5. Для врачей эти записки также не проходят незамеченными – так, британский «Ланцет», старейший медицинский журнал, обвиняет автора в «разглашении священных тайн, вверенных нам пациентами, кои должны оставаться нерушимыми»6. В ответ на эти нападки автор, в весьма ехидном тоне, пишет обращение к Кристоферу Норту, главному редактору «Blackwood's Magazine», в котором отмечает, что делает все, чтобы лишить текст каких-либо указаний на реальных героев рассказов, в то время как тот же «Ланцет», «как и прочие профессиональные журналы <…> почти всегда используют реальные инициалы и напрямую обращаются к самым болезненным и зачастую оскорбительным подробностям. На это мне бы возразили – как и было сделано, – что в этом случае эти тексты попадают на глаза лишь профессионалам. Как же так! Разве "Ланцет", "Медицинская 「азета" или “Журнал д-ра Риса” попадают лишь в руки к медикам?!»7. Со стороны может показаться, что ситуация рядовая – в ответ на возмущение по поводу провокативного материала автор отправляет объяснительную записку главреду. Однако все не так просто – и пришло время сорвать маски с наших персонажей.
На самом деле автором «Записок доктора» был Сэмюэль Уоррен, английский писатель и адвокат, впрочем, получивший начальное медицинское образование8. Для читателя (а первые месяцы и для издателя) он сохранял инкогнито, подписываясь инициалами «А.Б.» или же «Врач». Как видно из его писем, для него сохранение анонимности, а еще больше – маски доктора было не менее важно, чем сам факт публикации, и журналисты «раз за разом выдвигали кандидатуры тех или иных знаменитых врачей, к вящему удовольствию автора и издателя»9. Но и это еще не все. «Кристофер Норт» – редактор, к которому обращается «автор», фиктивный персонаж, подставное лицо. Истинными авторами и редакторами «Blackwood's Magazine» было три молодых человека: Джон Локхард, Джон Уилсон и Джеймс Логг. С самого начала они скрыли свои истинные имена и наводнили редколлегию вымышленными персонажами – редакторами, критиками, авторами, и зачастую фабриковали письма в редакцию, организовывали целые дискуссии10. Трудно даже назвать эти личины псевдонимами, так как их было гораздо больше, чем реальных писателей. Им придумывали биографии, вырабатывали особый стиль письма, вставляя особые, свойственные только им, словечки. Иногда они использовали реальные имена, наделяя людей теми качествами, которыми они не обладали. Например, Локхард писал от имени своего дантиста блистательные эссе, письма в редакцию и в каком-то смысле подарил этому человеку «второе я». Но главное, чего они добивались, – это свободы говорить о чем хочешь и в каких угодно тонах. Они писали едкие и агрессивные рецензии на Кольриджа, Шелли, нападали на другие журналы11.
Таким образом, в нашей истории и адресат, и тот, кто к нему обращается, оказываются вымышленными, спрятавшимися за подложными именами и личинами. В мистификаторскую игру вовлечены все – и писатели, и редакторы, и, конечно, читатели, которые охотно ловятся на эту удочку. И хотя эти события разворачиваются почти на 200 лет раньше, чем наши сериалы, можно утверждать, что наши современники продолжают почтенную традицию мистификаций и игр с аудиторией. Как и сейчас, мы имеем дело с массовой культурой, с сериальностью («Записки» выходили в течение нескольких лет), а главное, с диалогом между автором и читателем (и поддразниванием – по-нашему, троллингом). Стивен Моффат, на вопрос журналистов, «выжил ли Мориарти», со смехом отвечает: «Ну, не могли же они сымитировать самоубийства друг перед другом!», после чего в финале третьего сезона «Шерлока» Мориарти возвращается (мы только потом узнаем, что он все-таки умер). Для того чтобы сбить с толку поклонников, находящихся на месте съемок первой серии третьего сезона «Шерлока», было специально снято несколько «фейковых» сценок – так, чтобы зрители не могли сказать, где правда, а где ложь. Наконец, в ответ на многочисленные фанатские теории о спасении Шерлока после «рейхенбаха» был снят шуточный ролик, в котором Бенедикт Камбербэтч, исполнитель главной роли, решительным тоном сообщает, что довольно с него, он больше не может молчать и должен во всем сознаться. Однако на моменте рассказа у ролика пропадает звук и изображение начинает плыть. Впрочем, это не останавливает фанатов, которые и из обрывков реплик извлекают какую-то информацию12.
Во времена Уоррена и «Блэквудз», так же, как и Моффата и Гейтисса, взаимоотношения с по(читателями) их произведений были не менее важны, чем сами тексты, в особенности игровой аспект этих отношений. О том, насколько сознательно они выстраивались, свидетельствует письмо, в котором Уоррен полухвастливо-полуудивленно рассказывает вот о каком происшествии:
Один из самых выдающихся хирургов Лондона зашел ко мне субботним вечером <…> и случайно увидел, что на столе у меня в кабинете лежит рукопись «Записок». «Боже мой, – сказал он, – неужели вы автор этих потрясающих историй?» Это было так неожиданно, что я ему во всем признался. «Так меня пациенты тысячу раз спрашивали, кто их написал, и я всегда говорил, что это доктор Парис!!!»13.
