Именно эти вовремя сориентировавшиеся политики получили наибольшую популярность среди растерянных и взбудораженных людей. Идей Новой Искренности пришлись ко двору: ведь даже если человек признавался в чём-то неприглядном, вроде взяток, и в остальным был чист, это не шло ни в какое сравнение с тем, что оставалось скрыто до недавнего времени.
Даже в личном общении люди стали куда более искренними. Некогда обычная «вежливая ложь» стремительно становилась неприличной, порицаемой.
И, конечно, в ход пошла музыка. Новый хит одной румынской группы с молдавскими корнями так и назывался: «Новая Искренность». Как-то так случайно совпало, что родиной группы оказалась страна, ассоциировавшейся у большинства европейцев с самым известным кровопийцей. Конечно, это имело огромное символическое значение.
Этот хит пели на площадях больших городов, на транспорте, при любой возможности — люди, которые носили значки с осиновыми кольями.
Песенный манифест трансформировался в политический. Пошло формирование новых общественных паттернов.
Я следил за этим процессом по новостям, не имея возможности вмешиваться. И это было очень своеобразное ощущение. Ведь наша повседневная жизнь в поместье походила на затянувшийся отпуск.
Я чувствовал, что тяжело не только мне. Особенно от безделья страдал Борис Абрамович, но и его энергию удалось пристроить — он осваивал технологические приёмы изготовления бочек из французского дуба на линии, которую лишь недавно завезли и настроили, но не успели запустить в промышленную эксплуатацию, потому что резко ограничили доступ сотрудников в хозяйство.
Мирослава первые два дня молча просидела в нашей комнате. Выходила лишь для того, чтобы поесть или помыться. Я даже не пытался приставать с разговорами по душам, чувствовал, что так надо.
И вот, на третий день нашего вынужденного затворничества она взяла меня за руку и предложила: «Пойдём погуляем?»
Конечно, я не стал отказывать, тем более что погода располагала. Пригревало ласковое осеннее солнышко, воздух был прозрачным, как хрусталь — лишь вдалеке, над ближайшей деревней вился дымок от топившихся ночью печек.
Вова навязался было нам в компанию, не забыв про оружие, но я попросил его в этот раз оставить нас наедине. Он с явной неохотой согласился. Вообще они с Саней как-то очень хорошо вписались в роль телохранителей и глав службы безопасности. Даже удивительно, что до сих пор между собой власть не начали делить. Или начали, а я просто не в курсе?.. надо будет заняться этим вопросом, до того, как нюансы появятся.
Некоторое время мы с Мирославой молчали, шагая по просёлку среди бесконечных виноградников.
— Между вами что-то случилось, да? — первой заговорила она, очевидно, имея ввиду своего отца.
— Да, — после некоторого колебания решил признаться я.
И только потом вдруг поймал себя на том, что и сам поддаюсь влиянию идей Новой Искренности.
— Расскажи, — попросила она.
— Мне бы не хотелось.
— Я понимаю, — кивнула Мирослава. — Но я хочу всё знать. До того, как смогу отпустить.
Вздохнув, я коротко пересказал ей события того дня до момента нашей встречи.
Некоторое время мы снова шли молча.
— Спасибо, — кивнула Мирослава. Потом остановилась и поглядела куда-то вдаль. — Красиво здесь, правда?
— Правда, — охотно согласился я.
— Эти горы, — она указала на север, — это ведь Кавказ?
— Большой Кавказский хребет, — подтвердил я.
— А за ним — Россия?
Я задумался на секунду, мысленно представляя карту.
— Да, — кивнул я.
— Ставрополь?
— Нет, Дагестан, — ответил я.
— Как интересно… отец когда-то давно туда ездил в командировку. Привёз изюм и урбеч. Мне тогда не понравилось, но я старалась изобразить восторг, чтобы он не обиделся.
— Ясно.
— Ты сможешь его простить?
Она вдруг остановилась, повернулась ко мне и посмотрела в глаза.
Я задумался. И вдруг понял, что с самого начала не держал зла на её отца. Он оказался пешкой в чужой игре, и я просто его использовал так, как мне было надо в тот момент. Можно ли обижаться на пешку за то, что она ведёт себя в соответствии с правилами игры?
— Я не держу на него зла, — искренне ответил я.
Мирослава чуть нахмурилась. Потом кончики её губ дрогнули.
— Спасибо, — повторила она. — Он всегда хотел как лучше.
— Благими намерениями вымощена дорога в ад, — заметил я.
— Кто это сказал?
— Точно неизвестно, — я пожал плечами, — некоторые приписывают Сэмюелю Джонсону. Кто-то считает, что оно появилось ещё раньше, среди протестантских священников.
— Символично. То, что сейчас происходит в Европе, похоже на новую Реформацию, да? — Мирослава улыбнулась. Теперь уже полноценно, не только губами, но и глазами.
— Пожалуй, — согласился я.
— А у тебя благие намерения? — вдруг спросила она. — А, Саша?
Я на секунду задумался. Потом ответил:
— Мои намерения нельзя назвать злыми или благими. Категория выживания находится вне этого.
— Значит, ты просто хочешь выжить…
— Не я. Мне хочется, чтобы мир выжил.
— А без тебя он бы погиб? — в её голосе послышался.
Я взглянул ей в глаза. Мирослава перестала улыбаться и остановилась.
