В отличие от первого этот вакуум имел форму не катастрофы, а веселого праздника. Началось все в воскресенье утром, когда обыкновенно в городе стояла полная тишина, поскольку дети старались отоспаться после изнурительной шестидневной рабочей недели. Однако в тот день все обстояло иначе. Собравшиеся в башне ГИЦ юные руководители обнаружили, что город пробудился от сна, в котором пребывал с момента ухода взрослых. Дети были повсюду, словно все они разом решили выйти на улицу. Это напоминало суету и оживление взрослого мира, оставшегося в прошлом. Дети прогуливались небольшими группами, взявшись за руки, смеясь, распевая песни, наполняя город радостью. В течение всего утра дети гуляли по городу, останавливаясь то тут, то там, словно впервые попали в этот город и вообще в этот мир, и все фибры их душ вибрировали одним и тем же чувством: «Этот мир принадлежит нам!»
Период «Города сладостей» принято разделять на две фазы: «Пору грез» и «Летаргию». В то воскресенье началась первая фаза.
Днем дети разошлись по своим школам, размышляя о том, как беззаботно им жилось при взрослых, и вспоминая о детстве. Они с радостью встретились со своими одноклассниками и товарищами по Обыкновенной эпохе, обнимаясь и поздравляя друг друга с тем, что пережили катастрофу. Все тревоги о том, что принесет завтрашний день, развеялись; дети и так слишком много тревожились и устали от этого. Впрочем, думать о завтрашнем дне вообще не свойственно детской натуре.
К вечеру бурное веселье достигло апогея. В городе зажглись все огни, воздух сотрясался от грома фейерверков, затмивших Туманность Розы.
Юные руководители молча взирали с последнего этажа ГИЦ на море огней и сверкающую пиротехнику.
– Вот истинное начало мира детей, – глядя на толпы ликующих детей на улицах, заметил Очкарик.
– И что будет дальше? – тихо вздохнула Сяомэн.
Похоже, Очкарик оставался совершенно спокоен.
– Расслабься. История – это река, текущая так, как пожелает, и никто не может ее остановить.
– Так что же нам делать? – спросил Хуахуа.
– Мы лишь крохотная частичка истории, несколько капель в этой реке. Будем плыть по течению.
– Я только что пришел к такому же выводу, – вздохнул Хуахуа. – Мне стыдно вспоминать о том, как я гордился мыслью, что мы встанем у руля государства.
На следующий день дети, работающие в жизненно важных отраслях экономики – в энергетике, на транспорте, в телекоммуникациях, – вышли на работу, однако подавляющее большинство остальных детей остались дома. Второй раз страну детей охватил паралич.
В отличие от «Подвешенного состояния», тревожных донесений в этот период поступало мало. Дети-руководители собрались на экстренное совещание в зале ГИЦ, но никто понятия не имел, что говорить и что делать. После долгого молчания Хуахуа достал из ящика стола темные очки и сказал:
– Я схожу посмотрю, что к чему.
С этими словами он ушел.
Выйдя из башни, Хуахуа нашел велосипед и выехал на проспект. На улицах народу было столько же, сколько и накануне, и дети казались еще более радостными. Хуахуа поставил велосипед у торгового центра. Двери были открыты, дети заходили и выходили, и Хуахуа присоединился к ним. Внутри было много детей, они ходили вдоль полок и выбирали то, что им нравилось.
Радиоуправляемая машинка с визгом прокатилась по полу и скрылась под полкой. Оглянувшись, Хуахуа увидел перед другой полкой большую толпу детей: игрушки были разбросаны по полу, машинки, танки, роботы двигались из стороны в сторону, сбивая расставленных кукол под радостные крики мальчишек. Они пришли за любимыми игрушками, но, обнаружив столько чудесных вещей, что унести их было невозможно, решили поиграть в них прямо здесь. Дети были маленькие, младше Хуахуа, и тот, проходя мимо, увидел, как они возятся со сложными игрушками, и вспомнил мир, описанный в новом пятилетнем плане. Сам он уже вышел из того возраста, когда игрушки доставляют такую радость, но все же ему был понятен восторг других детей.
Мальчики и девочки разделились на две отдельных группы, каждая занималась чем-то своим. Сами мальчики также разделились на две группы, собрав внушительные армии электрических игрушек: сотни танков и других боевых машин, около сотни истребителей, огромные толпы роботов и горы причудливого безымянного оружия лежали перед ними на полу огромной грохочущей, сияющей огнями массой. Вокруг собрались человек двадцать мальчиков. Вооруженные до зубов, пистолеты на поясе, за спиной завывающие и мигающие лампочками автоматические винтовки, в руках пульты дистанционного управления. Противник начал наступление: по гладкому полу с воплями устремились вперед полчища крошечных железных чудовищ, и игрушечная армия достойно встретила врага. Две линии сошлись в четырех-пяти метрах перед Хуахуа. Противники с грохотом сталкивались друг с другом, к великой радости детей. Это напоминало потревоженное осиное гнездо: примерно половина машин опрокинулись или стояли на месте, в то время как остальные метались во все стороны. Вражеские роботы наступали; три линии маленьких железных человечков высотой от десяти до двадцати сантиметров надвигались ровным строем, развалившимся только тогда, когда роботы дошли до груды опрокинутых машин. Тут к противной стороне подоспело подкрепление – двадцать радиоуправляемых машинок врезались в ряды роботов на полной скорости, опрокидывая металлических солдатиков. Повинуясь умелому управлению детей, машинки выписывали резкие повороты, преследуя роботов, которым удалось удержаться на ногах. Поле битвы покрылось опрокинутыми машинками и оторванными конечностями роботов. Первое столкновение закончилось, возбуждение детей нарастало, однако оставшихся на полках игрушек было недостаточно для того, чтобы продолжать сражение. Как раз в этот момент подбежавший мальчик сообщил, что нашел склад, и все бросились следом за ним. Вскоре запыхавшиеся дети притащили десятки ящиков с боевыми машинами и роботами. Полки были отодвинуты в стороны, чтобы освободить место. Через несколько минут началось новое, более масштабное сражение. Обе стороны непрерывно вводили в бой все новые подкрепления.
