– Неужто ты думаешь, что Бернард не оставил себе одну-две в качестве памятного сувенира? – усмехнулся я. – Я бы не стал так недооценивать нашего злобного старичка...
Мы переглянулись: до нас только сейчас дошло, что, говоря о нашей скорой кончине, «злобный старичок» нисколько не преувеличивал и не испытывал по поводу нее ни малейшего сомнения.
Еще минуту-другую наши стороны позанимались малоэффективной в данном случае позиционной войной. И мы, и Охотники, были надежно укрыты за препятствиями, а потому обмен пулями между нами носил скорее сдерживающий характер, нежели ставил перед собой цель поразить кого-либо конкретно.
– Эрик, эти мерзавцы расчехлили какое-то бревно! – внезапно прекратив огонь, прокричал мне Михаил. – Похоже на иудовский гранатопускатель!
– Где, мать твою?! – не на шутку обеспокоился я, поскольку нам из казармы ничего такого заметно не было. – По какому флангу?
– По твоему! Но мне их не достать – они по уши зарылись в канаву возле вышки! Поберегитесь там!
Значит, к нашему глубокому сожалению, я оказался прав. А на что способны эти чудовищные «бревна», мы насмотрелись достаточно, и потому...
– Ваша честь! Саймон! – приказал я своим соратникам. – Быстро в коридор на лестницу – сейчас шарахнет!
Между коридором и тем помещением, где мы засели, была толстенная капитальная стена, которая выдержала бы – я уверен – не один гранатометный выстрел. Похватав оружие, мы как можно скорее покинули наши позиции и, выскочив в коридор, схоронились на ступеньках ведущей с первого этажа на второй лестницы.
Удар страшной силы не заставил себя долго ждать, и я мысленно возблагодарил русского за его наблюдательность. Главная казарма содрогнулась от фундамента до оголенных стропил разрушенной крыши...
Однако граната угодила совсем не туда, куда мы ожидали. Из дверного проема нижнего этажа на нас обрушилось густое облако дыма, кирпичной крошки и пыли, обдав меня, британца и магистра всей этой дрянью с ног до головы.
«Вацлав!» – щелкнула у меня в голове резкая, как пистолетный выстрел, мысль, которую я немедля и продублировал:
– Вацлав! Вацлав, ты жив? Отзовись!
Ничего. Только было слышно, как в том углу, где он залег, обваливаются со стен сколотые взрывом пласты штукатурки.
– Ваша честь! Ваша честь, оглохли, что ли? – Я встряхнул за плечо сжавшегося в уголке и зажмурившегося Конрада. Тот встрепенулся и посмотрел на меня взглядом побитой собаки – похоже, коротышка только что пожалел о том, что не уехал вместе с байкерами к петербуржцам. – Идите, ваша честь, проверьте, как там Вацлав, а мы пока попробуем нащупать логово этих пушкарей...
Честно сказать, я не понимал, зачем было тратить столь мощный заряд на одного-единственного стрелка с автоматической винтовкой. Видимо, гранатометчики Бернарда по неопытности неверно выверили прицел и потому промахнулись по верхнему этажу. Однако же залетев на нижний, граната свое грязное дело все-таки сделала...
То, что мы с Саймоном увидели по возвращении на позиции, никак нельзя было назвать желанным развитием событий. Под прикрытием гранатомета Мясник отправил две небольшие – по три человека – группы, дабы те, продвигаясь по противоположным склонам перешейка, обошли заставу с флангов. Точнее, засекли мы лишь одну группу, заходящую по нашей стороне, но – я был полностью убежден, – что по другому краю шла точно такая же, поскольку условия местности там являлись даже более выгодными.
На этот раз нам немного повезло. Выпустив вслед бегущим к склону бойцам Мясника по длинной очереди, мы смогли-таки прикончить одного из них. Он повис на бетонном парапете, не добежав до спасительного укрытия всего пару-тройку шагов. Но оставались еще двое, которые отказываться от своих намерений не собирались.
– Михаил! – стараясь перекричать грохочущий пулемет Саймона, позвал я русского. – У вас гости по левую руку!
– Спасибо, швед! Видим их – ползут на брюхе вдоль воды, как жабы! – отозвался он бодрым, как и всегда, голосом. – А вам советуем опять поберечься! Если не ошибаюсь, то эти типы затолкали в трубу новую болванку!
– Эрик, глянь-ка! – Саймон, оторвавшись от пулемета, указал в направлении врага. – Их становится все больше и больше!
А как хорошо все начиналось! Мы тут – они там; сидим на месте да постреливаем друг в друга для острастки... И вот теперь вдобавок к гранатометчикам и обходившим нас с фланга штурмовикам к Мяснику прибыло первое подкрепление – два «сант-ровера» остановились, не доезжая ста метров до позиций Бернарда, и восемь высыпавших из них бойцов, пригнувшись, подтягивались к обломкам бетонного заграждения.
– Да, старик, похоже, настоящая работа только начинается, – ответил я. – Бежим-ка вниз; наши трубадуры опять готовы протрубить для нас похоронный марш...
Выстрел гранатомета раздался гораздо раньше, чем я рассчитывал. Понимая, что, залети граната в окно – и нас уже не спасет ничто, мы все-таки инстинктивно попадали на пол, позакрывав головы руками и зажав уши.
Но на сей раз смертоносный подарок предназначался не нам. Расположившись напротив главной казармы, гранатометчики ударили по убежищу Михаила.
