– Смотри, – хрипло произнес юноша, указывая рукой на горизонт.
Вместе с сильными взмахами орлиных крыльев подходил к концу самый лучший день Оновления в жизни Айи.
Регус навис над ее головой в тот миг, когда у горизонта показалось солнце, и тень орла на секунду полностью накрыла принцессу. Он приземлился ей на колени, а потом спрыгнул на землю, оставив свою ношу на платье дочери короля. Негнущимися пальцами Айя подняла на уровень глаз два пера, принесенных орлом: одно светлое, практически белое, было совсем маленьким и легко умещалось в ладони; другое же, больше раза в три, при свете дня казалось ярко-рыжим. Регус не сводил золотых глаз с молодой хозяйки, наблюдая за тем, как бережно она прижала оба пера к груди.
Джонас сразу понял, чьи они: маленькую светлую орлицу подруги – Равиль – он помнил с детства. А второе явно принадлежало защитнику старшего брата Айи. Обе птицы были давно мертвы; драконий сын понимал, как дороги для Айи их перья. Регус мог принести их только из убежища, где на свет появлялись орлиные защитники, но Джонас понятия не имел, где оно находилось.
– Спасибо, – сбивчиво выдавила она, свернувшись в клубок вокруг зажатой в руках ценной ноши. – Спасибо. Спасибо.
Осень накрыла ветрами столицу так же незаметно, как Айя оставила попытки разгадать тайну Медведей. Поначалу принцесса билась над загадкой чистого пергамента каждый день, и хорошее предчувствие не покидало ее. Вот-вот им достанется ключик, открывающий дорогу к храму, за который ее друзья едва не заплатили жизнью. Но ключ не находился, а окружающий мир не хотел ждать, пока Айя его найдет: наследницу Орлов все больше утягивали обязанности при дворе, не оставляя ни сил, ни времени на загадку. Понемногу Айя приняла, что к храму им не добраться, а потом и вовсе была вынуждена забыть о нем.
Промозглым осенним утром новость о смерти главы Драконов рассекла их жизнь на «до» и «после». «До» вместе со всеми загадками и летним теплом осталось далеко позади, а в теперешнем «после» Айя стояла рядом с Джонасом, и по ее щекам, закрытым черной вуалью, катились крупные слезы. Лучший друг, белый как мел, недвижимо стоял у самого огня, пока костер поглощал тело его отца. Багровое солнце уже наполовину утонуло в Мертвом море, за ним вскоре последовал и пепел – единственное, что осталось от главы драконьего рода.
Сожжение прошло без песнопений, протяжного плача женщин и долгих прощаний – только яркий огонь и сильный ветер, освободившие старшего Дракона от тени Владык. Торжественная панихида будет завтра, соболезнования польются со всех сторон, и Джонас примет их стойко ради памяти отца. А сейчас, когда на крыльях ветра главу семейства провожали только родные, младший сын не мог и не хотел походить на камень. Он был ребенком и, как любое дитя, до конца жизни не хотел встречать тот день, когда родители оставят его.
В доме у моря было необычайно тихо. Задрапированные черным бархатом окна, погруженные в беспросветный мрак округлые комнаты – единственное, что открылось взору Айи. Принцесса, придерживая огонек над головой, сняла еще теплые, пропитанные дымом перчатки. После того как погас костер, драконья семья разбрелась кто куда, ища спасительного уединения. Мейсон исчез раньше всех. Будто раненое животное, он жаждал найти темный угол, где сможет зализать раны. Непривычно было видеть его таким – напуганным, полным раскаяния, жалости и в то же время ярой ненависти. Как громко он винил младшего брата и мать в смерти отца. Как отчаянно отгонял от себя любую мысль о собственной, пусть и нечаянной, вине.
Айя догадывалась, что старший Дракон жаждет облегчить собственную ношу, найдя причину скоропостижной смерти отца в ком-то или чем-то. Но что делать, если виновата сама жизнь? Королевский лекарь сообщил, что глава рода умер во сне, самой счастливой из возможных смертей, а ранее жаловался только на слабую боль в желудке.
Джонас чувствовал себя так же, как и Мейсон, с той лишь разницей, что в смерти отца винил в первую очередь себя. И сейчас младший Дракон не мог оставить брата терзаться в одиночестве и отправился за ним к причалу, откуда отец иногда в детстве выводил мальчишек в море на маленькой шлюпке.
Айя понимала, что не имеет права вмешиваться. Уезжать было рано, а надоедать людям, переживающим утрату, ей не хотелось. Принцесса осталась ждать в приемном зале, решая, куда себя деть. Следовало позаботиться об ужине – может, через час или два, но всем нужно будет поесть, чтобы восстановить силы, а кухарки вряд ли осмелятся напомнить о пище теперь уже вдове семейства. Айя покинула приемную, расправляя подол траурного платья, и тут же насторожилась – тонкий, едва слышный плач эхом пронесся по коридору. Сердце сжалось от жалости, и ноги сами ринулись на звук.
«Где же она прячется?» Эта маленькая, не по возрасту сильная девчонка, которая сегодня потеряла отца.
– Селена, где ты? – крикнула Айя, едва различая дорогу. Принцесса зажгла над головой один огонек, потом второй, третий, и они, будто факелы, осветили ей путь. Айя открывала все двери подряд, но никого не находила. Плач слышался все сильнее, и канделябры в коридоре дрожали и падали вслед за картинами в дорогих рамах. Принцесса дернула за ручку следующую дверь – заперто, но секундой позже замо́к поддался магии, и принцесса наконец нашла Селену.