Тем временем девочки окружили себя плюшевыми зверями и куклами, которых они поселили в игрушечные дома, построенные из кубиков. Дома возводились так быстро, что девочкам пришлось просить мальчиков отодвинуть полки, чтобы можно было построить на полу целый город, населенный светловолосыми голубоглазыми куклами. Закончив работу, девочки с удовлетворением смотрели на сотворенный ими мир, а тем временем мальчики направили на это сказочное царство неудержимую армаду радиоуправляемых танков, безжалостно сровнявших его с землей.
Хуахуа перешел в продовольственный отдел, где пиршествовала группа юных гурманов. Дети старательно выбирали самые отборные деликатесы, но откусывали лишь по маленькому кусочку, чтобы оставить в желудке место для других лакомств. Прилавок и пол были усеяны плитками элитного шоколада, от которых отломили лишь по одной дольке, бутылками с газировкой, откупоренными, но выброшенными после одного отпитого глотка, и грудами банок консервов, из которых съели по одной ложке. Хуахуа обратил внимание на девочек, окруживших горку разноцветных карамелек, – вели они себя весьма странно: разворачивали карамельку, быстро лизали ее пару раз и тотчас же отбрасывали в сторону, чтобы взять новую. Многие дети уже объелись, но упорно не желали останавливаться, словно были прикованы к какой-то мучительной работе.
Шагнув в дверь, Хуахуа столкнулся с девочкой четырех-пяти лет с целой охапкой кукол в руках. Куклы разлетелись по полу. Сняв с плеча новенькую сумку, девочка швырнула ее на пол, уселась и завыла, дрыгая ногами. Хуахуа заметил, что сумка была набита всевозможными куклами, большими и маленькими; он не мог себе представить, зачем девочке столько кукол. Выйдя на улицу, Хуахуа увидел, что детей стало гораздо больше; все они пребывали в приподнятом настроении, большинство прихватили с собой из магазина то, что привлекло их внимание. Мальчики держали электронные игрушки и банки мясных консервов; девочки выносили сладости, красивые наряды и кукол.
Обратная дорога на велосипеде получилась долгой, поскольку улицы были запружены играющими детьми, словно весь город превратился в игровую площадку. Одни гоняли мяч, другие играли в карты. Кто-то сел в машину и петлял по улицам, словно пьяный. Три мальчика забрались на крышу роскошного лимузина, который мчался по проспекту, вынуждая прохожих разбегаться в стороны. Проехав совсем немного, машина врезалась в стоящий на обочине грузовик, и мальчишки кубарем полетели на землю. Мальчик, сидевший за рулем, выбрался из машины и расхохотался, глядя на своих приятелей, поднимающихся на ноги.
Вернувшись в ГИЦ, Хуахуа рассказал Очкарику и Сяомэн о том, что увидел на улицах, и узнал от них, что в других районах страны обстановка схожая.
– Насколько мы понимаем, дети просто берут то, что им приглянулось, считая это чем-то таким же естественным, как пить воду и дышать воздухом, – сказала Сяомэн. – Остановка работы означает, что собственность осталась без контроля, но, как это ни странно, никто не предъявляет на нее свои права, поэтому нет никаких конфликтов из-за того, что дети берут чужое.
– На самом деле объяснить это нетрудно, – сказал Очкарик. – Любые потери можно возместить в другом месте. Это означает конец личной собственности.
– То есть, – пробормотал потрясенный Хуахуа, – все экономические законы, все отношения собственности, доставшиеся нам от взрослых, рухнули в одночасье?
– Ситуация чрезвычайная, – согласился Очкарик. – Мы живем в период беспрецедентного изобилия, с одной стороны обусловленного резким уменьшением численности населения, а с другой – тем, что в последний год после вспышки сверхновой взрослые многократно нарастили объемы производства всех видов продукции, чтобы как можно больше оставить после себя детям. Как следствие, в сегодняшнем обществе уровень материального благосостояния на душу в одночасье вырос в пять, а то и в десять раз! В свете такого неслыханного богатства экономические структуры и понятия личной собственности претерпят потрясающие изменения. Мы вдруг оказались в состоянии первобытного коммунизма.