Как художник Агин прославился созданием рисунков к «Ветхому завету» (за эту работу он даже получил награду – бриллиантовый перстень от императора Николая I) и более всего – иллюстрациями к поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души», которые потом гравировал его близкий друг Е. Е. Бернардский. По заказу знаменитого скульптора П. К. Клодта Агин выполнил эскизы к барельефам памятника И. А. Крылова в Летнем саду.
Всю жизнь Агин нуждался. Жил на материальную помощь Общества поощрения художников, обучал рисованию детей в семьях богатых купцов, где ему часто приходилось терпеть унижения, и он со скандалом бросал преподавание. Однажды его забрали в рекруты, и друзьям пришлось спасать художника – вскладчину они купили для него квитанцию, освобождавшую от воинской повинности. После отказа Н. В. Гоголя дать ему право издавать «Мертвые души» пытался выпустить альбом со 100 рисунками к поэме, но как издатель не преуспел. Агину приходилось материально поддерживать своего любимого родного брата Василия, погибшего впоследствии во время Крымской войны.
Умер Агин в Черниговской губернии, в имении Каченовка, принадлежавшем миллионеру и известному коллекционеру живописи Тарновскому.
А. А. Агин. Автопортрет
А. А. Агин. Непонятый талант
А. А. Агин. Голова демона
А. А. Агин. Смерть Ивана Калиты
А. А. Агин. Автопортрет
А. А. Агин. Суд в подземелье
Иван Константинович Айвазовский1817–1900
Айвазовский родился в семье армянского мелкого торговца Геворга Айвазяна, которая из Польши перебралась в Феодосию. Отец будущего художника стал старостой феодосийского базара, мать – ее звали Репсиме – занималась домашним хозяйством и была искусной вышивальщицей.
Айвазовский с детских лет увлекался рисованием. Он нигде не учился. Геворг Айвазян подрабатывал составлением судебных прошений – и маленький Ованес (впоследствии Иван) рисовал на обороте использованных листов бумаги все, что видел. Однажды он нарисовал на стене дома солдата в полном обмундировании. Этот рисунок случайно увидел градоначальник Феодосии А. И. Казначеев. Он решил, что у мальчика есть талант к живописи и подарил ему краски и кисти. В 1829 году Казначеева назначали Таврическим губернатором. Он уехал в Симферополь и с согласия родителей взял с собой Ованеса и определил его на учебу в гимназию. Знакомая губернатора графиня Наталья Федоровна Нарышкина, увидев рисунки гимназиста Айвазоского, отослала их в Петербургскую Императорскую академию художеств. В результате Айвазовского приняли в академию на казенный счет.
Сначала Айвазовский учился в классе знаменитого тогда пейзажиста, профессора М. Воробьева. В 1835 году его определили помощником к французскому маринисту Филиппу Таннеру, которого император Николай I выписал из Парижа для того, чтобы он написал виды всех российских морских портов (чем Таннер и занимался на протяжении двадцати лет). Оказавшись в роли подмастерья у знаменитого иностранца, Айвазовский быстро овладел приемами письма Таннера и в его манере написал картину «Этюд воздуха над морем». Картина была выставлена на академической выставке и получила золотую медаль. Таннер, узнав об этом, очень рассердился и пожаловался императору Николаю I на своевольного помощника. Николай I приказал убрать картину Айвазовского с выставки.
Но поэт В. А. Жуковский, воспитатель царских детей, и баснописец И. А. Крылов, к которому Николай I относился с большим уважением, показали императору работы молодого художника, и царь сменил гнев на милость. Айвазовского прикомандировали к морскому штабу Балтийского флота в качестве художника.
В 1837 году Айвазовский закончил Академию с золотой медалью, что давало ему право на пенсионерскую поездку в Италию. За границу он уехал только в 1840 году, после участия в морских операциях в ходе русско-турецкой войны.
В Италии Айвазовский посетил своего старшего брата – Гавриила. Гавриил жил в Венеции, где он получил образование и стал монахом монастыря Святого Лазаря и известным историком.
Картины Айвазовского пользовались успехом за границей. Картину «Хаос» приобрел для Ватикана сам папа Римский Григорий XVI и наградил художника золотой медалью. В Париже Айвазовский тоже был удостоен золотой медали Парижской Академии. (Позже, в 1897 году после персональной выставки в Париже французское правительство наградило его орденом Почетного легиона).
В 1844 году Айвазовский вернулся в Россию и получил звание академика живописи. Его причислили к Главному морскому штабу, и он принимал участие в Крымской войне. В осажденном Севастополе Айвазовский устроил свою персональную выставку, на которой представил публике одну из своих самых знаменитых картин «Синопский бой». Позже Айвазовский участвовал и в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов.
