Покинув дом, Зак отправился к Зейну и попросил того помогать Нео во всём. Они не разговаривали об Алекс, но когда Зак уже вышел за дверь, младший брат шепотом пожелал ему удачи и через пять минут отправился на поиски Нео.
Закари шел к машине, которая отвезет его к вертолету. В его венах со скоростью локомотива несётся усовершенствованная вакцина Лейзенберга. Зак ещё не привык к новым ощущениям, но они ему определенно нравятся. Зрение стало четче, слух лучше, сила возросла в разы, а все шрамы, новые и старые практически пропали. Если бы кто-то сказал Заку, что такое возможно, он бы никогда не поверил. Но сейчас, садясь в вертолет, он не может спорить с тем, что испытывает сам.
Первые две вакцины были введены Заку и Рэнли, который так и не очнулся, хотя Лейзенберг пытался вывести его из искусственной комы.
Когда вертолет базы номер девять начинает снижаться у Статуи Свободы, Закари связывается со своими людьми, которые ожидают его команды на Манхэттене. Получив отчет о готовности группы, он переводит взгляд на книгу, которую Алекс нашла в кабинете его отца. Это пропускной билет в мир Свободы. Главное, чтобы он был без срока годности.
Когда полозья касаются посадочной полосы, то на подходе к Статуе словно муравьи начинают появляться вооружённые люди в синей форме. Закари подмечает, что корабль стоит на прежнем месте, сбросив якорь. Отлично, это ему и нужно.
Винты прекращают вращение, Закари снимает наушники, берет книгу и выходит из вертолета. На него направлено более двадцати стволов разнокалиберного оружия. На мгновение он испытывает раздражение, но тут же подавляет его. Лекса была права, эмоции стали опасными. Из-за них легко потерять контроль.
Закари проходит вперед и, остановившись напротив первого дула, смотря человеку в глаза, говорит:
– Мне нужно увидеть Барона.
– Мы никого не ожидали, – отвечает солдат.
– У меня к нему деловое предложение, от которого он не сможет отказаться.
– Кто вы?
– Закари Келлер.
Брови солдата сходятся на переносице, и в глубине глаз появляется… узнавание, понимание?
Военный достает рацию и связывается с кем-то.
– Главнокомандующий, тут некто Закари Келлер хочет видеть Барона.
Шипение.
Ответ.
– Отправь его ко мне, – коротко произносит женский голос.
Военный убирает рацию, а Зак пытается убедить себя, что ему показалось. Он не мог только что услышать её. Закари обыскивают, и ведут в здание. Проходя по коридорам, поднимаясь на лифтах, Закари подмечает, что внутри не так много людей, но проблема всё же есть. Всюду модифицированные замки, которые открываются по сетчатке глаза. И самое печальное в этом то, что Закари знает, как это работает. Глаз должен быть живым и реагировать на свет. Значит, нужно будет взять кого-то с собой на прогулку.
Спустя двадцать минут Закари Келлер оказывается на самой вершине Статуи Свободы. Круглый кабинет, который якобы закрыт для посещения ещё несколько лет назад.
Семеро военных входят в кабинет вместе с Заком, но их тут же отпускает за дверь голос с высокого черного кресла, развернутого к двери спиной.
– Оставьте нас.
Когда дверь закрывается за спиной последнего солдата, кресло медленно поворачивается, и на Закари смотрят до боли знакомые глаза.
– Я в тебе никогда не сомневалась, – говорит полковник.
Глава седьмая
Я попала в ад.
Не знаю сколько времени прошло с момента моего знакомства с Полом Эшли, но минуты растянулись в часы, а те в свою очередь в дни. Снова нахожусь в пустой комнате. Проклятый белый короб… Кажется, он хочет свести меня с ума. Тут нет ничего: ни кровати, ни окон, ни туалета. Только стены, пол, потолок и дверь без ручки внутри.
Ничего нет.
Только я и белый цвет, который я уже стала ненавидеть.
Сижу в самом углу, на мне, как всегда, смирительная рубашка. Одно из самых отвратительных одеяний, которое только могло придумать человечество. Руки расположены так, словно я обнимаю себя за талию, а рукава связаны за спиной. Смотрю на дверь, она периодически двоится, разъезжается в стороны, а потом снова встаёт на место. Снова и снова.
Меня постоянно пичкают какими-то наркотиками, у меня исколоты все руки, ноги и шея. Иногда они берут кровь, а иногда, наоборот, что-то вливают мне в вены. От этого становится плохо. В первый раз меня нещадно рвало, а потом я просто отключилась. Я вся истыкана иглами. Словно кукла Вуду, чей владелец так и не может решить, где именно оставить фатальный болезненный прокол.
В первые несколько часов после того как пришла в себя, я очутилась в настоящей лаборатории, ученых было больше двадцати, некоторых я видела, когда меня забирали из общей комнаты, в том числе и Стерву, другие были мне не знакомы. Стерва четко дает понять всем, что среди ученых главная она. Я была прикована к медицинскому креслу, которое больше походило на пыточное. Меня осмотрели со всех сторон, начиная от глаз и заканчивая гинекологическим осмотром. Они задавали кучу вопросов, начиная от даты рождения и заканчивая тем, какие витамины я принимала в течение жизни. Я отвечала, иногда врала, по большей части.
