– Ну отлично! – бодро воскликнул. – Пойдем! Машина уже ждет! – И смахнул сухую слезу. – Помни только, сынок, что твое задание под грифом ОПС. Операция повышенной секретности.
* * *
В глубине души Костя до самого последнего момента надеялся на чудо – что Ред Бараско передумает и пойдет с ним и что все будет нормально, как было нормально в той, другой Зоне. Но Ред как в воду канул.
Оказывается, он сидел в армейском «тигре», нацепив темные очки «капля» в золотой оправе. Вид у него был абсолютно деловой, и кажется, он еще принял на грудь, потому что был разговорчивым и веселым, и на Костю взглянул между делом, словно не Костя Сабуров был виновником торжества, а он, Ред Бараско, старый, битый и испытанный Зонами сталкер с неизменным шейным платком – на этот раз синего цвета. Они меня похоронили, понял Костя, усаживаясь на заднее сиденье за водителем, похоронили живьем и даже выпили за упокой души. Четвертым с ними сел накачанный боец с автоматом, в черной вязаной шапочке.
– Ты, что ли, идешь туда?
– Ну… – нехотя подтвердил Костя, помня об ОПС.
– Ты даешь, парень! – воскликнул боец. – Я бы ни за какие коврижки не согласился. Ты и на сталкера-то не похож. Скажи, сколько тебе заплатили? Миллион хотя бы дали?
Костя так разозлился, что вроде бы случайно ткнул прикладом бойца в колено, и тот заткнулся.
– Поехали! – распорядился Ред, повернулся, посмотрел на Костю и подмигнул ему: – На!
– Что это такое?
– Хабар из Крыма, как обещал. Вот этот кормилец: с синего края дает воду, а с другого, зеленого, – еду. Запомнить легко. Только надо посильнее нажать. А этот, бурый, ну, помнишь, мы сидели?..
Боец вытаращил на Реда изумленные глаза. Видно было, что Ред не хотел раскрывать свойств хабара перед бойцом и водителем. Он и в Чернобыльской Зоне себя так вел: ничего лишнего, никакой информации и раскрывался лишь постепенно и только в определенные моменты жизни. Слабостями их трудно было назвать. Слабостей у Бараско не было, словно он был сделан из единого куска гранита.
– А-а-а… – слабо улыбнулся Костя. – Понял… Спасибо…
Ему хотелось сказать еще много чего, например, что ему хочется увидеть Леру, что он не уверен в себе, что друзья так не поступают, что он, в конце концов, элементарно боится, но Ред уже отвернулся и смотрел вперед, на череду кленов и берез по обе стороны дороги.
Воспитывает, понял Костя, но легче ему от этого не стало.
Оказывается, они находились за МКАД, в Бутово. Костя, конечно, помнил эти места, потому что по роду деятельности мотался и в этом районе. Только на этот раз он ничего не узнавал. Эх, камеру бы сюда, подумал он, увидев, что творится и на дороге, и в окрестностях.
Вся левая полоса Варшавского шоссе была забита машинами. Все четыре полосы ревели, гудели и звенели клаксонами. Стояла дикая ругань. Если бы не блоки разделительной полосы, через которые не мог переехать и танк, то вся эта масса машин ринулась бы на правую половину. Впрочем, водителям надо было опасаться военной техники, которая беспрерывным потоком двигалась в сторону центра, и военной полиции в голубых касках, бронетранспортеры которой стояла через каждые сто метров.
Шла Белостоцкая бригада морской пехоты. В машинах сидели бойцы в черной форме. Лица у них были сосредоточенными.
– О-о-о! Силушки-то! – обрадованно произнес боец. – Навалимся!
Костя промолчал. Навалимся, думал он, как же! Наваливаются только дураки! У него, конечно же, имелись свои соображения на этот счет, хотя бы в отношении железнодорожных составов, которые были забиты под завязку. Электрички, обычные составы и даже составы, собранные из старых допотопных теплушек, двигались с черепашьей скоростью. Люди цеплялись на подножки, торчали в окнах и сидели на крышах. Но ужаснее всего выглядели те беженцы, которые шли пешком по целине, месили грязь по перелескам и болотцам с велосипедами, с ручными тачками, колясками и подводами, запряженными лошадьми.
– Черт… – пробормотал Ред Бараско, глядя на все это, и сделал глоток из бутылки, которую вытащил из-за пазухи. – Будешь? – спросил он у Кости.
Костя с удовольствием выпил бы, но его больше мучила жажда, а достать универсальный хабар в присутствии водителя и бойца он не посмел. Мало ли какую тайну для непосвященных выдаст?
– Я буду! – воскликнул боец.
– Тебе не положено, – ответил Бараско. – Ты на службе.
– Чего это не положено?! – возмутился боец. – Мне все положено. Мне даже, может, положено больше, чем тебе.
– Вот ему положено, – возразил Бараско, – он идет в Зону. Туда трезвыми не ходят, иначе мозги могут расплавиться. А тебе зачем? Твое дело – нас охранять.
– Дело к вечеру. Стресс надо снять.
– Так, Кузьма, не заводись, – добродушно среагировал водитель. – Вот сейчас доставим человека по назначению, потом и примешь дозу. Хоть залейся.
– Я не пьянею, – сообщил боец и с надеждой посмотрел на Бараско. – А реакция у меня только лучше. Ну дай глотнуть!
Но разжалобить Бараско было практически бесполезным делом. Он только поцокал языком.
– Кузьма! – одернул бойца водитель.
– Ладно! Тоже мне, чертовы сталкеры, – пробормотал боец, – мало мы вас давили… – И отвернулся к окну.
