Одно лишь осталось непонятым между бывшим охранником Винсента и принцессой – стойкое нежелание последней взять Глена с собой. Но выработанная за годы службы привычка подчиняться взяла свое, и он закрыл глаза на проделки монаршей дочери, как сотни раз до этого потакал прихотям ее брата.
Глаза Джонаса слезились от ветра, а пальцы немели, сжимая поводья. Лошади галопом неслись по открытой местности, и драконьего сына била крупная дрожь. Но от холода мерз только он – Долор, привыкший к ледяным ветрам, уверенно вел своего скакуна вслед за огненной красавицей Баркарой. Строптивая лошадь неслась по дороге будто на крыльях; ее пламенные копыта оставляли выжженные следы на мерзлой земле, а в развевающихся языках огненной гривы пряталась от холода Айя. С Баркарой она не чувствовала страха перед неизведанной дорогой – ее лошадь могла найти путь назад, даже заблудившись в пустоши, где ориентирами были бы только черная земля и небо.
– Айя, – сквозь свист ветра донесся взволнованный голос Джонаса, и принцесса нехотя подняла голову. Она посмотрела туда, куда указал друг, и внутри что-то оборвалось. Страх сжал ребра, и Орлица остановила Баркару, натягивая поводья до самой шеи. Рядом с ней замер Глубина, подняв голову к небу. Судя по его настороженному лицу, он видел то же самое.
Владыка над их головами пришел в движение. Это сложно было рассмотреть, находясь в столице, – необъятное тело Санкти оставалось неподвижно, как и его раздвоенный хвост, по-прежнему накрывающий часть морских просторов. Двигалось только крыло, укрывающее вспаханные поля аж до самого маяка. Там, где оно плотно соприкасалось с хвостом другого Владыки, защищающего часть моря и земли в глубине континента, появилась брешь. Светлая тонкая полоса, не больше десятка метров в ширину, расчертила Мертвое море. От этой полосы до путников простирались километры пути, но маги не смели сдвинуться с места. Они с ужасом наблюдали, как полоса расширялась и удлинялась, дотягиваясь до линии берега. Как она поднялась по холму и замерла, а после затянулась обратно.
Перед Джонасом в седле заворочалась Лацерна. Подняв сонную морду вверх, она принюхалась и вновь уложила голову на лапы. Дракониха заснула, в то время как и ее хозяин, и его спутники не могли прийти в себя. Они стали свидетелями движения Санкти и приняли это на свой счет, впрочем, как принял бы и любой другой маг, увидь он то же самое.
– Нам лучше вернуться назад, – не выдержав, первым предложил драконий наследник. – Это предупреждение. Владыки не хотят, чтобы мы продолжали свой путь.
– Я быстрее поверю, что Владыке стало тесно, и он чуть подвинулся. Проводить вечность в одном положении утомляет. Не нагнетай, Джонас, – попросила Айя, удерживая поводья. Ее лошадь гарцевала, желая сорваться в путь, уподобляясь своей хозяйке.
– Будь Владыка действительно против нас, тень разорвалась бы над нашими головами.
Ища подмоги, Джонас перевел взгляд на охранника Айи. Тео не спешил перечить принцессе, и драконий сын нутром чуял, что у него намного больше причин молчать, чем ранее ему казалось. Долор вел себя скованно с самого утра, так и не рассказав принцессе о том, что происходило с ним в мерличьем саду. Джонасу было интересно, как охранник обманул мерлика, но Айя не хотела расспрашивать Тео. Она вела себя так, словно с Долором ничего не случилось, сбивая с толку и без того запутавшегося друга.
Айя пришпорила лошадь, и Баркара ринулась вперед; бессильному магу ничего не оставалось, как последовать за подругой.
Время пыталось побороть глубины Чаод-Мирио-Нас, но его строили на века – четырехугольное равностороннее сооружение, которое сужалось вглубь, пережило много сотен зим без человеческого присмотра. Колодец построили вблизи полей, которые сейчас пустовали, и собранную воду использовали для полива урожая в засушливые летние дни. Каждая грань колодца длиною в тридцать метров изобиловала ступенями из известняка, протягивающимися до самого дна; по ним не раз спускались люди, набирая дождевую воду в большие бадьи. Когда-то давно маги считали, что дождевая вода куда полезнее речной. Они верили, что дождь – это воды Вечного Океана, полные чудотворной силы; что Владыки спускают эту воду на землю, омывая своих драгоценных детей. Что ни одна вода, созданная или набранная на земле, не напоит почву так, как воды Океана; что за каждым дождем, рассветом, метелью и грозой стоят всесильные Санкти, которые не смыкают глаз, наблюдая за своими творениями.
Но со временем вера людей ослабла. Воды в колодце, каким бы большим он ни был, не хватало на гектары полей. Маги стали использовать речную воду и стихийный дар, чтобы не остаться без еды. И с каждым выращенным урожаем они все меньше верили в особенность дождевой воды; забывали о страхе перед грозой и не видели ничего нового в рассвете; дождь стал просто водой, льющейся с неба, а Санкти – безмолвными создателями, которые все меньше влияли на своих детей. Жизнь вокруг Чаод-Мирио-Нас постепенно угасала и в конце концов вовсе исчезла. Владыки же, будто в отместку, сделали из колодца дверь в свое святилище как напоминание о том, что некогда он был воздвигнут в их честь, а сейчас прозябал в безызвестности, оставленный на произвол судьбы.
