– Благодарю вас, вы так добры! – начал Конрад специально разработанный им по нашей просьбе обмен любезностями. – Да что бы мы, право слово, делали без вас, о наиразлюбезнейший правитель сей малой, но распрекраснейшей области...
Коротышка оседлал своего любимого конька – уж льстить-то лучше него в Корпусе навряд ли кто умел. Круглое, как тыква, лицо Жан-Батиста расплылось в довольной улыбке. Он посчитал невежливым оставить без ответа слащавый выпад Конрада, а потому последующие минуты стороны соревновались, кто же лизнет кого слюнявей.
Я, стоя за спиной, как выяснилось, «архисправедливейшего и прескромнейшего хозяина самых плодороднейших земель к западу от Парижа», извлек хронометр и, перехватив взгляд магистра, постучал по циферблату пальцем, дав понять о желательном завершении мероприятия.
– Но вернемся к делу, – понял намек Конрад. – Горючее, продукты, медикаменты, теплые вещи – вот все, о чем бы мы хотели вас попросить.
– Не вопрос, ваша честь! – развел руками Жан-Батист. – Ради вас что угодно! Завтра утром к вашему отъезду все будет готово.
Мое вмиг посуровевшее лицо вынудило Конрада вылепить и на своем печальную мину.
– Очень не хотелось утруждать вас в столь позднее время, – вымолвил он, – но все это нужно нам в течение ближайшего часа. Весьма и весьма спешим, знаете ли.
– О, да-да, понимаю, – закивал епископ. – Служение Господу и Пророку не признает дня и ночи. Как жаль, но мой управляющий ушел домой полтора часа назад. Однако я сейчас же распоряжусь его разыскать...
Управляющего разыскали уже под утро в каком-то реннском трактире пьяным до посинения. А пока слуги епископа шерстили город, я в волнении прохаживался по гостиной, не сводя слипающихся глаз (как-никак, а не сплю уже третью ночь) со стрелок хронометра. Время начинало играть против нас...
Жан-Батист и впрямь не поскупился, забив под завязку кузова «хантеров» канистрами с бензином, консервами, хлебом, фруктами и прочей необходимой в дальней дороге дребеденью. Так что нам грех было сетовать на столь длительную задержку. Детей, плотно поужинавших и теперь сладко спящих на заднем сиденье джипа, Кэтрин укутала в стеганые одеяла. Сама же девушка накинула на свои хрупкие плечи теплый плащ, снова став похожей на солидную дьяконшу-медика, а не на обтянутую кожей байкершу, какой я привык ее видеть.
Когда я утрамбовывал последние пожитки, стараясь затянуть всю эту гору подарков кузовным тентом, позади меня раздалось слабое покашливание. Я обернулся.
– Простите, пожалуйста, брат Эрик, что отвлекаю вас, – стеснительный тонкий голосок дочери Жан-Батиста никак не вязался с ее габаритной, под стать папе, внешностью.
– Да что вы, не стоит извиняться, – ответил я настолько глухо и устало, что даже сам подивился скрипучести своей речи. – Вы хотели, наверное, узнать о моем старом друге дьяконе Джероме?
Она угукнула, и лицо ее стыдливо покраснело, обретя под холодным светом фонарей безжизненно-серый оттенок. Не знаю, но мне почему-то стало ее безумно жаль – очередной приступ проклятой сентиментальности...
– Ваш Джером передавал вам привет, – бессовестно соврал я.
– Правда? – Глаза девушки заблестели.
– Он героически сражался бок о бок с нами при взятии Мон-Сен-Мишеля, самолично пленил одного отступника и просил передать, что скоро к вам вернется.
– Он не ранен?
– Да, так... Пара царапин. Но он уже здоров, бодр и снова в строю...
...Где ты сейчас, пострадавший за бернардовскую легенду? Помнишь ли ты о своей реннской пассии? Постарайся, будь добр, чтобы я не напрасно утешал страдающее в разлуке дитя, выгораживая тебя пусть и успокаивающим, но все равно враньем...
– Когда вы снова увидите Джерома, – чуть ли не слезно попросила меня подруга боевого дьякона, – то передайте ему...
– Боюсь, милая, что случится это не скоро, – оборвал я девушку. – Думаю, вы сами встретитесь с ним гораздо раньше.
– Спасибо вам, – поблагодарила заметно повеселевшая от моей беззастенчивой лжи дочь епископа, – и счастливого пути!..
– На черта ты наплел ей все это? – спросил Гюнтер, когда девушка удалилась.
– Все мы, старина, в жизни надеемся на лучшее, – ответил я ему, утянув-таки этот злосчастный брезентовый тент. – И хоть большая часть этих надежд никогда не сбудется, согласись: пока надеешься – ты счастлив. Я просто помог ей стать счастливой. Или ты думал, что твой бывший командир только и умел, что орать да взыскания накладывать?
– Если этот бурдюк не вернется... к ней, она и тебя... возненавидит.
– Через несколько дней меня и так все возненавидят. Так что одним больше, одним меньше... А где Конрад?
– Я пристегнул его ремнями безопасности... Не здесь же связывать.
– Отставить в дальнейшем подобное, боец. Наш маленький друг заслужил себе сегодня некоторые привилегии. Ты бы видел, как он справился с ролью! Какой актерский талант пропал на поприще сжигания еретиков... Пускай катается отныне свободным и без кляпа во рту.