Лежа на полу, я не смог пронаблюдать, куда угодила граната, но последствия ее попадания заставили нас с Саймоном позабыть обо всем и уставиться в боковое окно, через которое я только что предупреждал Михаила об опасности. Опасности хоть и спрогнозированной, но все равно неожиданной, как упавший на голову кирпич.
Вслед за разрывом гранаты послышался еще один оглушительно-хлесткий звук – это треснули балки, поддерживающие стропила складской крыши. Вероятно, каркас ее и без того был ослаблен разгулами стихий, а взрыв лишь поспособствовал разрушению конструкции.
Четырехскатная, покрытая черепицей крыша сначала содрогнулась и слегка покосилась, замерев в этом положении на несколько секунд, а затем провалилась внутрь склада, сложившись подобно гигантскому карточному домику.
У меня подкосились ноги, когда я осознал, что где-то среди этого нагромождения досок и бревен находятся сейчас мои друзья. Погибнуть мучительной смертью, придавленному тоннами древесины, было совсем не то, что они заслуживали...
Никто не отозвался ни на третий, ни на четвертый мой призыв. Обрушившаяся крыша стала для Михаила и Гюнтера их последним пристанищем или если угодно – склепом...
– Эрик, все кончено, – проговорил Саймон. – Их больше нет...
– Прикрывай меня! – Я не мог и не хотел верить в то, что случилось сейчас на моих глазах. – Продержи этих засранцев в их укрытиях еще хотя бы минут пять, а я сбегаю проверю!.. И если они мертвы, то сваливаем отсюда к чертовой матери!..
Какая-то отрешенность навалилась на меня после всего произошедшего, и, находясь как в тумане, я расстрелял по нападавшим последний свой магазин. Они же, вдохновленные тем, что их стало больше, короткими перебежками от укрытия к укрытию начали продвигаться вперед.
Но Саймона, в отличие от меня, ясность рассудка не покинула, и он стрелял не куда попало, а лишь тогда, когда кто-нибудь из врагов решался высунуться наружу.
– Я пошел! – проорал я ему перед тем, как двинуться на обследование разрушенного склада. – Как только позову, бросай все и беги к «хантеру»!
Саймон, не прекращая прицельного огня, показал большой палец, дав понять, что расслышал...
Бросить моих бойцов, если те еще живы, было для меня невозможным по совершенно очевидной причине, однако сейчас я даже понятия не имел, каким образом извлеку их из-под обломков крыши.
«Захвачу с собой Конрада, – подумал я. – Подсобит, ежели чего...»
Но до склада я так и не добрался. Мало того – мне вообще не удалось выйти из помещения, из которого мы с Саймоном вели огонь по противнику...
Едва моя нога переступила через порог и я собрался окликнуть возившегося где-то на первом этаже коротышку, как вдруг уперся лицом в возникшую прямо из ниоткуда серебристую пряжку от поясного ремня Охотников. И пока мой туго соображающий разум гадал, как она могла очутиться на такой высоте (кокарда на берете у малорослого брата Тадеуша находилась и то ниже), владелец пряжки освежил мне память очень убедительным методом.
Тяжеленный кулак, без преувеличения имевший размеры головы взрослого человека, вылетел из полумрака и состыковался с оказавшимся на его траектории моим носом. Боль от сломанной переносицы острыми иглами пронзила мне мозг, а сам я, получив мощнейшее ускорение, пронесся по воздуху не касаясь пола и врезался спиной в противоположную стену.
Заместитель командира Первого отряда брат Вольф, он же Циклоп (а кто еще, кроме него, мог подпоясываться в Братстве на уровне полутора метров от пола?), согнувшись в три погибели, протиснулся в дверной проем, а затем распрямился во весь рост, почти достав потолок казармы своей бритой макушкой. Из-за его спины выскочил еще один мой знакомый по зачистке Ла-Марвея – брат Николас.
Время для меня словно остановилось. Тело отказывалось подчиняться получившей солидную встряску голове, а перед глазами все уплывало куда-то вбок. В ушах моих стоял такой звон, что сквозь него едва-едва доносились до сознания раздававшиеся вокруг звуки. Так что я не расслышал, а скорее прочитал по губам, о чем Вольф рявкнул своему подчиненному:
– Живым!!!
И единственный выпученный глаз Циклопа вперился в меня.
Николас в два скачка оказался возле меня, ухватился за мой «конский хвост» и, рванув за него, отбросил мое бренное тело от стены.
В мгновение ока я очутился лежащим на битом кирпиче, уткнувшись в пол своим сломанным носом (мне даже был заметен торчавший наружу хрящ переносицы). Николас уселся мне на спину, оттянул голову за волосы назад и, точно так же, как и тому отступнику в монастыре, приставил нож к моему кадыку. Из этого положения я и пронаблюдал всю дальнейшую трагическую сцену.
Пока я совершал полет через комнату, Саймон достреливал очередную ленту и поэтому, увлеченный стрельбой, поначалу никого из ворвавшихся не заметил. Когда же, прекратив, он развернулся и узрел идущую на него махину в необъятном, как тент от «хантера», плаще, то пулемет его был пуст и ничем, как только дубинкой, послужить уже не мог. Потому, не имея под рукой ничего другого, британец кинулся на Циклопа с этим и в незаряженном виде весьма устрашающим оружием.