В тот день они были более радушны.
После унизительного осмотра и нескольких заборов крови, меня вырубили с помощью укола, и я оказалась здесь. В ненавистной белой коробке. Чувствую себя облезлым котенком, которого хотят подарить на день рождения ребенку, и вот я сижу тут и жду своего часа. А он так и не наступает.
Иногда мне приносят утку, еду и воду. Да пусть простит меня сестра за мысли, но я уже десятки раз думала о том, что она бы выдержала все это куда лучше. Её регенерация помогла бы. У меня, к сожалению, супер способностей не обнаружено. Я обычная девушка, во мне нет ничего нужного этим людям. Когда приносят утку, то мне не позволяют уединиться, в комнате всегда находятся как минимум четверо, включая и Пола. Этот ублюдок никогда не отворачивается. Солдаты смотрят в стену перед собой и тактично делают вид, что меня нет, а Эшли наблюдает, как я снимаю штаны и иду по нужде. При этом я не испытываю стеснения, только злость и ненависть на ублюдка в белом халате. Еду и воду мне тоже приносит он и кормит с рук. Я же не отказываюсь от этого, хотя всё моё существо желает Полу сдохнуть от разрыва сердца прямо у меня на глазах. Стараюсь держаться за мысль, что мне нужны силы. Но даже поев и выпив воды, я их не ощущаю. То, что они мне вкалывают, подавляет физическую силу тела. Я словно пьяная. Постоянно хочу спать, голова мне не принадлежит, как и мысли, я не могу додумать до конца ни одну из них. Когда Пол кормит меня, то постоянно гладит по волосам и лицу, словно я его домашняя собака. От его взгляда становится тошно, но я стараюсь держать пищу в желудке.
Когда я увидела ученых во второй раз, то от их радушия не осталось и следа. Ведь в моей крови практически не обнаружили того, ради чего меня сюда поместили. Последовала череда новых вопросов, на которые у меня не было нужных им показаний. В какой-то момент я перестала выдумывать ответы, которые постоянно разнились с предыдущими. И тогда они прибегли к боли. Точнее, моим личным палачом выступал Пол Эшли. Мучитель. Иначе я не могу назвать его. Он получал полный доступ к моему телу, а я ничего не могла с этим поделать. Чувствовать себя беспомощной и одинокой овцой среди стаи голодных волков – отвратительно и страшно.
Если бы я могла наложить на себя руки, то сделала бы это. Даже мысли о Заке больше не помогают держаться на плаву.
Когда я впервые осталась с Эшли наедине, то он прицепил к моей голове какие-то липучки. Он стоял перед креслом, нависая над лицом и ласково гладил по голове. Задавал вопрос, не получал ответа и дарил мне импульс тока по черепной коробке.
Это было больно.
Я кричала.
Из глаз сыпались искры и слезы.
После четвертого удара я потеряла сознание, но Пол привел меня в чувство. То, что делал Эшли дальше, выходило за рамки научного. Он постоянно трогал меня… Везде.
Я билась на этом кресле и кричала, но единственное, что я получала, так это новые касания и разряды тока.
Так повторялось несколько дней. Скорее всего. Если честно, то мне кажется, я нахожусь в аду уже на протяжении пары-тройки месяцев.
Из-за того что не видела солнечного света, я не могу сказать сколько времени провела в коробе и на проклятом кресле. Иногда я слышала обрывки фраз, которые Пол Эшли записывал на диктофон. Он не понимал, почему свойства вируса в моей крови сходят на нет. Информация, полученная от меня, им не помогает, и ученые теряются в паутине загадок, которые им поставила кровь Лексы.
Раскачиваюсь из стороны в сторону и стараюсь подумать о доме, о том, кто меня там ждёт, но и эта мысль быстро обрывается и на её место приходит другая. Мне нужно как-то выйти из дурмана, иначе скоро я окончательно потеряю связь с реальностью. А это действительно страшно. Возможно, ученые и добиваются этого. Я не знаю.
Дверь открывается, и в комнату снова входит Пол. На лице неизменная слащавая улыбка, от которой меня тошнит. Я его ненавижу. Стоит таким людям почувствовать власть над слабыми, как они начинают смаковать свои извращенные мысли. И более того, они воплощают их в реальность.
– Здравствуй, Алекс, – говорит он, и я каменею.
Сначала не понимаю, что именно меня тревожит, а потом доходит. Он назвал меня моим настоящим именем. Это Джери рассказал? Больше некому. В общей комнате я никогда не называла своего имени, только сестры. Или же я могла проболтаться, когда была в более сильном опьянении из-за действия транквилизаторов.
Пол пожимает плечами и смотрит на меня так, словно я предала его или отобрала гель, которым он укладывает волосы.
– Почему ты не рассказала о том, что тебя и сестру поменяли местами?
Нет, об этом я не могла рассказать. Да и Джери не стал бы подвергать Лексу опасности, он скорее оставит меня гнить тут, чем умышленно причинит боль своей дочери.
– Не понимаю, о чём ты говоришь, – еле ворочая языком шепчу я.