В последнее время фольклористы не только регулярно ссылаются на статьи и книги Проппа при толковании венгерских сказок, праздников, обычаев, но и начинают применять его подход. Новейшие исследования отмечают научное достоинство творчества Проппа в области нарративных и жанровых теорий [Keszeg, 2002]. Ильдико Болдижар, например, развивает типологию сказок, исходя из классификаций ученого, и считает изучение достижений Проппа необходимым в терапии сказками [Boldizsár, 1997]. Исследовательница рассматривает не роль функций в сказке, а содержание, информацию, которую передают эти функции. Она подходит к сказке в основном как к предмету эстетики, онтологической проекции сознания[243].
Мартон Иштвановитш сделал перевод «Исторических корней волшебной сказки» еще в 1959 году, однако его работа оставалась в рукописи до 2006 года, когда наконец-то вышла в свет под редакцией Золтана Херманна [Propp, 2006]. Эта дата знаменательна и тем, что был опубликован сборник переводов многих русских сказок из трехтомника А. Н. Афанасьева [Afanaszjev, 2006]. Это наконец-то позволило венгерским специалистам получить представление о тех текстах, на которые Пропп ссылается или которые разбирает в своих трудах. Возникла потребность в переводе и менее известных в Венгрии исследований ученого. В результате к печати был подготовлен новый сборник. Мною переведены следующие работы Проппа: «Принципы классификации фольклорных жанров», «Структурное и историческое изучение волшебной сказки», «Трансформации волшебных сказок», «История изучения сказки», «Ритуальный смех в фольклоре», «Мотив чудесного рождения», «Эдип в свете фольклора», «Волшебные сказки».
В избранных статьях Проппа рассматриваются общие вопросы и классификации фольклорных жанров, сравнительно-типологические исследования, транспонирование «действительности» в фольклор, опыт изучения и поэтика сказок. Развертывание и актуализация раньше существующих взаимоотношений между ходом действия праздников и обычаев (контекст) и его нарративной символизацией (повествование) тоже имеет важное значение в теории Проппа. Ученый здесь предстает в новом свете также и в своем отношении к формальной школе или семиотике. Статью «Волшебные сказки» можно назвать дополненным «экстрактом» «Морфологии…», в силу чего ее можно использовать как обдуманную заново и кратко суммированную сводку исследований Проппа. «История изучения сказки» представляет собой огромный интерес в том плане, как ученый систематизирует этапы фольклористических исследований и подходов. Венгерская наука о фольклоре может получить особую точку зрения на развитие своей дисциплины.
Эти статьи читал в оригинале и Вильмош Фойт, который очень высоко ценил Проппа и зорко следил за его творческим путем. Отношение Фойта к наследию Проппа со временем стало более дифференцированным. Об этом свидетельствуют как детальный обзор «Фольклора и действительности», так и рецензия на книгу «Проблемы комизма и смеха» [Voigt, 1978]. Позже он написал и рецензионную статью о «Русской сказке» [Voigt, 1985].
Хотя Фойт называет русско-советского ученого гигантом фольклористики, описание Проппом истории изучения сказки он считает слишком лаконичным, знания о мировом генезисе и распространенности сказки – ограниченными и обращает внимание на отсутствие у Проппа данных о структуралистском подходе (ср. Е. М. Мелетинский). Крупный венгерский фольклорист подчеркивает необходимость публикации ответа Проппа на критику Клода Леви-Стросса для разъяснения взаимосвязи содержания и формы, теории и терминологии «морфологии» – композиции. В подготавливаемый нами сборник включен перевод и этого текста в целях того, чтобы венгерский читатель получил полную картину их научного обсуждения.
По иронии судьбы полемика Проппа и Леви-Стросса появилась на венгерском языке лишь односторонне: стало известно выступление французского исследователя, а ответ Проппа остался непереведенным на венгерский язык. В результате «Морфология…» определялась как чисто формалистическая, навязывающая материалу правила нарративной структуры и была отодвинута на второй план. Вслед за французским интерпретатором рецензенты просили у Проппа уточнения, коррекции и модификации его позиции, указывали на такие «ошибки», как отсутствие в системе ученого свободных функций, логики нарративных возможностей (Клод Бремон) или отождествление нарративной последовательности и хронологии (Ролан Барт) [Voigt, 1969; Gráfik, 1973]. Пропп отмечал достоинства формального метода, в том числе и в обращении с литературным текстом, но также неоднократно подчеркивал отличие своей концепции от формализации, такое как направленность на проблемы художественного мышления, теорию жанра, а также необходимость применения исторического подхода помимо описательного (см. «История изучения сказки»).
