Однако этим открытием вклад Белого не исчерпывается. Можно сказать, что в пяти статьях о стихе дана программа его научного изучения на весь XX век, которая до конца не выполнена и до сего дня. Посмотрим далее, какие конкретно положения и термины, вводимые Белым, оказались востребованными в последующем развитии науки о стихе.
Начнем с терминологии. Белый впервые предлагает понятие условного ударения или полуударения (на пиррихии; сейчас мы бы сказали – пропуск на сильном месте), которое потом ставит вопрос о разных по силе ударениях (в основном на служебных словах) – положение, которое ведет к методикам разметки текста Г. Ивановой-Лукьяновой и М. Гиршмана. Сам Белый при этом избегал слова пиррихии, описывает их как компонент пэанов. Обращает Белый внимание и на спондеи и их роль в русском стихе, а также вводит понятие «неправильной акцентуации» (переакцентуации, как называют это явление сейчас).
Второе важнейшее положение ритмической теории Белого, разработанной в 1900-е годы, – так называемая теория фигур, то есть разработка методики описания того, что сейчас называется профилем ударности, его описание развито в работах Тарановского и Гаспарова и дает представление о многообразии реальных форм различных строк, объединяемых в рамках «условного ямба» (тоже, кстати, термин Белого!). Сразу же после появления теории и сами фигуры, и особенно данные им Белым «бытовые» названия вызвали многочисленные возражения и даже насмешки (например, того же Чудовского), однако переоценить объективную ценность их для описания реального ритмического механизма стиха не возможно, сегодня это совершенно очевидно.
Объясняя обнаруженное А. Белым явление, К. Тарановский в 1940–1950-е годы формулирует два закона русских двухсложных размеров XVIII–XIX веков: «закон стабилизации первого икта после первого слабого времени в строке» (то есть, по мнению ученого, становится «нормой» повышенная частота ударности в четырехстопном ямбе на втором слоге, а в хорее – на первом) и «закон регрессивной (акцентной) диссимиляции», гласящий о том, что «сила икта» (частота ударности) падает от последнего (самого сильного) икта в строке – к началу строки. Позднее Гаспаров, как известно, показал наличие исторических закономерностей в выборе реальных вариантов метра в разные «времена», а также динамику распределения фигур не только смысловую (о чем тоже писал Белый), но и объективно позиционную (в зависимости от места строки в катрене).
Белому принадлежит также мысль о возможности исчислять ритм целого стихотворения. По его мнению, его можно определять как сумму ритмических характеристик фигур, составляющих текст строк. «Но разве не радостна самая возможность в принципе несравненно более точно анализировать ритмические фигуры поэтов и приводить их к числу и мере?» [Белый, 1910: 330].
По модели фигур силлаботоники Белый строит и типологию гексаметра, подхваченную и развернутую затем в работах М. Гаспарова и М. Шапира, дополнивших ее понятием дериватов классического гексаметрического стиха.
Условность метрики Белый объясняет также через обратимость силлабо-тонических метров. Это положение сформулировано в статье «Лирика и эксперимент» на материале строчки Тютчева «Как демоны глухонемые»: Белый обратил внимание, что эта строка может трактоваться и как Я4, и как Амф 3 (в первом случае – с пиррихиями на 2 и 3 стопе, во втором – с трибрахием на второй). Из этого Белый делает, правда, вывод, что это «ни ямб, ни амфибрахий» – с точки зрения современного стиховедения это, скорее, и ямб, и амфибрахий одновременно. Далее, Белый утверждает принципиальную невозможность представления текста как суммы разных стоп, особенно с применением всех античных метров (кстати, позднее в работах начала 1920-х годов сам делает именно это, отрицая различие между стихом и прозой – «проза это сложно организованная поэзия»; отсюда идут исследования ритма прозы: «метрические» – Шенгели, Пешковский и т. д. и их критика Томашевским – и принципиально иные – от Томашевского к Гиршману, а также новые чисто лингвистические методики – например, М. Красноперовой и ее учеников.
Плодотворной оказалась также выдвинутая в «Символизме» идея индивидуальной метрики: Белый проводит сопоставление общего количества (доли) полуударений у разных русских поэтов, это тоже первая попытка такого суммарного сравнения. Путем сопоставления стиха по разным параметрам можно, по мнению Белого, определить «сравнительно-морфологическую структуру любого поэта» [Там же: 342]. Развивая эту идею, Белый вводит понятие ритмической генеалогии индивидуального метра (согласно его подсчетам, стих Брюсова идет от стиха Пушкина и Жуковского, стих Сологуба – от стиха Баратынского и Фета). Выдвинул Белый и идею исторической динамики метра (ямба), определив для этого основные этапы в распределении «полуударений» (до Жуковского, от Жуковского до Тютчева, от Тютчева до модернистов), предвосхитив тем самым позднейшую периодизацию русского стиха, развернутую Гаспаровым.
Наконец, Белый намечает перспективы изучения связи пиррихированности ямба со смысловыми категориями: с тем или иным движением стиха (темпами, как он это называет), а также с жанром: так, в оде, по его наблюдениям, пиррихий чаще появляется на второй стопе, а в послании – на первой. В статье о стихотворении Пушкина Белый делает попытку «рассмотреть ритм Пушкинского ямба в связи с содержанием, выраженным ритмически» [Там же: 422]; отсюда – прямой путь к идее семантических ореолов разных метров, развиваемой Тарановским и Гаспаровым.
