2 × 2 = 5
Обэриуты – новый отряд революционного искусства!
Мы вам не пироги!
Придя в наш театр, забудьте все то, что вы привыкли видеть
во всех театрах!
Поэзия – это не манная каша!
Кино – это десятая муза, а не паразит литературы и живописи!
Мы не паразиты литературы и живописи!
Мы обэриуты, а не писатели-сезонники!
Не поставщики сезонной литературы!
И еще раз на углу пальто, красными буквами: 2 × 2 = 5! [Минц, 2001: 279][205]
Сценическое же оформление поставленной для этого вечера пьесы Хармса «Елизавета Бам» первоначально должен был делать художник Анатолий Каплан, чьи воспоминания об этом были посмертно опубликованы лишь в 1990-м, затем в 2003 году [Сурис, 2003: 120–125], однако осуществил его Бахтерев с помощниками [Мейлах, 1987: 181–183], возможно, лишь продолжив работу, начатую Капланом: академические мэтры, по-видимому, Г. С. Верейский или А. А. Рылов, не рекомендовали молодому художнику участвовать в левом начинании. До этого, в 1926 году, Бахтерев, согласно тем же его воспоминаниям, «делал эскизы будущего оформления» предобэриутского спектакля театра «Радикс» «Моя мама вся в часах» [Бахтерев, 1984: 68]. Что же касается Каплана, то много позже он вспоминал: «позднее, в своей работе художника-графика, я всегда ощущал… „дыхание“ условно-реального искусства моих друзей-обэриутов, в частности, своеобразного поэтического мира стихов Д. Хармса, Н. Заболоцкого, А. Введенского» [Сурис, 2003: 123–124].
В этой статье мы могли лишь кратко коснуться некоторых аспектов и фактов отношений обэриутов с художниками. Здесь нет возможности специально остановиться ни на сравнении обэриутской поэтики с художественными тенденциями современного им изобразительного искусства, ни, например, – более частный случай – на обэриутских экфразисах (выше упоминались преимущественно стихотворения Хармса и Бахтерева как метаописания живописи Малевича). Заметим только, что и здесь обэриуты имели предшественников в традиции русского футуризма, как, например, Хлебникова с его стихотворением «Татлин, тайновидец лопастей» (1916), восходящим к контррельефам художника.
Авангард, остановленный на бегу. Л., 1989.
Альфонсов В. Н. Слова и краски. Очерки из истории творческих связей поэтов и художников. М., 1966; 2‐е изд. СПб., 2006.
Бахтерев И. Когда мы были молодыми: (Невыдуманный рассказ) // Воспоминания о Заболоцком. Изд. 2‐е, доп. М., 1984. С. 57–100.
Введенский А. Полное собрание сочинений. Анн Арбор, 1980–1984. T. 1–2.
Введенский А. Полное собрание произведений: В 2 т. М., 1993.
Гершов С. «Быт у нас был жалкий…» // Новый мир. 2006. № 2. С. 121–122. (Электрон. ресурс, http://www.d-harms.ru/library/vot-kakoy-harms-vzglyad-sovremennikov4.html).
Ермакова Л. М. Слово и музыка // Ермакова Л. М. Речи богов и песни людей: Ритуально-мифологические истоки японской литературной эстетики. М., 1995. С. 185–202.
[Ермолаева В.] Вера Ермолаева. Государственный Русский музей: Каталог выставки / Автор ст. А. Н. Заинчковская. СПб., 2008.
[Ермолаева В.] Вера Ермолаева, 1893–1937 / Текст и коммент. А. Н. Заинчковской. М., 2009.
Ершов Г. Хармс и Порет: «Опыт с магдебургскими полушариями» // Рисунки Хармса. СПб., 2006. С. 262–283.
Заболоцкий Н. А. Собр. соч.: В 3 т. М., 1984. Т. 3.
Ичин К. Поэт и художник: книги для детей А. Введенского // Визуализации литературы. Белград, 2012. С. 152–191.
Карасик И. Лев Юдин: разноцветные истории // Русский комикс: [Сб. ст.]. М., 2010. С. 229–248.
Кобринский A. А. Даниил Хармс. М., 2008; [изд. 2-е, испр. и доп.] М., 2009.
Лощилов И., Галеев И. Стихотворение Николая Заболоцкого «Дума» (1926): текст и контексты // Новый мир. 2013. № 6. С. 153–159.
Малевич К. Бог не скинут. Искусство, церковь, фабрика. Витебск, 1922.
Малевич К. Черный квадрат: Трактаты и теоретические сочинения. СПб., 2001.
Мейлах М. «Елизавета Бам» Даниила Хармса: Предыстория, постановка, текст // Stanford Slavic Studies. 1987. Vol. 1. P. 163–246.
Мейлах М. Б. (Mytho)poesis oberiutiana // Пятые Тыняновские чтения. Рига, 1990. С. 36–38.
Мейлах М. Б. Обэриуты и живопись (заметки к теме) // Шестые Тыняновские чтения: Тезисы докладов и материалы для обсуждения. Рига; М., 1992. С. 44–48.
Мейлах М. Б. «Дверь в поэзию открыта…» // Введенский. 1993. Т. 1. С. 10–39.
Мейлах М. Даниил Хармс: последний петербургский «денди» (заметки к теме) // Хармс-авангард: Материалы международной научной конференции «Даниил Хармс: авангард в действии и в отмирании. К 100-летию со дня рождения поэта». Белград, 2006. С. 7–29. То же // Russian Literature. 2006. Vol. 60. № 3/4. P. 411–439.
Минц К. Обэриуты // Вопросы литературы. 2001. № 1. С. 277–294.
