Только выехали, заспорили, куда бы Стрелок дернул с бабой и детьми. Поскрипели извилинами и порешили, что на восток – к русским, в Петербург. Рискованно, но при желании выполнимо, а это, брат Хенриксон, твой стиль. Правда, мы считали, что ты на бензин и тому подобное встречных грабить будешь, а ты ишь как грамотно все провернул с помощью прыща этого мелкого. Молодец, чувствуется моя школа! Но время потерял – это минус...
Валяем, говорит мне Вацлав, и мы на твою историческую родину; драпать так уж всем под одно крылышко. На том и сошлись да понеслись во мрак. Дороги только наши не совпали из-за твоего реннского наскока. Вы через Лаваль пошли, а мы на Алансон. Но рассчитали мы ваш маршрут правильно: по побережью вам путь заказан – слишком многолюдно, – а южнее – крюк солидный выходит. Так что, командир, твой оптимальный вариант мы раскусили в один присест!
Короче, несемся, свободой упиваемся, лишь ветер в ушах. Веришь – нет, но будто пьяные, хотя и капли в рот никто не взял из магистерской бочки. Лично я легкости такой и в теле, и в мыслях с детства не ощущал, будто неимоверную скалу с плеч спихнул, истинно говорю! Саймон предложил: давай рацию включим; о чем там эти уроды трещат. А по говорилке одно: «не видели», «не проезжали», «чисто»... Уже светать начало, вдруг кто-то из сироток Гонсалеса как заорет: Эрик попер на Ренн – его «хантеры» засекли невдалеке от этого городишки!
Не, думаем, ерунда это – не сунется Стрелок на юг, там для его тупик. Ну разве что для запутывания следов... И дальше едем, но уже малость потише. Чем черт не шутит, авось и догоните вы нас? Только-только к речушке подрулили, как рация опять в крик, но уже без остановки: типа, преследуем беглецов – те уходят; открыть огонь – есть открыть огонь; движемся к Лавалю и ля-ля-ля в том же духе...
Вот те раз – Лаваль! Так ведь вон же он, на горизонте! Речку по какой-то запруде переехали и по газам до той точки. А передатчик верещит не переставая; Бернард еще пару машин вдогонку отправил. Слышим: город вы миновали, дальше несетесь. А через десять минут раз – и вот вы, прямо перед носом! Шпарите себе по проселку, а паразиты уже вам в хвост вцепились...
Ну-ка, брат-еретик, ответь: наложил небось под себя-то, когда нас увидал? Наложил, не отпирайся! Англичанка вон до сих пор какая бледная сидит... Ой, простите великодушно, мисс: не знал, что вы ирландка. Виноват, коли обидел; впредь не повторится...
Вот такие поганые наши дела, мистер швед. Сегодня к закату все епархии обогатятся твоей подноготной и описанием внешности и завтра нам уже придется ныкаться по щелям, как тем тараканам. Но самое страшное я тебе еще не сказал: Аврелий, когда нас стращал, заодно поведал о том, что Мясник перед облавой дал при всех Слово Командира, что возьмет тебя любой ценой живым или мертвым. Чуешь, что к чему? То-то же...
Теперь у нас одна надежда – князь Сергей; так, кажется, матрос, которого я допрашивал, его называл. Доберемся – хорошо, ну а нет, тогда хоть шкуры свои продадим подороже. Вот только соплячков жаль будет, но не серчайте раньше срока, мисс ирландская ведьмочка, вас ведь опекают самые боеспособные отступники Святой Европы за всю ее историю, уж клянусь моими обожженными усами...
18
«– Что за чертовщина! – сказал он. – Уж не спятил ли доктор Ливси?
– Не думаю, – ответил я. – Из нас всех он спятит последним».
Спал я крепко и без сновидений, заснув практически мгновенно. Мысль о том, что нас отныне не два боеспособных человека, а целых пять, здорово меня успокаивала.
Странная штука жизнь. Ну ладно я, загнанный в угол, пошел на такое, но Гюнтер, Михаил, Вацлав и Саймон... С ними-то что случилось? Их ведь никого казнить не заставляли, ультиматумов не предъявляли и изначально Троном не грозили. У Гюнтера, как выяснилось, был-таки принцип, стоящий выше Устава, и он не смог им пренебречь, а все, что требовали от последних трех, так это сказать лишь четыре слова: «Да, Эрик Хенриксон – предатель!» Но не сказали же, не поверили самому Аврелию, не встали в один строй с остальными! Непредсказуемая вещь человеческая душа, все сильней и сильней в этом убеждаюсь...
Под вечер совсем распогодилось. Теплый ветерок подсушил землю, буквально за полдня уничтожив последствия этого затяжного моросящего проклятия, оставив кое-где лишь наиболее глубокие лужи. Проснувшись, я лежал, не открывая глаз, и слушал вечернее птичье щебетание. Сонм роившихся в голове мыслей покрыла легкая безмятежность, заставляя вот так валяться, расслабившись, на пожелтевшей траве и вдыхать ее чуть прелый, щекочущий ноздри, аромат.
Справа донеслось громкое шмыганье носом. Я нехотя раскрыл глаза и повернул голову. На расстоянии вытянутой руки от меня сидел, прислонившись спиной к обшарпанной стене полуразрушенного здания, старший сын Жан-Пьера Поль и стегал прутиком сухие травинки.