Итак, многосторонняя теория Проппа определялась со структуралистской точки зрения. Естественно, что такое категорическое отношение было незаконно, тем более что фольклорист изучал поэтику сказки, а не мифа или художественного произведения. Из тех же соображений включено нами в сборник исследование об Эдипе. Оно позволяет открыть «другого» Проппа. Общеизвестно, что ученый очень четко защищал свою позицию, которая формировалась и развивалась на протяжении десятилетий, от структуралистских переосмыслений и критик 1950-х и 1960-х годов. Структурный анализ греческого мифа, проведенный Леви-Строссом, в свете сравнительно-фольклорного подхода Проппа обогащается ценными наблюдениями (в том числе и в области средневековых легенд и драм Софокла), которые вносят вклад не только в фольклористические, но и в литературоведческие интерпретации.
Отметим, что в Венгрии вышла также рецензия на книгу «Русские аграрные праздники», автор которой кратко суммирует как главные тезисы Проппа, так и общую основу различных элементов праздников [Kósa, 1965]. Между тем очень содержательно также исследование Проппа о мировом мотиве чудесного рождения. Оно позволит нашим фольклористам найти соответствующие параллелизмы и в венгерском народном творчестве.
Карой Юнг поощряет изучение венгерских обрядов инициаций, которые подтвердили бы положение Проппа, высказанное им в работе «Ритуальный смех в фольклоре». При этом Юнг указывает на неразвернутую Проппом возможность анализа оплодотворяющего смеха в области скотоводства, особенно в свете венгерских магических ритуалов. Намеченные Юнгом пути рассмотрения многообещающие, раскрывают перед венгерской фольклористикой новую перспективу. Исследователь убедительно показал, как тесно связан старинный венгерский ритуал убоя свиньи (разреза сала) с обязательным смехом при этом («царство жизни или возрождение»), что противостоит запрету смеха при убийстве («царство смерти»). Объясняя ритуал, фольклорист использует положения Проппа о функции акта женского («матриархального») смеха [Jung, 2005]. Юнг описывает также венгерский обычай смеха во время совокупления с целью рождения дочери и объясняет это через посредство пропповских примеров, выражающих доминантную сторону женщин в продолжении рода: богиня плодородия Деметра или царевна, от смеха которой появляются цветы или драгоценности. Образ последней распространен и в венгерском фольклоре, и выражает порождение жизни и богатства.
В этой связи отметим, что текст исследования «Ритуальный смех в фольклоре» впервые был переведен на венгерский язык в 1988 году [Propp, 1988], однако с тех пор были исправлены и заново выполнены переводы «Морфологии сказки» и «Исторических корней…», следовательно, и эта работа требует нового перевода, более соответствующего нынешней венгерской терминологии. Такова же ситуация со статьей «Трансформации волшебных сказок». В ней речь идет не только о морфологическом, но и об историческом исследовании сказки. Известный структуралист Элемер Ханкишш включил отрывок из этой статьи в переводе Дьердя Сепе в антологию структурализма [Propp, 1971], а полный вариант с новой терминологией также сделан мной и включен в сборник.
Редактор сборника, Золтан Херманн в своем подходе к трудам Проппа стоит на герменевтической позиции, ср. [Hermann, 2006]. В поздних работах Проппа историчность концепции направлена не на выявление «архаичных знаний», хранящихся в фольклорных жанрах. В то время как в жизни архаичных общин обряды и верования (либо их ликвидация) являлись контекстуальными условиями толкования сказок, записанный, литературный текст сказки препятствует раскрытию ее исторически наложенных символических слоев. Мoрфология и археология стадиальны, имеют исторический генезис, основываются на каноне, однако тесно примыкают также к актуальному художественному воспроизведению. Троичность автора-произведения-реципиента имеет только посредственную связь с постепенно исчезающей устной традицией. Сказка имеет интегративный характер, объединяющий устные формы. Этот жанр постепенно прекращает существование; литературный канон принимает, например, загадку как самостоятельный жанр, тогда как у Проппа она может также быть основным элементом морфологического ряда функций волшебной сказки.
Пропп меняет позиции интерпретатора и автора. Вопрос о вариантах текста ставится в зависимость от акта рассказывания; рассказчик и слушатели представляются участниками активного диалогического события. В центре теории сказки Проппа стоит не (формалистское или историческое) определение жанра, а процесс образования и трансформации критериев жанра в устной традиции, затем в литературной канонизации. И его теория сказки в этом плане может быть рассмотрена как критика исследований и интерпретаций сказок. Сказка определяется как поэтический факт, бытует как любое литературное произведение, имеющее собственную поэтику.
Венгероязычный сборник работ Проппа предназначен для фольклористов, нарратологов, теоретиков и специалистов, занимающихся русской поэтикой и литературоведением. Он имеет особое значение для исследований и научных дискуссий по вопросам устного и письменного дискурса и представляет неизвестного в Венгрии доселе Проппа, его менее популярные работы, посредством которых раскрываются многие частные положения. Надеемся, что они послужат новыми аргументами в пользу его концепции в целом, и венгерские литературоведы и фольклористы смогут получить более широкое представление о творческом