В мае 1975 года Виктор Шкловский приехал во Флоренцию на международный симпозиум, посвященный юбилею Джованни Боккаччо (26–30 мая 1975 года). Его выступление, «Размышления о десяти днях и шестистах годах», было издано в 1978 году в сборнике «Боккаччо в национальных культурах и литературах» [Šklovskij, 1978]. В статье, в присущем ему изысканном стиле, Шкловский приводит живые примеры из шедевра Боккаччо, которые дают повод для более широких размышлений о литературных, жизненных и моральных позициях Толстого, Достоевского и других писателей. В статье упомянут А. Н. Веселовский, интерес к творчеству которого стал тогда распространяться в Италии и не только в итальянистике[98].
В это время работы Шкловского о Боккаччо были уже известны в Италии – правда, в неполном варианте – благодаря переводу Александра Иванова [Šklovskij, 1969]. В этой книге представлены две части из книги Шкловского «Художественная проза» [Шкловский 1961]: первая трактует законы сюжета, вторая – создание характера (именно вторая часть полностью посвящена творчеству Дж. Боккаччо)[99].
Во время пребывания Шкловского в Тоскане среди многочисленных выступлений были и интервью. В связи с одним интервью был записан текст под названием «Divagazioni sull’arte e sullo strutturalismo» («Рассуждения об искусстве и о структурализме»), подготовленный к печати С. Синьорини и Д. Феррари-Браво. Текст должен был выйти в уже упомянутом журнале «Strumenti critici».
Ил. 1
К сожалению, русский оригинал интервью не был сохранен, и когда речь пошла об издании статьи, то меня, в то время студента-стажера в Москве, попросили показать В. Б. Шкловскому итальянский вариант текста и перевести ему обратно статью на русский для окончательного согласия на издание. В конце концов, Шкловский написал новый текст под названием «Путь из ада» с эпиграфом из «Декамерона».
В 1998 году Д. Феррари-Браво издала оба текста, первый на итальянском и второй на русском, в журнале «Europa Orientalis» [Šklovskij, 1998; Шкловский, 1998]. У меня осталась рукопись В. Б. Шкловского с пометами и комментариями к моему переводу первой статьи об искусстве и структурализме (см. ил. 1).
В данной статье я предложу некоторые размышления о концепции искусства и структурализме Шкловского и их применении, в частности, к творчеству Боккаччо. Одновременно приведу некоторые данные чисто мемуарно-биографического характера, относящиеся к этому для меня замечательному опыту «обратного переводчика» на русский язык текста Шкловского.
Я побывал у Виктора Борисовича дома в первый раз в феврале 1974 года. Я должен был передать какие-то книги от профессора Флорентийского университета Марии-Бьянки Лупорини-Галлинаро. Именно Виктор Борисович, узнав, что я занимался тогда поэтами-сатириконцами, сообщил мне телефон Н. И. Харджиева для консультации по теме «Маяковский и „Новый Сатирикон“». В течение моей стажировки с февраля 1975 года я бывал дома у Шкловского неоднократно – следует учесть, что он попросил меня перевести итальянский текст его вышеупомянутых «Divagazioni». Текст этих «Divagazioni», как уже сказано, теперь издан по-итальянски без учета следующей записки Виктора Борисовича, которую я передал тогда вместе с новым текстом профессору М. – Б. Лупорини-Галлинаро и где сказано:
Ил. 2
Вероятно я говорил устно и невнятно. Записано все было с трудом. Я написал новое выступление. Виктор Шкловский (см. ил. 2).
В результате новое выступление было издано в оригинале вместе с итальянским текстом «Divagazioni»[100]. О записке Виктора Борисовича и о том, что он не желал увидеть итальянский текст изданным, в публикации не сказано ни слова. Конечно, не исключаю, что плохое отношение к итальянскому тексту у Шкловского вызвано моим переводом студента четвертого курса. Но давайте сначала посмотрим поближе на текст «Divagazioni».
В статье выражено отношение Шкловского к современной структуралистской и семиотической критике. В частности, она касается Тартуской школы, понятия «структура», лингвистического анализа литературного текста и подлинного понимания искусства. Текст, на самом деле, представляет собой свободное чередование высказываний и цитат без очевидной упорядоченности. Вот самое начало:
Искусство можно рассматривать как в его динамизме, так и статичности. Все параболы Евангелия находятся в движении. ‹…›
Дальше о Достоевском:
Достоевский – мещанин и в то же время революционер.
И чуть ниже:
Чтобы понять Достоевского, надо понять, как всегда, когда мы приближаемся к автору, его мысль, его искусство изнутри. ‹…›
Далее следует критика структурализма:
Роман Якобсон и другие структуралисты, правда… достигли высокого уровня научной строгости, но в то же время потеряли некоторые фундаментальные ценности для понимания самого искусства. Литературу нельзя только понимать, ее надо также ощущать.