Айвазовский за свою долгую творческую жизнь устроил 120 персональных выставок. Его картины продавались по очень высоким ценам. Большую часть денег он тратил на благотворительные нужды – открыл в Феодосии художественную школу, построил археологический музей (Айвазовский был действительным членом Русского географического общества), открыл при своем доме в Феодосии картинную галерею.
В 1887 году Айвазовского избрали почетным членом Петербургской Императорской академии художеств. Он был также почетным членом нескольких зарубежных художественных академий – Римской, Амстердамской, Штутгардской и Флорентийской. Во Флоренции, в галерее Уфицци помещен его автопортрет – он стал вторым русским художником после О. Кипренского, удостоенным этой чести.
Первая жена Айвазовского – Юлия Яковлевна Гревс, англичанка, дочь петербургского врача, вместе с дочерьми оставила его, и после развода он женился второй раз на Анне Бурназян, вдове феодосийского торговца.
В 1887 году вся Россия отмечала 50-летний юбилей творческой деятельности Айвазовского. По этому случаю художник подарил Академии художеств картину «Пушкин на берегу моря», написанную вместе с И. Е. Репиным.
Айвазовский написал несколько сотен картин с изображением моря, которые всеми признаны шедеврами. Его кисти принадлежит и более пяти тысяч картин, написанных художником в первую очередь для продажи.
В наше время все картины Айвазовского ценятся у коллекционеров и продаются на аукционах за очень большие деньги (по миру ходит и множество подделок под Айвазовского).
Но современники неоднозначно относились к работам великого мариниста. Вот что писал о нем в своей «Истории русской живописи» А. Н. Бенуа, сам выдающийся живописец и, кроме того, искусствовед, строгий и взыскательный:
«Айвазовский, хотя и значился учеником М. Воробьева, но стоял в стороне от развития русской пейзажной школы. Общее имел, впрочем, Айвазовский с этой школой то, что и он разменял все свое большое дарование и свою истинно художественную душу на продажный вздор. Он перешел даже в этом размене, подобно Клеверу, через все границы приличия и сделался прямо типом „рыночного“ художника, имеющим уже, скорее, что-то общее с малярами и живописцами вывесок, нежели с истинными художниками.
Одно имя Айвазовского сейчас же вызывает воспоминание о какой-то безобразной массе совсем тождественных между собой, точно по трафарету писаных, большущих, больших, средних и крошечных картин. Все волны, волны и волны, зеленые, серые и синие, прозрачные как стекло, с вечно теми же на них жилками пены и покачнувшимися или гибнущими кораблями, с вечно теми же над ними пасмурными или грозовыми облаками. Если б была возможность собрать эту подавляющую коллекцию в одну кучу и устроить из нее гигантское аутодафе, то, наверное, тем самым была бы оказана великая услуга имени покойного художника и искусству, так как только после такой очистки можно было бы оценить в Айвазовском то, что было в нем действительно хорошего.
А в нем было хорошее. Айвазовский действительно любил море и даже любил как-то сладострастно, неизменно, и нужно сознаться, что, несмотря на всю эту рутину, любовь эта нашла себе выражение в лучших вещах его, в которых проглянуло его понимание мощного движения вод или дивной прелести штиля – гладкой зеркальной сонной стихии. В Айвазовском рядом с негоциантскими, всесильными в нем инстинктами, бесспорно, жил истинно художественный темперамент, и только чрезвычайно жаль, что русское общество и русская художественная критика не сумели поддержать этот темперамент, но дали, наоборот, волю развернуться недостойным инстинктам этого художника.
Заслуга Айвазовского в истории русского общества (а тем более во всеобщей) невелика. Он ничего нового в нее не внес. То, что он делал (или, вернее, только желал делать), то есть эпическое изображение стихийной жизни, было найдено Тернером, а затем популяризовано Мартином и другими англичанами, а также Изабе и Гюденом. Айвазовский получил это наследие Тернера из третьих и четвертых рук (через заезжего французского художника Таннера). Однако и за это ему спасибо, что он, единственный среди русских, сумел увлечься этим, хоть и сильно поразбавленным, но все же бесконечно драгоценным в художественном отношении, наследием. Никто из художников в России не находился на такой высоте, чтоб заинтересоваться трагедией мироздания, мощностью и красотой стихийных явлений. Лишь один Айвазовский, идя по пятам Тернера и Мартина, зажигался на время их вдохновенным восторгом от великолепия космоса, являвшегося для них живым, органическим и даже разумным и страстным существом. Разумеется, смешно читать такие места в биографии Айвазовского, где говорится, что чем сложнее и глубже были темы, за которые он брался, тем быстрее он с ними справлялся. Это смешно и не говорит в пользу серьезности его отношения к делу, но уже то важно, что он брался за эти сложные и глубокие задачи. Нужно, впрочем, отдать справедливость Айвазовскому, что иногда, несмотря на ужасные рисунок и часто „подносную“ живопись, ему все же удавалось вкладывать в них что-то такое, отдаленно похожее на грандиозность и поэзию».