Слова журналистки прямо противоречили официальному заявлению главы наблюдательной миссии ОБСЕ на пресс-конференции. Он сказал следующее: «Нам, и другим международным наблюдателям был обеспечен полный доступ к избирательным участкам. Согласно докладам специалистов, которые работали на местах, существенных нарушений зафиксировано не было».
Думаю, если бы у британцев было чуть больше времени — ни этого признания, ни самой пресс-конференции, ни даже внеочередных выборов не состоялось бы. Однако они просто не сумели своевременно отреагировать. Откровенно расслабились, годами не встречая достойного противника в своих закулисных игрищах.
— Это… впечатляет! — констатировал политик, глядя на экран.
— Спасибо, — кивнул я.
— И что, получается, она одна всё это организовала?
— Ну, не совсем одна. Кое-какие связи у неё были. У неё — и у её отца. Вопрос был только в ресурсах и финансировании, которые мы обеспечили.
— Когда ты понял, что это сработает?
— Когда поговорил с людьми на месте, — вздохнул я. — Честно говоря, перед командировкой я думал, что увижу нечто совсем другое. Что центральная власть безуспешно пытается купировать нападки со стороны «Ми-6» и ЦРУ, запаздывая на месяцы. Но всё оказалось иначе. Кругом гниль. Сербы продают своих за деньги. Албанцы пытают и убивают вообще всех без разбора. Всё это дело финансирует Британия и немного Штаты с Германией. У власти со всех сторон националисты. Идеальные условия для мясорубки, точечной хирургией там уже было ничего не исправить…
— Да ты присаживайся, — Владимир Вольфович указал на кожаный диван. — В ногах правды нет. Хоть поговорим нормально, без беготни этой всей.
— Спасибо, — кивнул я, после чего с удовольствием погрузился в объятия роскошного сиденья.
— Кофе будешь?
— Да перепил сегодня… сердце колотится.
— Выпей тогда минералочки.
Политик подошёл к бару, достал оттуда бутыль чешской минералки «Магнезия» и налил её в хрустальный бокал. Потом вернулся и предложил его мне, усаживаясь в кресло напротив.
— Спасибо, — повторил я.
Минералка после бессонной ночи действительно пошла на удивление хорошо.
— Когда ты понял, что надо делать? — спросил Владимир Вольфович.
— Тогда, когда она дала мне послушать запись выступления Милошевича на Косовом поле в восемьдесят девятом, — ответил я.
— Популизм, Национализм… — предположил политик.
— Это всё вместе, — кивнул я. — Он — это тамошний Ельцин. А страна рухнула тогда, когда стало понятно, насколько сильно прогнила центральная власть. И продолжала рушиться — потому что в Белграде власть не поменялась. Ключевой момент — это борьба с наследием Тито. Сокращение прав автономий. После этого всё происходившее было неизбежно, даже без активной внешней поддержки, которая, конечно же, была.
— Но всего четыре месяца… — восхищённо произнёс Владимир Вольфович. — Кем бы она ни была — она безусловный талант! Кстати, не хочешь нас познакомить?
— В ближайшие несколько лет — точно нет, — я отрицательно помотал головой. — Она сама занимается конспирацией. О её существовании знаю только я. Вспомните про покушения на Вкувича и Марковича.
— Кстати, почему они провалились? Необычно!
— Потому что бриты не знали о существовании структуры. Слишком быстро она возникла, они всё проморгали.
— Значит, с ними можно бороться, — кивнул политик.
— Можно, — подтвердил я.
— Что будет дальше? По плану? — спросил он.
— Коштуница и Ругова сформируют коалиционное правительство. Будет официально объявлено о строительстве социалистического многонационального государства Югославия с опорой на демократические ценности, — ответил я. — Затем — постепенная реинтеграция Боснии, сначала в качестве единой Конфедерации. Плюс начало переговоров с китайцами о формировании новой социалистической коалиции. Они к этому ещё морально не готовы — но, понимая, что скоро выбора может не остаться, пойдут на это.
— Англосаксы ведь это так не оставят, однозначно. Ставки высоки, — Владимир Вольфович вздохнул. — И немцы на их стороне.
— Конечно, — кивнул я. — Поэтому нужно тащить Югославию в ОДКБ, и как можно скорее. Под ядерный зонтик, со всеми вытекающими.
— Ельцин на это никогда не пойдёт. Никогда! — категоричным тоном сказал политик.
— Я знаю. Поэтому Ельцина надо сносить. И как можно скорее. У нас нет года в запасе, как я думал, — ответил я.
Владимир Вольфович нахмурился, постучал пальцами по обивке дивана. Потом произнёс:
— Предлагай.
— Нужно начать с малого, — сказал я. — Поставить под сомнение легитимность региональных выборов.
— В Марий-Эл? — уточнил политик.
— Ага, — кивнул я.
— Подключить космонавтов. Других лидеров мнений, — продолжал я. — Проплатить народные выступления. На этом этапе ЦРУшная резидентура подключится — будет нам подыгрывать. Наверняка разыграют национальную карту. В общем, мы вовсю можем использовать западников.
— Опасно… разве нет? — Владимир Вольфович вопросительно поднял бровь, глядя на меня исподлобья.
