– Добавьте еще... – я закатил глаза к потолку, формулируя концовку: – «...и заплатил за это в полном объеме». Так точнее.
– Да, пожалуй... И что вы обо всем этом думаете?
– Что думаю? – Я почесал лоб. – Обижайтесь – не обижайтесь, но буду откровенен: мир знавал злодеев и похлеще, не обольщайтесь своей исключительностью. Не являйся вы в прошлом Апостолом, потянули бы на протестанта среднего пошиба, а ваши сподвижники на простых торговцев оружием. Ваша слава чрезмерно раздута обидой Пророка. А что насчет вашей жизни, так эпитет, который вы только что изрекли, подойдет в той или иной степени к любому неудачнику. Никакое вы не чудовище, Жан-Пьер, и не враг государства. Вы самый обыкновенный неудачник. Жертва своей и чужой глупости. Но не расстраивайтесь: таких, как вы, большинство на нашей планете.
– Правда, сжигают не каждого, – добавил Иуда. – Но все равно спасибо за прямоту. Довольно неприятно, зато объективно.
– Однако в одном, Жан-Пьер, вам повезло, – подсластил я ему эту горькую пилюлю. – Бернард прав – дети у вас и впрямь замечательные. Можете ими гордиться.
– А я и горжусь! – расцвел в улыбке опьяненный морфием Проклятый. – Кстати, это здорово, что вы принесли им книги. Признаюсь: я редко читал для них вслух. Мой, знаете ли, отцовский просчет... Ну что ж, раз неудачник, значит, неудачник... Однако пользу я еще в своей жизни могу принести!
– Не понимаю, – удивился я. – Кому?
– Не «кому», а чему, Эрик. Мой пепел послужит удобрением для сочной травы у подножия Креста, а она будет радовать глаз всем жителям Ватикана. Или вы думаете, что прах грешника чем-то отличается от праха праведника?
И мы улыбнулись друг другу: я ему вежливо и снисходительно, а он мне легко и по-дружески...
14
«– Что происходит? – угрюмо повторил один из пиратов. – Много бы я дал, чтобы понять, что тут у нас происходит».
Жан-Пьер де Люка – в прошлом Апостол Святого Писания, а ныне богохульник и предатель всех и вся, являвшийся также отцом троих детей, – умер на Троне Еретика во время третьего дня пыток. Его сердце остановилось еще до того, как магистр Аврелий раскалил в горниле железные клейма, дабы провести процедуру прижигания...
Командование прибыло под утро, получив от архиепископа приличный нагоняй, а потому находилось в скверном настроении. Бернарда я не видел – скорее всего он сразу же завалился спать, – а Аврелий, видимо успевший подремать на заднем сиденье «хантера», направился прямиком к столовой, разбудил повара и, заставив того разогреть остатки вчерашнего ужина, принялся с аппетитом завтракать.
Я послал за Саймоном и, дождавшись, пока он меня сменит, подошел к обгладывающему телячьи ребрышки магистру.
– Извините, ваша честь, что отвлекаю вас, – обратился я к нему, – но не могли бы вы после завтрака уделить мне несколько минут?
– И что у вас за вопрос? – поинтересовался Аврелий, не вынимая кости изо рта.
– Отступница Кэтрин хотела бы поговорить с вами по поводу Проклятого.
– Ну что ж, ведите...
Когда я вернулся в сопровождении девушки, Аврелий, закончив трапезу, пил чай, громко швыркая кипятком сквозь губы.
– А-а-а, так ты и есть та самая ведьма Кэтрин! – Магистр отставил кружку и во все глаза вылупился на мою привлекательную спутницу. – Премного наслышан о тебе, но вот лицезреть твою дьявольскую красоту еще не доводилось. Весьма прискорбно, что ты попала в такую компанию, милая.
– Ваша честь, – обратилась Кэтрин к лапающему ее взглядом инквизитору, – я умоляю вас прекратить пытать Жан-Пьера. Его сердце в очень плохом состоянии, и я, как медик, уверяю вас, что такие методы смертельно опасны для него. Зачем все это? Он же готов подписать покаяние и без пыток!
– И эта туда же! – Аврелий драматически воздел глаза к небу. – Ваш Жан-Пьер здоров как бык, а приступы симулирует, потому что страшится Очищения. Гарантирую: ничего с ним не произойдет – сколько таких мерзавцев уже прошло через мои руки...
– Ваша честь, подумайте о том, что скажет Магистрат, если вы убьете его! – не сдавалась Кэтрин. – Подумайте о тех неприятностях, что будут вам тогда грозить!..
Аврелий расхохотался ей в лицо, и его кудрявая борода с неживописными вкраплениями застрявших хлебных крошек и осколков костей заходила ходуном:
– Девочка, да я и есть тот самый Магистрат, которым ты меня так пугаешь! И я делаю свою неблагодарную работу, копаясь в грязи ваших душ не ради ордена, а ради самого Господа Бога и Гласа его – Великого Пророка!
– Но ведь и Пророк!.. – Глаза девушки просяще глядели прямо в заспанные глаза магистра. – Ведь ему тоже!..
– Не тебе, грешница, судить о воле Пророка, – оборвал ее Аврелий, после чего сытно рыгнул и, отряхнув бороду, отер рот рукавом. – И хватит об этом! А тебе я рекомендовал бы лучше подумать о собственной душе. Скажу по правде как большой специалист по Очищению: у тебя весьма неплохие шансы пройти его безболезненно ну и... в какой-то степени даже приятно.
Кэтрин, до этого момента лишь униженно умолявшая, мгновенно вспыхнула огнем возмущения.