Как, как они не подумали о ней?! О ребенке, чья сила сравнима с ее; о том, что, похоронив отца, малышка может не выдержать горя, и колесо событий вновь начнет свой ход: неудержимая магия, смерти, суд и казнь, десятки жертв, которых можно избежать! Айя упала на колени перед Селеной и прижала ее к себе со всей силы. В ушах звенело от детского плача, и принцесса, понимая боль ребенка, отчаянно молила всех Владык, чтобы драконью дочь не постигла ее судьба.
– Папа! Папа! – хныкала Селена, и ее маленькие кулачки стучали по плечам Айи, но принцесса только сильнее прижимала девочку к себе. «Что ей сказать, как успокоить?»
– Папа вместе с Владыками, – пролепетала орлиная принцесса на ухо несчастному ребенку, поглаживая девочку по спине.
– Лучше бы они забрали Джонаса, а не папу! – прокричала Селена, захлебываясь горем. – Это он не связан нитью магии с Владыками! Это его они должны были забрать в Океан! Уродец!
Драконью дочь лихорадило. От ее красного лица исходил жар, взгляд метался, а лоб покрылся испариной.
– Я видела другого уродца в порту. Лгуна без нити магии. Он сбежал от меня, потому что я сильнее.
Глаза девочки вновь наполнились слезами, и пол под ногами Айи задрожал.
– Почему Владыки не забирают их? Почему забрали папу? Папа… – Ребенок выл, раскачиваясь в кольце рук принцессы, и Айя почувствовала, как вокруг поднимается ветер.
Дверь за спиной принцессы громко хлопнула, и в комнату, громко дыша, ворвалась мать Селены.
– Доченька! – в этом слове прозвучало столько облегчения, что орлиная принцесса сразу поняла, какие тревожные мысли преследовали женщину. Селена, мгновенно забыв об утешительнице, бросилась в объятия матери, и смерч в комнате утих. Вдова шептала ей на ухо нежные слова, и девочка начала успокаиваться. Айя попятилась к выходу.
В коридоре было светло и людно: слуги в одинаковой траурной одежде поспешно наводили порядок, скрывая последствия всплеска силы младшего ребенка Драконов. Айя остановилась у стены, понимая, где пряталась Селена.
«Пусть воды Океана несут вас вечно, дядя», – подумала принцесса, сглатывая ком в горле, и склонила голову перед дверью с золоченой эмблемой дракона. Селена спряталась в кабинете отца, до последнего отрицая его смерть. Совсем как сама Айя когда-то пряталась в комнате брата, пока горе от его смерти не стало настолько сильным, что сдерживать его не было сил.
Орлиная дочь пошла прочь из дома, желая найти друга. Слова Селены вертелись у нее в голове, словно голодный зверь, не желающий отпускать добычу. Джонас не связан нитью магии. Не связан. Как и другой «уродец». Сколько же их, людей без магии? Айя знала только двоих и думала, что на этом все. Но если Селена права (а ее сила столь велика, что девчонке нет смысла врать), то в столице есть еще бессильные люди.
Багряный диск солнца давно скрылся за горизонтом, ветер свистел на пристани, гоня даже самого стойкого к холоду человека домой. Айя упорно шла, заведомо зная, где найдет друга. И оказалась права – Джонас, характером непохожий на свою сестру, поступил так же, как и она. Он сидел у старой лодки, поскрипывающей в такт волнам. Мейсона рядом не было, но младший Дракон не остался в одиночестве: на его груди, будто живые латы, растянулась Лацерна, крепко вцепившись когтями в черный плащ хозяина. Айя подошла ближе, и защитница подняла голову с плеча юноши, наблюдая за незваной гостьей. Неприязнь отчетливо читалась в ее янтарных глазах, но Айя не собиралась уступать друга драконихе, равно как и отнимать его; она присела рядом, и Джонас, реагируя на присутствие Айи, крепко сжал ледяной рукой ее теплые пальцы.
Она не скажет ему ни сейчас, ни завтра, ни через неделю. Пройдет половина осени, прежде чем принцесса поведает другу то, что поняла: все это время они шли в правильном направлении и остановились, не дойдя всего шаг. Джонас не смог прочитать свиток, потому что, вопреки его мнению, он никогда не был полностью бессильным. Пусть драконий сын и не связан с Санкти нитями магии, он имел второе сердце – Лацерну, чистое проявление благодати Владык. Наделенная магией, она, будто щит, ограждала своего хозяина от бессилия. Везение? Возможно. Но не все в этом мире могли похвастаться ручной драконихой. Осталось только найти бессильного человека, который не имел защитника.
Часть IIПосле
# 10. Загнанный в угол бессильный человек
Порт жил своей жизнью. С криком чаек, порывами ветра и вечным шумом волн он не знал покоя даже в самые безоблачные дни. Полубухта, закрытая с одной стороны мысом, была защищена природой от полной мощи Мертвого моря, но и половины его силы хватало, чтобы в ненастье рыбаки молили Владык усмирить погоду. Его воды не поддавались даже самому сильному дару, но улов из акватории заставлял магов раз за разом выходить в плавание. Владельцы судов рисковали имуществом, а порой и жизня