– Ладно... Но болтать я ему один черт не позволю...
За ночь погода заметно улучшилась. По небу еще плыли рваные тучи, но в их просветах уже виднелись лоскуты голубого неба. Где-то на востоке сквозь них пробивались лучи восходящего солнца. Я, отвыкший от яркого света за эти дни, щурил глаза, стараясь не съехать с проселка в кювет.
Покинув Ренн через восточные ворота, мы взяли направление на Лаваль и Ле-Ман, рассчитывая сегодня ночью обогнуть Париж с юга. А сейчас, озираясь в обе стороны, я и Кэтрин искали мало-мальски сносное убежище вроде каких-нибудь заброшенных руин, сохранившихся от Древних в неимоверных количествах: фабрики, склады, пролеты мостов и эстакад...Нам необходимо было не мозоля ничьи любопытные глаза пересидеть день до темноты.
Поль, Люси и Ален, несмотря на тряску, продолжали посапывать как ни в чем не бывало. Меня заинтересовала эта поразительная деталь, и я спросил о ней у Кэтрин.
– Я вообще не помню, чтобы при мне они когда-нибудь ныли или жаловались на неудобства, – ответила она. – Столько времени в скитаниях даже таких малышей научили терпеть и приспосабливаться ко всему. Вместе с отцом они побывали везде: и в горах, и на болотах, и в глухих лесах. Ничем вы их больше не удивите, ничем не озадачите. Вот и теперь они воспринимают все как само собой разумеющееся.
– Не каждый взрослый способен на такое, – заметил я.
– По силе духа они намного превосходят любого взрослого. И ты поймешь это, когда узнаешь их получше.
– Да, хотелось бы, раз уж мы в какой-то степени теперь связаны...
Договорить нам не дал клаксон ведомого Гюнтером позади нас «хантера». Я было решил, что он просит об остановке, но когда обернулся, то понял все безо всяких объяснений.
На дороге мы находились не одни. Прямо в нескольких сотнях метров позади вслед нам летел потертый «сант-ровер», принадлежащий, по всей видимости, местным Добровольцам Креста. В цели его маршрута тоже не было никаких сомнений. Этой целью являлись мы.
Расстояние между нами довольно быстро сокращалось. Я уже прекрасно видел моргающие фары и слышал призывный сигнал, требующий от нас немедленной остановки.
– Перебьетесь! – процедил я сквозь зубы и прибавил газу.
Гюнтер последовал моему примеру, не отставая ни на метр.
– Разбуди детей, – потребовал я от беспокойно вертевшей головой Кэтрин. – Пусть лягут на пол, как вчера.
Впрочем, девушку можно было и не просить – она все поняла сама. Через пару минут мои пассажиры свернули одеяла и заняли уже знакомую им позицию.
– Держитесь крепче, сейчас немного потрясет! – предупредил я их, когда дорога стала уж больно разухабистой, но сбрасывать скорость совершенно не хотелось.
«Сант-ровер» приближался уже не так стремительно, однако медленно, но верно сокращал дистанцию. Грохнул выстрел, развеявший последние надежды на то, что это всего лишь спешащий по делам курьер, желающий, чтобы ему уступили дорогу. На наше счастье, мы были еще достаточно далеко, да и неровности проселка, бросавшие джипы из стороны в сторону, мешали преследователям прицелиться как надо.
На горизонте показались невысокие стены Лаваля. Минуя очередную развилку, я взял курс на этот городишко, зная, что днем его ворота будут открыты и к тому же только там находился ближайший в округе мост через небольшую, но с обрывистыми берегами, речушку Майен.
Гюнтер, являвшийся гораздо лучшим водителем, чем я, буквально дышал мне в спину, закрывая всех нас от случайного попадания. Раздались еще несколько выстрелов, один из которых резанул по кустам на обочине и забросил нам на капот сбитую дробью ветку. Погоня продолжалась...
Ворота Лаваля оказались распахнутыми, как и ожидалось. Не замедляя хода, наша кавалькада ворвалась на тесные улочки, распугивая встречных прохожих и заставляя их прижиматься к стенам домов. Стрелять здесь преследователи не стали, четко следуя пункту Устава Братства, запрещающего открывать огонь в местах скопления людей.
...Братства?! Значит, за рулем «сант-ровера» сидят-таки Охотники, а не Добровольцы, потому что для последних особой регламентации в применении оружия никогда не существовало. Ситуация все больше накалялась...
Большой каменный мост мы миновали за считанные секунды, едва не спихнув с него торговца яблоками, в сердцах метнувшего нам вдогонку наиболее гнилой образец своего товара.
«Сант-ровер» умудрился въехать возле моста в торговую палатку и потратил почти минуту, выбираясь из-под ее обломков. Теперь он заметно поотстал и маячил хоть и в пределах видимости, но все же на довольно почтительном расстоянии. Однако уповать на то, что он по какой-либо причине прекратит преследование, было еще рано, а потому мы, не снижая темпа, неслись все дальше и дальше по направлению к Ле-Ману...
Но истинная опасность появилась слева. Когда я заметил то, что двигалось нам наперерез по пересекающей проселок впереди дороге, то вдруг отчетливо понял, что сейчас погибну. Причем погибнем мы все, разорванные на мелкие куски вместе с нашими «хантерами»...