Забытый с тех самых пор, Чаод-Мирио-Нас был оставлен среди редких зарослей и пустоши, из которых давным-давно ушел человек. Не считая столицы, ближайшее от колодца поселение находилось в нескольких часах езды на север, и никому из тамошних жителей не было дела до огромного пресноводного колодца, на который так уповали их предки.
Но сейчас Айя была здесь. Осторожно спускалась по известняковым ступенькам, переступая обломки. В колодце было холодно и пахло какой-то гнилью. Принцесса одной рукой прикрывала нос, а другой держала над ладонью синий огонек. За наследницей следовал Глубина, и руки его дрожали – от сырости, как он пытался сам себя убедить. Сверху за ними тревожно следил Джонас, схватившись за голову. Желание плюнуть на запрет принцессы росло с каждым мигом, пока тучи собирались над его светлой головой. Но он не смел, сдерживаемый обещанием, и Лацерна, зная, что хозяин в безопасности, довольно урчала у его ног. В какой-то миг Айе пришлось вернуться на несколько рядов вверх – большой пласт ступеней впереди обвалился. Они уже прошли бо́льшую часть пути – Джонас едва мог рассмотреть подругу с такой высоты.
Язычок пламени над ладонью принцессы колыхался, тонкой лентой вытягивался вверх, но от него было мало проку – тепла, чтобы согреться, не хватало. Сделав еще несколько шагов вперед, Айя вскрикнула от неожиданности, когда ей на плечи опустилось что-то тяжелое. Прошла долгая секунда, прежде чем принцесса поняла, что это всего лишь плащ Тео, который он накинул на ее дрожащие плечи. Стало теплее, и на щеках принцессы проступил румянец.
– Спасибо, – пробормотала она и спрятала улыбку в драповый воротник. Плащ Глубины оказался плотным и теплым – Айя с затаенной радостью укуталась в него. Синий огонек перебрался с ее ладони в воздух над головой. Не удержавшись, принцесса повернулась к спутнику, желая проверить, не холодно ли ему самому, – и поймала взгляд, который Тео не успел отвести.
Слишком медленно текло время – в период между ударами сердца Айя успела вместить сотни мыслей о человеке напротив. Тео смотрел прямо, и его восковое лицо медленно мрачнело. Он кивком указал на что-то позади принцессы, и Айя поняла, что не ей было адресовано разочарование его в глазах. Радость и облегчение наполнили принцессу. Огонь забурлил под кожей рук, и нагретые им ладони заметно покраснели. Айя спрятала их под плащ и повернулась к тому, что привлекло внимание Тео.
– Пришли, – мрачно пояснил охранник.
До дна оставалось не так много, но дальше наследнице Орлов предстояло было идти одной. На ближней стороне колодца, недалеко от того места, где остановились путники, на уровне их глаз начинался навес. Айя была уверена, что сейчас там, наверху, Джонас силился понять причину их остановки. Сверху навес казался всего лишь утолщением, тропинкой, по которой предстояло пройти; и только спустившись в колодец, можно было рассмотреть то, что пряталось под ним.
В глубоких нишах, от монолитного свода и до самого гранитного дна, тянулись стеклянные столпы чуть шире колонн у входа в городскую школу. Темно-синие, гладкие, с редкими прожилками черного и лазурно-голубого, они походили на расплавленный полудрагоценный камень, который застыл, так и не утратив своего блеска. Айя насчитала пятнадцать столпов, пока Тео успокаивал дыхание. Он видел подобное стекло в хранилище Медведей и сейчас отчетливо чувствовал теневую воду в каждом сосуде. Видел ее – она двигалась, скручивалась по спирали и казалась такой плотной, что ее легко можно было спутать с игрой света в кристаллах.
– В них теневая вода, да? – спросила принцесса. Глубина кивнул, и Айя выдохнула в прижатые к лицу ладони, пытаясь согреть замерзший нос. Она втянула шею в воротник, а потом, будто решившись, одним движением сбросила накидку с плеч. Тео посмотрел на протянутый ему плащ, и внутри, от живота до самого горла, поднялась ледяная волна.
– Не хочу намочить его, – пояснила принцесса. Долор положил плащ на ступени; чуть погодя на теплую ткань сверху опустилась и накидка принцессы. Изо рта Айи шел пар; она оглянулась. Тео считал секунды, пока, наконец, девушка не заметила то, что искала, – невысокое каменное подножие на дне колодца.
– Похоже, мне нужно спуститься туда. Ты сможешь справиться с теневой водой? – спросила Айя, и Глубина молча кивнул, хотя сам до конца не был уверен. Помимо теневой воды, в толще сосудов он ощущал что-то еще – другое, инородное, словно скрытая дверь, ниша, в которой не было дна. Тео не мог сказать, сколько воды хлынет из этой двери, если он откроет ее. Заполнит вода колодец до половины или до краев, хватит ли ее на десяток таких Чаод-Мирио-Нас?
– Если мы все правильно поняли, то тебе нужно с помощью шара Анте заполнить колодец теневой водой, пока я буду стоять на дне. Как только последняя волна утихнет, я окажусь в храме. Если сможешь, опусти на дно всю воду сразу, хорошо?