— Есть немного, — признал я. — Но в таких делах всё как раз на персоналиях завязано. Они будут двигать своего кандидата. Который, внезапно, окажется плотно завязан на криминал. И погибнет за пару дней до выборов в ходе больших криминальных разборок с авторитетами. Сразу после этого, конечно же, всплывёт правда о его делах. Тут главное — не оставлять время западникам для реакции.
— Допустим… — кивнул политик. — Это создаст прецедент… что выборы вообще можно пересматривать. Но что дальше? Итоги шестого года гарантированы семибанкирщиной — вместе с Ельциным надо будет сносить их всех. Включая твоих высоких покровителей. А это… прямо скажем, сомнительно.
— Для начала надо будет подвинуть Зюганова, — ответил я.
— В каком смысле? При чём тут Зюга?
— Раскрутку кампании начнём с него. Что он слил выборы, которые на самом деле выиграл. Потому что договорился с кошельками.
— А смысл? В Кремле нам только спасибо скажут!
— Смысл в том, чтобы забрать у него партию, — ответил я. — Полностью.
Владимир Вольфович посмотрел на меня, нахмурившись, но ничего не ответил.
— Либерально-социалистическая партия России, — произнёс я. — Звучит?
— Смело, — кивнул политик. — Чертовски смело!
— Разыграем югославский сценарий, — продолжал я. — Это точно работает. В народе остаётся огромный запрос на социальную справедливость.
— Я даже знаю, через кого мы это сделаем… но будет непросто.
— А что, если его убьют, опасаясь, что он готов раскрыть детали большой сделки по выборам? Что, если он уже готовил покаянное выступление перед народом — и вдруг, в этот момент, он погибает? — продолжал я. — Убитый кровавой бандой, захватившей власть на нечестных выборах.
Политик пристально посмотрел на меня.
— Знаешь… я долго гордился тем, что, при всех особенностях нашего переходного периода — вот до этого пока не доходило… — произнёс он.
— Доходило, ещё как! — возразил я. — Вспомнить, вот, Приморье…
— Я говорю о федеральном уровне.
— Вспомнить питерский самолёт.
Политик замолчал, сжимая скулы.
— Прав, — ответил он. — Доходило. Гордиться нечем.
На экране появилась картинка с улиц Белграда, заполненных радостными людьми со старыми югославскими флагами. Фоном журналистка продолжала что-то недовольно бухтеть.
— Однажды начав, остановиться будет сложно… — сказал Владимир Вольфович.
— Останавливаться будет нельзя, — подтвердил я. — Залоговые аукционы и результаты. Тут или присяга на верность новых собственников, или уничтожение. По-другому никак.
— Это полноценная война.
— Главное — не дать им время опомниться. Скорость решает всё.
— Что, и деда ты тоже предлагаешь… того? — хмыкнул политик.
— Ельцина-то? Ни в коем случае! — возразил я. — Только отстранение от власти при соблюдении всех процедур. Демонстративная порка. Когда мы заставим всех от него отвернуться.
Владимир Вольфович прищурился, глядя мне в глаза.
— Если бы я уже не поверил, что ты из будущего, то решил бы, что ты из других мест. Где пламя и пахнет серой. То бишь из ада…
— То будущее, в котором я побывал, и было адом, — согласился я.
Сашиного дедушку я снова нашёл в недрах Черкизовского рынка. Как обычно, он обсуждал дела с разными важными людьми из теневого мира в недрах подземелий под недостроенным стадионом, в чайной комнате.
Мне пришлось подождать в «предбаннике», минут сорок, пока внутри шли переговоры о текущих делах.
Наконец, важного вида азербайджанец, увешанный золотыми цепями, с мрачным видом вышел из чайной, забрав с ближайшего прилавка свой мобильник.
Я вошёл сразу после него.
Увидев меня, китаец улыбнулся и молча указал на место напротив.
Я терпеливо ждал, пока он заварит великолепный Те Гуанинь.
Наконец, сделав по глотку этого ароматного напитка, мы начали говорить.
— Ты вышел из позиции наблюдателя и начал действовать, — сказал он на Путунхуа. — Нас это порадовало.
— Спасибо, — кивнул я.
— Но мы не ожидали встречи так рано. Ты пришёл за помощью? Если так, то мы можем обсудить цену.
— Я пришёл задать вопрос, — ответил я. — Чтобы просить о помощи, сначала нужно понять, что именно мне нужно.
Китаец улыбнулся, подготавливая воду для второй заварки.
— Что ж… спрашивай.
— Изменяясь, вы сохранили верность самим себе. Теперь у вас в руках есть очень мощный инструмент, с помощью которого можно распространить своё влияние очень широко. Но вы предпочитаете его не использовать. Почему?
Последовала долгая пауза. Китаец разливал чай из гайвани в крошечные чашки.
— Представь, что у тебя есть семья, — ответил он. — И после удачной торговой сделки у тебя появилось десять лян золота. На что ты их потратишь? Чтобы купить своей семье новый дом и больше земли, или чтобы купить риса и раздать его всем голодающим соседям?
Я промолчал, переваривая аналогию.