Музыка и ритуал: структура, семантика, специфика: Материалы международной научной конференции. Новосибирск, 2004.
Никольская Т. Л. Орден Заумников // Russian Literature. 1987. Vol. 22. № 1. P. 85–96 (ошибочно под именем С. Сигея).
О’Коннель-Михайловская Р. Художник и человек // Иван Яковлевич Билибин. Л., 1970. С. 149–159.
Петров В. Н. Воспоминания о Хармсе // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1990 год. СПб., 1993. С. 189–199.
Порет А. Воспоминания о Данииле Хармсе // Панорама искусств. М., 1980. Вып. 3. С. 345–359.
[Порет А.] Алиса Порет рассказывает и рисует: Из альбома художника // Панорама искусств. М., 1989. Вып. 12. С. 392–408.
Порет А. Записки; Рисунки; Воспоминания. М., 2012.
[Порет А.] Алиса Ивановна Порет (1902–1984). Живопись, графика, фотоархив, воспоминания. М., 2013.
Рисунки Хармса. СПб., 2006.
[Рождественский К. И.] Константин Рождественский. К 100-летию со дня рождения. М., 2006.
Синельников М. Молодой Заболоцкий // Воспоминания о Заболоцком. Изд. 2‐е, доп. М., 1984. С. 101–120.
[Соколов П. И.] Петр Иванович Соколов (1892–1937). Материалы к биографии, живопись, графика, сценография. М., 2013.
[Сурис Б.] Борис Сурис: [Сб. ст.]. СПб., 2003.
Толмачев Д. Дадаисты в Ленинграде // Жизнь искусства. 1927. 1 ноября. № 44. С. 14.
Тренин В. В., Харджиев Н. И. Поэтическая культура Маяковского. М., 1970.
Туфанов А. «К зауми»: Фоническая музыка и функции согласных фонем. Пг., 1924.
Туфанов А. Заумный орден // Туфанов А. Ушкуйники. Berkeley, 1991. С. 176–177.
Харджиев Н. И. Маяковский и живопись. М., 1940.
Харджиев Н. И. К истории русского авангарда. The Russian avant-garde / Послесловие Р. Якобсона. Stockholm, [1976].
Харджиев Н. И. Статьи об авангарде: В 2 т. М., 1997.
Харджиев Н. И. От Маяковского до Крученых: Избранные работы о русском футуризме. М., 2006.
Хармс Д. Собрание произведений. Bremen, 1978–1988. Кн. 1–4.
Хармс Д. Дней катыбр: Избранные стихотворения; Поэмы; Драматические произведения. М.; Кайенна, 1999.
Шубинский В. Другая жизнь других обэриутов // Русская жизнь. 2013. 13 февраля. То же: Новая камера хранения. Электрон. ресурс, http://newkamera.de/shubinskij/vsh_o50.html.
Jaccard J. – P., Устинов А. Б. Заумник Даниил Хармс: Начало пути // Wiener Slawistischer Almanach. 1991. Bd. 27. S. 159–228.
5. Формалистическое искусствознание
Василий Кандинский и формальный метод
Поиск следов изобразительного формализма в русской культуре не дает значительных результатов, по крайней мере на первый взгляд, и, возможно, кроме Николая Тарабукина, а также, в значительной степени, Николая Пунина, не было других искусствоведов, причастных формализму, подобно Борису Эйхенбауму, Виктору Шкловскому и Юрию Тынянову и, конечно, не существовало ничего подобного «Обществу изучения живописного языка». Более того, исследуя эту малоизвестную область, мы обнаружим, что именно художники, а не критики сыграли важную роль в познании формализма в искусстве, если не в его создании, и в первую очередь это Василий Кандинский.
Увидев картины Кандинского в 1919 году, Пунин заявил: «Я протестую самым решительным образом против искусства Кандинского. ‹…› Все его чувства, его краски одинокие, безродные и напоминают уродов. Нет, нет! Долой Кандинского! Долой его!» [Пунин, 1919: 3]. Как раз в этот период Пунин заинтересовался формальным методом и был непреклонен в своем настойчивом требовании точного, аналитического подхода к художественному творчеству и к его восприятию, и в результате его выводы оказались диаметрально противоположны взглядам Кандинского, для которого было важно субъективное, духовное и оккультное в искусстве. Выступая с лекциями в Москве в 1919 году, Пунин даже заявил: «Мы формальны! Да! Мы гордимся своим формализмом» [Пунин, 1920: 58].
В настоящей статье затрагивается именно эта якобы бинарная оппозиция разума и интуиции, воплощенная в мировоззрениях Пунина и Кандинского, но заодно попытаемся доказать, что все-таки эти полюса имеют общие точки соприкосновения, и что Кандинский, вероятно, гораздо ближе к лагерю формалистов, чем это можно было бы представить. Итак, Кандинский, как наблюдатель и аналитик, а не как художник, занимает центральное место в этой статье.
Немногие из художников русского авангарда могли бы претендовать на звание ученого или «формалиста», несмотря на их высказывания о системе, разуме и науке, в особенности в 1910-х и 1920-х годах, хотя Алексей Ган, Любовь Попова и Николай Тарабукин, в частности, были увлечены возможностью восприятия искусства как точной эстетики. Парадоксально, Кандинский, с его весьма субъективными таблицами цвета-формы, также стремился к определению стандартов для создания и понимания искусства, о чем свидетельствуют исследования, которые он проводил с особой энергией в Инхуке, затем в РАХН, а потом в Баухаузе, и мы вернемся к этому коренному вопросу чуть позже, после обзора состояния художественной критики относительно радикальных направлений в искусстве век назад.