Важен также предлагаемый Белым критерий оценки качества стиха, непосредственно связанного, по его мнению, с богатством и разнообразием ритмики, причем в первую очередь – не с количеством пиррихиев, а с их расположением по строкам, по вертикали. Соответственно, Белый вводит понятие бедных (однообразных) ритмов и выделяет группы поэтов по этому признаку; всего их четыре, и в первой действительно оказываются разнообразные и соответственно – самые значимые для русской традиции авторы, и наоборот.
Следующая капитальная проблема, поставленная Белым, – соотношение ритма строки и словораздела; исследователь обратил внимание на то, что в зависимости от того, где проходит словораздел, строки, имеющие одинаковую структуру, звучат по-разному, и дает описание вариантов словоразделов в связи с пиррихированностью на каждой из трех стоп четырехстопного ямба. В 1970-е годы к этой проблеме возвращается сначала С. Бобров, а потом М. Гаспаров. В комментариях Белый пишет также о важной роли цезуры в разных метрах (особенно в гексаметре).
Белый говорит и о важности расположения строф в стихотворном тексте и дает примерную их типологию (12 рубрик, в том числе по разным основаниям (станс, ропалический стих, центон); можно сказать, что тем самым он заложил, параллельно с Брюсовым, основы современного строфоведения (М. Пейсахович, К. Вишневский, О. Федотов). В примечаниях к «Лирике и эксперименту» говорится также о твердых строфических формах и дается их примерная классификация.
Там же, в примечаниях к этой статье и в работе о стихотворении Пушкина находим наблюдения о стиховой фонике и ее конструктивной функции; множество наблюдений об этом разбросаны и по другим статьям и комментариям к ним. При этом Белый обращает особое внимание на важность фонетического расположения гласных и согласных в слогах, слове, группе слов (ср. современные исследования В. Баевского и Г. Векшина), а также предлагает примерную классификацию рифм, типологию аллитераций, подчеркивает важность порядка расположения звуков, говорит о значимости для аллитерирования принадлежности звуков к одной группе согласных (например, пишет о «губно-зубной инструментовке» нп, мн, вн, нп), о соотношении ритма и инструментовки. В той же статье «Лирика и эксперимент» и комментариях к ней на примере стихов Баратынского Белый отмечает важность количественного преобладания отдельных звуков, ассонансов и аллитераций (например, связывает «тяжеловесность» строк с количеством согласных).
Заходит речь в «Символизме» и о роли знаков препинания, которые, по Белому, служат в первую очередь для фиксации стиховой интонации (ученый находит шесть ее вариантов) и о неприятном впечатлении, производимом на читателя их частотой («неожиданными паузами» внутри строк).
Определяя важнейшие задачи теории стиха, Белый пишет о необходимости составить индивидуальные указатели рифм, размеров, слов, средств изобразительности и т. д. [Там же: 399]. Можно сказать, что эту задачу отчасти решили словари Дж. Т. Шоу, а также многочисленные словари языка отдельных поэтов, капитально осмысленные в монографии и диссертации Л. Шестаковой.
Кроме того что в обширных примечаниям к статье «Лирика и эксперимент» (это как раз статья, к которой Белым было дослано особенно много дополнений) дается характеристика тропов, опирающаяся на работы Потебни, причем они проецируются на категории пространства и времени, а также форм речи (то есть фигур), дается их градация и разграничение.
Номенклатура понятий и терминов метрической и строфической теории дается также в комментариях к не строго стиховедческой статье «Смысл искусства» (1907); при этом Белый опирается на Словарь Н. Остолопова и исследование Я. Денисова, но привлекает также множество иноязычных (в первую очередь – немецких) исследований – как поэзии, так и музыки в аспекте ритма. В тексте же статьи автор сопоставляет музыку и поэзию и утверждает, объясняет, что понять поэзию без музыки нельзя – в качестве примера приводится анализ ритма былин, проведенный Танеевым. О соотношении музыкального и стихотворного ритма Белый пишет также в комментариях к статье «Смысл искусства».
В примечаниях к «Лирике и эксперименту» даются наброски «учения о ритме в связи с материалом слов» [Там же: 589] – то есть современной лингвистики стиха, сложившейся в работах М. Гаспарова и Т. Скулачевой.
Наконец, нужно отметить целостный (поуровневый, как сказали бы структуралисты второй половины XX века) стиховедческий анализ отдельного стихотворения, осуществленный в работе Белого «„Не пой, красавица, при мне…“ А. С. Пушкина (опыт описания)», ставший прообразом подобных же анализов, к которым позднее неоднократно обращались Ю. Лотман в своей книге «Анализ поэтического текста» (Л., 1972), вторую половину которой составили именно разборы отдельных произведений русской классики, М. Гаспаров в серии работ, посвященных ключевым для истории русского стиха текстам серебряного века, и М. Гиршман в своих опытах интерпретации отдельных стихотворений русских поэтов золотого века. Ср. также коллективный сборник «Анализ одного стихотворения» (М., 1985).