели и обули нищих пуштунов, дали им оружие, и навязали исламистскую идеологию»[315]. С помощью исламистов пакистанская элита рассчитывала установить в соседнем Афганистане дружественный, зависимый от Исламабада режим, и обеспечить, таким образом, надежный тыл в противостоянии с Индией. В 90-е годы афганские исламисты, финансируемые ISI, выступали даже с идеей конфедерации Пакистана и Афганистана. Как утверждал руководитель Межведомственной разведки Хамид Гул «под предлогом объединения двух исламских государств мы получили бы доступ к урановым рудникам в Афганистане и сократили бы зависимость нашей ядерной программы от зарубежных источников. К тому же, политический союз Исламабада и Кабула стал бы серьезным вызовом для Индии»[316].
Однако пакистанским спецслужбам не удалось реализовать свои замыслы. В первую очередь, потому что любое афганское правительство отказывалось идти на сближение с Пакистаном до тех пор, пока не будет урегулирован спор о государственной границе. Линия Дюранда, которая была установлена англичанами в 1893 году, разделила пуштунские племена между Афганистаном и Британской Индией. Это, противоречило афганским интересам, и в Кабуле отказывались признавать навязанную колониальными чиновниками границу. После образования пакистанского государства его отношения с соседним Афганистаном во многом зависели от пуштунского фактора. Афганцы одно время выступали даже за создание независимого Пуштунистана в пакистанской зоне племен федерального управления.