– Ваша честь! – вскричала она, отчего магистр даже отпрянул назад. – Я не требую к себе особых привилегий и желаю пройти эту процедуру как все, без скидок на то, что я женщина!..
– О, этот пылкий романтизм! – Божественный Судья-Экзекутор вновь рассмеялся, но уже гораздо тише. – «Умрем за идею...», «Все как один...», «Ни шагу назад...»! И куда пропадает он при знакомстве с Троном? Не знаете? И я не знаю. Короче, не выпендривайся, а рассуди трезво: ваша песенка спета, а тебе предлагают сохранить жизнь в обмен на немногое – то, чем щедро одарил тебя Господь, но нахально присвоил Дьявол. Настоятельно советую – подумай! Или давай лучше так: я загляну к тебе вечерком, и мы обсудим это в более приватной обстановке... Ну а теперь прошу простить – мне некогда. Дела, понимаешь ли. Весьма ценю твою заботу о Проклятом и обо мне, в частности, но... До вечера, милая! Брат Эрик, уведите ее...
Меня почему-то последние слова магистра задели даже больше, чем Кэтрин, для которой и предназначались. Определенно, эта рыжеволосая особа чем-то зацепила комвзвода Первого отряда, и очень крепко, надо сказать, зацепила... Я шел вслед за ней и, переживая эти нетипичные для меня ощущения, решал, каким образом наложить на «детский сад» карантин из-за, предположим, заразной ангины, наглухо опечатав его вместе с Кэтрин (требовалось взывать о помощи к моему «верному ординарцу» Джерому, дабы тот по старой дружбе как медик подтвердил карантин документально). Кэтрин же гневно вышагивала впереди и вполголоса костерила Корпус на чем свет стоит:
– Сволочи! Самые натуральные сволочи! Ублюдки! Чертовы Божьи Слуги! Если и есть на свете ваш Господь, то-то вы завопите, когда он пинками погонит ваше похотливое племя прямиком в Ад!
Я намеревался войти следом за ней внутрь трейлера, но захлопнувшаяся прямо перед моим носом железная дверь прозрачно намекнула на нежелательное присутствие господина надзирателя в стенах вверенного ему учреждения...
Вечерний визит Аврелия к заблудшей душе, обладающей довольно-таки эффектной оболочкой, не состоялся и без введения мной стихийного карантина. Ему было попросту не до этого: последующие события завертелись ураганом, начало которому как раз и положило нежелание магистра прислушаться к голосу разума...
Прошло полчаса, и я еще не лег подремать после дежурства, когда Саймон буквально вломился ко мне в отсек:
– Неприятности, брат Эрик! Идемте скорее!..
Скрюченное тело Иуды лежало на полу Комнаты Правды. Лицо отступника было серым, а раскрытые навыкате глаза, казалось, были сделаны из стекла. Возле него в явной растерянности маячил Аврелий, нетерпеливо нукающий сидевшему близ покойника Джерому. Дьякон бесплодно пытался реанимировать мертвого Иуду приемами искусственного дыхания. За всем этим угрюмо наблюдал замеревший рядом брат Гюнтер.
Наконец дьякон поднялся на ноги и беспомощно развел руками:
– Бесполезно. Он мертв. Никаких признаков жизнедеятельности.
– Вот гад! – рявкнул Аврелий и в гневе пнул труп по ноге, после чего ухватил дьякона за грудки. – А ты куда смотрел, жирный урод? Где ты шлялся, когда он крякнулся?
Невнятно оправдывающийся Джером был испуган настолько, что и сам готов был пасть замертво подле Иуды.
На пороге появился также вызванный Саймоном заспанный Бернард.
– Да, плохи наши дела, – хмуро произнес он, почесав подбородок. – Кто еще в курсе помимо присутствующих?
– Все, кто знает, здесь, брат Бернард! – выпалил Саймон.
– Уже лучше... Закрой-ка дверь, боец, – Мясник подошел к мертвому телу и в задумчивости застыл над ним.
Я обратил внимание, как Аврелий и Бернард обменялись красноречивыми взглядами, смысл которых сводился к одному – доигрались!
– Вы что-то можете предложить, брат Бернард? – первым нарушил молчание Аврелий.
– Да, ваша честь, – ответил он, – однако мне нужно ваше одобрение, скажем так, на кое-какие неправомерные действия.
– Насколько неправомерные?
– Ровно настолько, чтобы соорудить для вас и для всех нас как можно более реалистичную легенду.
– Делайте то, что сочтете нужным. Только, брат Бернард...
– Да, ваша честь?
– Не переусердствуйте!
– Разумеется, ваша честь... Так, малыш, и ты тоже... – обратился Мясник к Гюнтеру и Саймону, после чего указал на скованных в клетке Эркюля и Лаврентия, – этих двоих на центр комнаты! Живо!
Мои бойцы исполнили приказание. Старик Эркюль молча рыдал, и крупные слезы текли по его впалым щекам. Лаврентий не то подвывал, не то поскуливал и весь прямо-таки ходил ходуном от колотившей его дрожи. Оба они, удерживаемые конвоирами, не сводили глаз со своего мертвого лидера.
Мясник отошел от тела и поднял руку, прося нашего внимания.
– Слушайте все и вы тоже, ваша честь, уж извините за грубость, – начал он. – Я – Бернард Уильямс – довожу до вашего сведения о необходимости умолчания о реальных обстоятельствах смерти Проклятого Иуды. Начиная с этого момента официальной версией будет считаться та, которую я сейчас в вашем присутствии и выработаю. Несогласные есть?