Однако, помимо восхищения, такие игры вызывали и явное раздражение аудитории, справедливо считавшей, что ее водят за нос. Отголоском этого раздражения являются уже упомянутые гневные отповеди из «Ланцета», призывающие автора «Записок» воздержаться от разглашения медицинских тайн; другой критик говорит о некомпетентности «доктора» в различных ситуациях. Сам Уоррен в предисловии к уже отдельному, книжному изданию «Записок» не без ехидства сообщает, что «вряд ли следует пояснять, что все персоны, которым газетчики приписывали авторство сего дневника, абсолютно неверны и что нет никакой связи с почтенными именами доктора Гуча, доктора Армстронга или доктора Бейли»14.
Подобное поддразнивание не всегда заканчивается мирно – в отдельных случаях у зрителей, а иногда и у создателей иссякает терпение, что приводит уже к настоящим скандалам и драмам. Генри Дженкинс рассказывает несколько подобных историй, самая яркая из которых – конфликт вокруг одной из героинь «Стар Трека» («Звездных войн»), которая появляется в СТ-2, потом вновь возникает в СТ-3, после чего исчезает. Продюсеры довольно небрежно объясняют ее исчезновение тем, что она, возможно, «беременна от мистера Спока», что вызывает активное отторжение и осуждение со стороны зрителей:
Обращение к злободневным проблемам всегда было гордостью СТ. Саавик (героиня, о которой идет речь. – Е.Н.) представляет собой тему не просто злободневную, но существовавшую с незапамятных времен: женщина (особенно, возможно, беременная) брошена из-за того, что мешает мужчине! В книге интервью СТ мистер Беннетт, кажется, сказал, что беременность и отказ де-факто от Саавик «мы подарили фанатам на Рождество» в качестве «бонуса, небольшой шуточки». Мистер Беннетт, спросите, пожалуйста, у реальной женщины в подобной ситуации – бонус это или шуточка! Саавик – это проверка на честность и эмоциональную зрелость тех, кто участвует в СТ <…>. СТ 5 покажет, пройдена или провалена эта проверка15.
Чем дальше, тем больше появляется подобных историй, или, по крайней мере, они легко оказываются достоянием публики. Когда А. Конан Дойль поддался на уговоры издателей оживить своего героя, то он определенно сделал это не из-за гневных или умоляющих писем читателей, которые приходили к нему после публикации «Последнего дела ШХ», и, кажется, не проявлял никакого сочувствия или раскаяния по поводу убийства своего героя. Напротив, Дж. К. Роулинг, автор саги «Гарри Поттер», извинилась перед читателями за то, что погубила Северуса Снейпа, одного из самых ярких и харизматичных персонажей всей серии книг. Извинения такого рода стали определенным ритуалом, поддерживаемым самой писательницей (впрочем, в отличие от А КД, Дж. К. Снейпа НЕ воскресила)16.
Но особенно доставалось от публики Стивену Моффату: будучи продюсером двух очень популярных сериалов, он постоянно принимал на себя вал критики, в том числе очень резкой и жесткой. Отчасти это было связано с его собственной позицией фокусника, мистификатора, о которой он не раз упоминал в интервью («Иногда я прямо говорю – это точно неправда, я вас обманываю! – и все равно они меня цитируют!»17). Моффат, чье творчество глубоко укоренено в традиции европейского романтизма, не отступает от этого принципа, особенно это заметно в его сценариях, написанных для «Доктора Кто». Все его сюжеты – это головоломка, перевертыш, фокус иллюзиониста (не случайно в его сериях так часто фигурирует Зазеркалье – буквальное или виртуальное). Такие приемы фокусника переносятся и на общение с публикой и прессой, и Моффат охотно надевает маску трикстера, записного шута, великого и ужасного обманщика, который раскрывает секреты лишь отчасти и в рамках большой игры.
Такая позиция не может не вызывать раздражение у зрителей, которое выплескивается как в социальные сети (блоги, форумы), так и в критические очерки. Однако иногда оно принимает неожиданные формы, как, например, в случае со студенческим исследованием 2014 года, посвященным «сексизму в сериале Доктор Кто”》. В этой работе авторы задались целью продемонстрировать, насколько женские персонажи у Моффата обделены и лишены голоса. Инструментом здесь служит так называемый Bechdel test, который измеряет количество диалогов между женскими персонажами, причем только когда женщины говорят не о мужчинах. Согласно результатам этого анализа героини в сериях Рассела Т. Дэйвиса (предыдущего шоураннера «Доктора») ведут гораздо больше таких разговоров, нежели в сериях Моффата18. Оставляя в стороне методологию этой статьи, нельзя не отметить то, что, как и в случае с брошенной Саавик, зрительское сочувствие тяготеет к персонажам, а не к авторам, и к логике повествования прилагается логика жизни (в обоих случаях борьба за права женщин). Интересно то, что сам Моффат не только отметил для себя эту статью, но и отчасти согласился с ее выводами («…в целом, авторы этого исследования правы, женские персонажи должны быть более сильными»