А о себе Шкловский добавляет:
Мой недостаток заключается в том, что я не академик; мое достоинство в том, что я – художник[101].
Затем идет экстравагантное размышление о Лотмане:
…вклад <апостола Павла> состоит в распространении и переводе религиозных текстов. Лотман – Павел, не Иоанн. Лотман – это остановка. ‹…›
A в противовес:
В творчестве Веселовского сосуществуют бред и искусство. Физик Ландау говорил, что время может двигаться также назад и если б это не было так, это противоречило бы природе. ‹…›
Работа Лотмана состоит в поисках ошибки, в восстановлении тех элементов, которые поверхностно, кажется, не входят в анализируемую им литературную систему. Лотман считает, – и в этом его ограниченность, – что литература, как искусство вообще, может трактоваться только как лингвистическое явление.
Отрицательное отношение к структурному подходу распространяется и на риторику:
Риторика, действительно, помогает изучению культуры. Но литературные явления не решаются только в терминах стилистики. Рассматривать «Декамерон» вне морали – это трусость[102].
И ниже:
Система теории литературы вне моральных проблем не существует. Без жизни нет искусства.
В своем антинаучном пафосе Виктор Борисович доходит до следующего утверждения: «Искусство основано на равенстве 2 + 2 = 5», явным образом комплексно отражающего известное размышление, занимавшее разных писателей – от Достоевского до Оруэлла. Такое мнение объясняет следующее высказывание:
Структуралисты живут возле искусства, а не в искусстве. Они не помогают чтению, они проскальзывают сквозь объект.
Интересно также неожиданное свидетельство:
Третьяков, член ЛЕФа, был моим другом и другом Брехта, именно он передал понятие остранения Брехту, когда был в Берлине[103].
Все больше и больше Шкловский подчеркивает близость искусства к жизни вплоть до утверждения: «Искусство – это действительность».
Вот еще о Достоевском (и затем о структуре):
Интерпретация отдельных эпизодов и поведения персонажей меняется с изменением подхода к произведению. Мне не нравится позиция структуралистов. Не существует только структура. Возьмем, например, дерево: это не только дрова. Существуют дрова и существует дерево.
Структура служит методу. Но искусство – это что-то более сложное, чем сама структура. Отождествлять его со структурой – это абсурд. Распознать структуру искусства – это важно, но недостаточно, чтобы его понять. ‹…›
Структура живет только некоторое время, герой ее меняет.
Структура, как таковая, не существует. Структура, которая мотается туда и сюда, не существует. Структуру нельзя догнать на улице и позвать: «Эй, поди-ка сюда, ты мне нужна!» Это не нос Гоголя.
Завершает он свое выступление так:
Структура представляет из себя ценность, только если связана с жизнью. Жизнь в движении и восприятии вещей. Зачем нужно искусство? Эта проблема еще не решена.
Конечно, я привел здесь только несколько цитат из очень сложного и не вполне связного текста. Именно это обстоятельство, скорее всего, и натолкнуло писателя на мысль предложить новый, полностью переработанный вариант. Интересно отметить, что рукопись моего перевода сопровождена инскрипциями, которые, очевидно, служили Шкловскому для тематического развертывания новой, второй статьи.
Новый текст носит заглавие «Путь из Ада» и открывается эпиграфом из «Декамерона»: «…я пойду вперед обратив тыл к ветру, и пусть себе дует…»[104]. В нем Шкловский повторяет некоторые высказывания, уже приведенные в «Divagazioni», но уточняет и расширяет их. Главное – он вновь подчеркивает тесные связи искусства с жизнью. О Боккаччо мы читаем:
Человечество многократно возвращается к тем же самым вопросам. Сын флорентийского купца Джованни Боккаччо до сих пор понятен. Он пишет о неоконченном.
В статье Шкловский касается двух новелл четвертого дня (первой о Салернском принце и девятой о рыцаре, убившем друга) и приходит к заключению, что «искусство признает новую нравственность, новую любовь. В искусстве будущее отбрасывает на сегодняшний день светлый отблеск». Идея динамизма искусства к будущему («Толстой, Достоевский, Чехов не только люди прошлого России, но и люди нашего времени») приводит Шкловского к полемике со структурализмом:
Старая моя дружба с Романом Якобсоном, который сейчас играет как бы роль принца среди структуралистов, для меня не прошла. Я знаю, что он лингвист, путеводитель. Но я знаю до глубины костей своих, что литература это не способ располагать слова, хотя она создана словами.