Костя ожидал, что сейчас Бараско снимет очки в золотой оправе, посмотрит на бойца, как питон, а потом накажет его по полной программе, но Бараско почему-то промолчал. Должно быть, из-за меня, огорчился Костя и неприязненно покосился на бойца.
– Чего пялишься?!
– Хочу морду твою запомнить, – сказал Костя, – чтобы потом знать, кому ее набить.
Кузьма дернулся, но Костя с какой-то звериной легкостью обхватил его правой рукой за шею, подмяв под себя, и вдруг понял, что может ее сломать, как спичку. Кузьма еще раз дернулся, но как-то вяло, сразу обмяк и, несмотря на свои внушительные габариты, притих. Через мгновение он уже хрипел. Черная вязаная шапочка упала с его головы на пол.
Водитель ударил по тормозам, «тигр» пошел юзом, и Костя отпустил Кузьму. Водитель и Бараско неприязненно посмотрели на бойца.
– Жив? – спросил Бараско, набрал в рот водку и выплеснул ее в лицо Козьме.
– Да жив, жив, – миролюбиво констатировал водитель. – Он у нас горячий больно.
– А зачем такого взяли?
– Какого дали, такого и взяли. В принципе он так парень ничего. Здоровый больно, вот и воображает из себя Рембо.
Боец заморгал, закашлялся и, сделав несколько судорожных вдохов, схватился за шею.
– Ну и лады, – примирительно сказал водитель. – Дай сюда автомат! – приказал он. – Теперь сиди тихо, пока мы не доедем.
Кузьма потрогал загривок и пожаловался:
– Он мне чуть шею не сломал.
– Будет тебе наука, – сказал водитель, заводя двигатель. – Держи язык за зубами. На службе пить нельзя. Устав знаешь?!
– Знаю… – вяло среагировал Кузьма и уткнулся лбом в окно.
Развязка на тридцать третьем километре МКАД походила на муравейник. Люди пытались выехать на Варшавское шоссе. В воздухе кружились вертолеты. Кое-где на обочине Костя заметил палатки. Они тянулись вплоть до автосервиса справа, ворота в котором были распахнуты, а ангары – пусты. На стене красовалась надпись мелом: «Машин и бензина нет!!!» Внутри находились люди. Они спали на бетонном полу и под навесами.
Там, где были съезды в сторону города, стояли бронетранспортеры, военная полиция и кареты «скорой помощи».
– Мы здесь вчера проезжали. Никого не было. Все началось сразу после первого выброса, – сказал водитель. – А когда случился второй и объявили эвакуацию, народ попер, словно лавина.
– Успеют за три дня? – спросил Бараско.
– Должны, – зевнул водитель. – Говорят, ядерную бомбу будут применять?
– Ну-у-у… – возразил Бараско. – Может, до этого и не дойдет. Не зря же мы едем? Правда, Костя?
Костя поправил дробовик, который ему мешал, поправил диск, который впился в бок, и степенно ответил:
– Ничего не знаю, приедем – оглядимся. Там видно будет.
Он понял, что «титан» включил экзомышцы, и это придало ему уверенности. Это ж надо, подумал он с тихим восхищением, такого здоровяка придавить, и почти миролюбиво посмотрел на Кузьму, у которого шея сделалась бордового цвета, а физиономия налилась кровью, как спелая вишня соком. Кузьма делал вид, что занят разглядыванием толпы.
В Аннино народу было видимо-невидимо. Все скверы и парки были забиты толпами с баулами и домашними животными. Собаки лаяли, кошки мяукали. Троллейбусы, которые не могли двигаться в такой тесноте, спихнули на тротуары. Машины не могли проехать из-за пробок. Горели костры. Люди ругались и стонали. Должно быть, все ждали автобусов, чтобы бежать в провинцию.
Дальше ехали молча, пораженные увиденным. Уже и Варшавское шоссе плавно перешло в Тульскую улицу, а картина все не менялась. Казалась, вся Москва перемещается на окраины.
На Серпуховской площади у них впервые проверили документы. Здесь уже было заметно меньше народу, и он был не таким озабоченным, а очень даже деловым – шнырял туда-сюда, нагруженный мешками и чемоданами.
– Слушай… – удивился Бараско, – по-моему, они обносят квартиры!
Водитель показал пропуск. Военный полицейский козырнул, и их пропустили, предупредив, что впереди сплошные проверки.
Когда они разворачивались на эстакаде, чтобы попасть на Мытную улицу, водитель сказал:
– Ого! Посмотрите…
Возле бетонного забора расстреливали четверых, которые стояли обреченно, не в силах бежать. Затрещала длинная очередь, словно одновременно забили несколько сотен гроздей, и мародеры упали в грязь. Расстрельная команда, забросив автоматы на плечо, развернулась и ушла.
Снова ехали молча, словно наконец сообразили, что игрушки кончились и началось серьезное дело. Даже у Кузьмы прочистились мозги.
– Дай автомат! – потребовал он. – Дай!
– А ерепениться не будешь?
– Не буду!
Если над окраинами Москвы, как всегда, ходили бело-серые весенние тучи, то в центре они были черными, как в предвестии бури, и венчало их над Кремлем белое кольцо лохматых облаков с закрученными против часовой стрелки завихрениями. У Кости возникло ощущение, что вся эта масса тихонько вращается. От этого он почувствовал, что голова у него закружилась, и вообще, смотреть на странное кольцо было неприятно, словно оно отторгало любой взгляд и не пускало внутрь себя никого и ничего.