– Как жизнь, молодой человек? – улыбнувшись, спросил я его, но лицо мальчишки осталось хмурым и озабоченным. – Что тебя тревожит? Утренняя погоня напугала?
– Эрик, – игнорируя мои вопросы, отозвался Поль, – дайте мне автомат!
– Рановато тебе баловаться этой игрушкой. Да и помощь твоя пока не к спеху. Видишь, сколько нас теперь, больших и до зубов вооруженных.
– Ну тогда пистолет. Папа учил меня стрелять из него, честное слово!
– Зачем он тебе? Хочешь попалить по консервным банкам?
– Нет, я хочу драться с теми, кто убил моего папу, когда они снова придут!
– А кто тебе сказал, что он умер? – Я приподнялся на локте и пристально посмотрел на него.
– Кэти. Только что...
Кэтрин вскрывала банки с консервами и нарезала хлеб, готовя ужин перед ночной дорогой в неизвестность. То и дело она косилась на дрыхнущего возле колеса «самсона» магистра Конрада. «Как бы ее нож не был использован не по назначению», – с опаской за судьбу коротышки подумал я, наблюдая, как наша гордая ирландка расправляется с жестяными крышками банок.
– Да, я рассказала им об этом, пока ты спал, – подтвердила она слова Поля. – Разумеется, в общих деталях и без упоминания о том, что ты считаешься официально его убийцей. Думаешь, напрасно?
– Ну, рано или поздно это все равно пришлось бы сделать, – ответил я, будучи, однако, неуверенным до конца, была она права или нет. – Только сейчас, наверное, не то время – дети и так страшно нервничают...
– Но я не могла больше держать в себе такой груз, а тут еще их постоянные вопросы об отце... – вздохнула Кэтрин. – Ты прав: наверное, и впрямь стоило подождать. Дерьмовая из меня получилась бы мамочка. Люси вон плачет, а я даже не знаю, как ее утешить. Ален же еще слишком мал – так ничего и не понял. Хотя, может быть, это и к лучшему...
– Они выдержат, – подбодрил я поникшую и ставшую не похожей на себя обычную девушку. – Ты же сама сказала, что сила духа у них еще та...
Кэтрин покивала головой, ничего не сказала и направилась к «хантеру» за другими продуктами...
Огнемет Виссариона оказался и впрямь ценной штуковиной. На малой мощности он позволял разогревать воду без необходимости разводить дымящий и, следовательно, выдающий наше присутствие, костер. Орудие жестокой мучительной смерти отныне служило более мирным целям. Да и все мы потихоньку привыкали, что более не являлись теми, кем были еще вчера...
За ужином выработали план на сегодняшний ночной бросок. Михаил и Саймон забирали себе «хантер» Гюнтера и должны были двигаться впереди, ведя дозорное охранение и предупреждая по рации обо всем, что встречалось на пути. Гюнтер пересаживался на «самсон» вместе со своим неразлучным, но открыто презираемым другом Конрадом. Саймон оставался на месте стрелка Шестистволого. Они прикрывали с тыла мой джип, идущий в середине колонны.
– Поаккуратней с рацией, – напомнил я Михаилу. – Не стоит исключать совпадение нашего и Мясника каналов, и тогда эти пищалки выдадут нас с потрохами. Так же периодически обшаривайте эфир в режиме поиска. Если Охотники окажутся поблизости, мы засечем их переговоры.
Тронулись, когда стемнело. Михаил ушел в отрыв; «самсон» тоже немного поотстал, но держал мой «хантер» в пределах видимости фар и мертвой зоне своего орудия.
Дети молчали, каждый по-своему переживая гибель отца. Поль грустно смотрел в темноту за стеклом. Люси немного успокоилась, лишь изредка шмыгала носом и вытирала кулачками заплаканные глаза. Ален, видя расстроенных брата и сестру, тоже насупился на коленях у Кэтрин, разум которой подсказывал не лезть сейчас ни к кому из них с глупыми утешениями. Да и чем можно было их утешить?
Зная, что бойцы Бернарда стягиваются к Ле-Ману, где их ждала очередная неприятность в лице трех свежезажаренных трупов, мы постарались удалиться оттуда как можно быстрее, выбрав направление от Парижа в район Реймса. Дороги, ведущие к столице епархии, были неплохо накатаны, и мы, развив приличную скорость, покрывали километр за километром, постепенно удаляясь на восток. Изредка навстречу попадались подводы крестьян, пару раз пролетели грузовики торговцев, а однажды мы разминулись с джипом Защитников Веры, о приближении которых исправно донес Михаил. Но поскольку слава о наших подвигах докатилась, вероятно, только до Парижа, те лишь приветливо помигали фарами и не более того.
Все каналы радиопередатчика молчали, сообщая тем самым, что преследователи еще достаточно далеко.
Я зря беспокоился насчет форсирования речушек – все они, узкие и неглубокие, были буквально унизаны всевозможными переправами. Кое-где мы натыкались на мелководье, кое-где проезжали по дамбам, которые выдерживали даже тяжеловесный «самсон». Но обычно предпочитали не рисковать, пуская тот вброд ниже по течению. Деревянным же крестьянским мостам старались особо не доверять, боясь проломить те, привыкшие к гужевому транспорту, своими стальными колесницами и, следовательно, крепко и надолго застрять у всех на виду. В целом продвижение наше происходило даже несколько быстрее, чем я рассчитывал...