— Мир катился в пропасть. Я не шучу.
— Ясно…
Она вздохнула и снова пошла вперёд.
— Слушай, а ты за маму не волнуешься? — спросила она через пару минут.
— Нет, — честно ответил я.
— А что, если до неё всё-таки доберутся? Разве тебе не было бы спокойнее, если бы…
— У неё своя жизнь, — перебил я. — Это было бы неуместно.
— Понятно…
— Que sera, sera, — добавил я, остро ощущая, как парадоксально звучит эта фраза, учитывая всю ситуацию.
Мы вернулись в поместье под вечер, изрядно оголодавшие. Во дворе Аркадий Шалвович с дочкой делали шашлык. Борис Абрамович сидел рядом на плетёном кресел-качалке и громко рассуждал вслух об особенностях технологии грузинского виноделия.
— От запаха захлебнуться можно, — заметил я, подходя к большому мангалу.
— Да, запах — это важная часть, — согласился олигарх, брызгая водой на угли.
Впрочем, судя по запаху, это оказалась вовсе не вода, а виноградный уксус с какими-то специями.
— Саш, там клип вышел, — вмешалась Лика, переворачивая один из шампуров. — Нарезка народных сходов. Знаешь, меня проняло!
— Это гениально! — добавил Борис Абрамович с кресла-качалки. — Гениально! Знал бы заранее, что вы там мутите, то…
Он вдруг осёкся и задумался. Лика рассмеялась.
— То что, дядя Борис? — спросила она.
— То нагрузил бы как следует! Мы бы уже миром правили бы!
— Так и будет, Боря… — добавил Аркадий Шалвович, — так и будет.
Я благоразумно не стал их разубеждать.
— Кстати, а где Вова и Санёк? — спросил я.
— А, — Лика махнула рукой. — Они на линии. Их сегодня Борис Абрамович припряг… ты же не против? Они тут игрища во дворе устроили, вот и…
Я засмеялся.
— Нет, если они добровольно вызвались, — ответил я.
— А то как же! Конечно, добровольно! — вставил Борис Абрамович.
— Надо бы шашлыка оставить героям производства, — подмигнула Лика.
— А вот это всенепременно, — добавил олигарх, поднимаясь со своего кресла. — Ну что там? Готово уже?
В этот момент из-за распахнутых ворот появился Вова. Он бежал, что само по себе было тревожно. Мы с Ликой переглянулись.
Подбежав ко мне, Вова остановился, перевёл дыхание и сказал:
— Там гости.
— Можно подробнее, молодой человек? — попросил Борис Абрамович. — Что за гости? Делегация сотрудников, работать хотят?
— Нет, — Вова отрицательно мотнул головой. — Приехали на «Мерседесе». Вышел какой-то мужик, весь в чёрном. Заявил, что ждёт Саню
Он кивнул на меня.
— Ваши люди их контролируют, — добавил он, видимо, чтобы немного успокоить занервничавшего олигарха.
— Так, так, так… — выдохнул тот.
— На нападение это не похоже, — продолжал Вова. — С чего бы терять внезапность?
— Ну что, ты пойдёшь? — спросил меня Борис Абрамович. Теперь в его голосе была не только тревога, но и любопытство.
— Пойду, — кивнул я.
Мирослава сжала мне руку, но потом отпустила, так ничего и не сказав.
Возле больших ворот, закрывающих въезд на закрытую территорию поместья, стоял «Гелик» с грузинскими номерами. Моя интуиция молчала: никакой угрозы я не чувствовал. Но знание, что за моей спиной Вова и Саня настороже, добавляло уверенности.
Я вышел за ворота. Подошёл к машине. Водитель в чёрной балаклаве едва успел взглянуть на меня, как задняя пассажирская дверь открылась.
— Ну заходи, что ли! — позвал знакомый голос.
Я улыбнулся и нырнул в салон.
— Сам понимаешь, мы не могли светиться перед твоими… хм… партнёрами. А вообще интересную ты компанию выбрал, конечно, для такого затворничества! — сказал Саша.
— Так получилось, — ответил я. — Сам какими судьбами? Как за океаном дела?
— Дела… дела налаживаются! Ну, не считая погромов и голодных бунтов. Сейчас занимаемся гуманитаркой, до конца месяца разрулим, я думаю. А вот судьбами… Саш, тебя дедушка на переговоры зовёт, — ответил он.
— Вот как? — удивился я. — Мы же вроде ключевые моменты проговорили. Ситуация изменилась?
— Переговоры не с нами, — улыбнулся Саша. — Эти люди вышли на связь с нами. Предлагают некоторое решение, которое могло бы устроить все стороны. А ты, как ни крути, но тоже являешься стороной этого всего.
Несколько секунд я переваривал информацию.
— И вы… согласились? — спросил я наконец.
— Мы всегда за то, чтобы поговорить. Ты же знаешь наш подход.
— Мы побеждаем, — ответил я. — Ты ведь тоже в курсе. Они хотят потянуть время. Выманить нас.
— Твоё участие под наши гарантии, — добавил Саша. — Мы обеспечим безопасность.
— У них могут быть козыри. И границ больше никаких нет. Слушай, это борьба на выживание!
— Вот как раз поэтому нам надо бы хотя бы выслушать их, — ответил Саша. — Нам тоже очень интересно, какие это могут быть козыри.