ает, что мужчина с парой отсутствующих зубов не посещает солярий. Да и автозагаром не пользуется. Впрочем, как и мылом, зубной пастой и расческой. Он выглядит, как больная дворняга в теле человека.
– Какая интересная, – произносит он тихо и сужает глаза.
Не свожу с мужчины взгляда, я догадываюсь, кто это. Гарсия. Тот самый, который портил жизнь Заку и всей девятке. Нападал несколько раз и в итоге преуспел. Я представляла его себе совсем по-другому. Думала, он выглядит более внушительно. На самом деле ростом он не выше подростка, худой. Но вот его взгляд. Он наводит ужас, даже когда Гарсия ничего не говорит. В его глазах смерть. И не спокойная, как Зак обещал мне. Не в глубокой старости в одной кровати с ним. В глазах Гарсия пытки, долгие и безжалостные. Те, от которых каждый будет молить о милости в виде выстрела в голову.
– Даже не смотри на неё.
Перевожу взгляд за спину Гарсия и вижу силуэт Закари в идентичной моей камере. Прямо напротив, всего какие-то четыре метра. Так близко, но так же далеко. Закари стоит у дальней стены, и его практически не видно из-за теней, сгустившихся вокруг него. Кажется, что там и вовсе никого нет. Тень.
Гарсия поднимается и оборачивается.
– С чего это вдруг? Это мой трофей. Я уже решил, что оставлю малышку себе. На пару дней. Может, даже на неделю.
– Я выпотрошу тебя твоими же руками, если к ней хоть кто-то притронется.
Закари делает шаг к решетке, и свет от люминесцентных ламп постепенно позволяет мне разглядеть его. Высокий и статный, но что-то сковывает его движения. Словно Зака держат несколько человек и не дают ему подойти ближе ко мне хотя бы на сантиметр.
На лицо Закари падает свет, на нем нет никаких эмоций, словно их стерли ластиком. Но в глазах жажда убийства. Закари так пристально смотрит на Гарсия, что даже мне становится не по себе.
Вокруг, прямо в воздухе витает напряжение и недосказанность. Кажется, что эти двое общаются только взглядами и в их диалоге нет ничего хорошего.
Гарсия шагает к камере Зака, я же поднимаюсь и подхожу к своей решетке. Прикасаюсь руками к прутьям и рассматриваю коридор. Тут полно мусора и хлама. Какие-то коробки, пустые бутылки, фантики и жестяные банки. Битое стекло и тряпки. Их горы. Кажется, что с момента захвата тюрьмы, тут никто никогда не прибирался. Да и зачем им это делать?
За коробками слева происходит какое-то движение, и я подаюсь вперед. Огромных размеров крыса копошится там, совершенно не боясь присутствия людей. Она тут полноправный член общества. Могла бы даже побиться с Гарсия за первенство.
Кроме Гарсия, в длинном коридоре находятся ещё двое. Они смотрят на меня, и я вижу в их глазах голодный интерес. Если Гарсия скажет им "фас", они разорвут меня, но сначала изнасилуют. В этом я уверена, как и в том, что Зак не позволит этому случиться. Оба бывших заключенных выше Гарсия примерно на голову. Кажется, они позабыли, что такое мыльные принадлежности, еще раньше их предводителя. Густые бороды достигают грудных мышц. Скорее всего крыса выпала прямо из бороды у кого-то из них.
– Вот в чем проблема, – говорит Гарсия, словно распевается, я перевожу все внимание на него. – Мои люди больше не хотят жить здесь. Если ты посмотришь по сторонам, то поймешь, тут нет должных удобств. Да, у нас безусловно есть вода, электричество, но нет более важных вещей. Еды недостаточно, женщин тоже. Я предлагал тебе вернуть мне украденное, ты отказался, да ещё и выставил меня слабаком. А знаешь что? – спрашивает Гарсия, остановившись в метре от камеры Зака. – Я никогда слабаком не был.
Пару мгновений тишины давят сильнее, чем сказанные им слова.
– Ты хочешь базу? – спрашивает Зак, не двигаясь с места.
Он вообще ведет себя так, словно это Гарсия за решеткой, а не он. Я же непроизвольно начинаю трястись. Не хочу быть здесь. Не могу смириться с участью пленницы заключенных. Несмотря на то, что с трех сторон решетка, стены словно приближаются и начинают давить меня морально.
– Нет. Мы поступим по-другому. Твой городишко рухнул. Мои люди внутри непобедимой стены. Но вот незадача. В городе никого нет. Ни единой женщины. Если верить словам Бенджена, да упокой Господь его гнилую душонку, то у тебя в церкви целый подземный город… и там есть всё. Лекарства, еда, одежда, оружие и дамы для моих людей.
– Ближе к делу.
– Не командуй, – зло шепчет Гарсия.
Звук слева привлекает моё внимание. Сквозь мусор, раскидывая его ногами, идет мужчина с более короткой бородой и усами, нежели у тех двоих. Он одет в грязные лохмотья, в руке держит рацию и упрямо движется по направлению к Гарсия.
Что-то неуловимо знакомое в этой походке.
Ещё ближе склоняюсь к решетке и тут слышу голос, от которого мне становится плохо.
– Там наши, их окружают, – говорит вновь прибывший и подает Гарсия рацию. Сам отступает на шаг назад и складывает руки за спиной.
Вглядываюсь в заросшее лицо, так что глазам становится больно.
Мои губы еле разлепляются, и я шепчу:
– Лари.
Быть этого не может. Он изменился до неузнаваемости. Из молодого и веселого он стал взрослым и суровым. Ноги перестают держать меня, и я оседаю. Лари переводит на меня взгляд и никак не меняется в лице. Я же зажимаю рот ладонью, чтобы не закричать.
Он жив!
Это точно Лари, его фигура немного изменилась, он словно стал мужчиной, а не подростком. Осанка более ровная, плечи шире, а взгляд суровее.
Но голос. Это точно он.
Как Лари оказался здесь?
Лицо моего друга не меняется, и он продолжает смотреть на Гарсия, потом переводит взгляд на Зака и снова возвращает внимание на главного среди заключенных. Ничего не могу с собой поделать и пялюсь на Лари. На моего Лари.
Я так рада, что он цел. Но в голове слишком много вопросов, на которые я, возможно, никогда не получу ответов. Я бы могла сейчас обозначить себя и сказать, что я его знаю, но боюсь, что и он может пострадать от этого знакомства.
Не слышу, о чем говорит Гарсия, и что ему отвечают после секундных шипений черного аппарата. И вот он уже быстрым шагом уходит, а к моей камере направляются двое бородачей. Тех, что смотрели на меня как на трофей. Отползаю в конец камеры и практически сажусь на ещё одну огромную крысу. Вскрикиваю, и тут же открывается камера.
Не успеваю понять, что происходит, как меня уже вытаскивают наружу. Бьюсь, что есть силы, и одному даже попадаю по яйцам, отчего он складывается как перочинный ножик, второй же с размаху дает мне пощечину, от которой я падаю на гору коробок. Упираюсь ладонями в битое стекло, но не чувствую боли в руках, она вся собралась на скуле. Лицо горит. Шумно дышу и пытаюсь подняться. Теряюсь в пространстве.
В ушах стоит свист, словно кто-то громко и долго кричал мне в ухо. И буквально через мгновение мне на шею забрасывают верёвку и дергают назад. Петля затягивается, и я даже не успеваю просунуть руки между веревкой и шеей.
Секунда, и я как покладистое животное следую за тем, кто ведет меня прочь из этого места. Оборачиваюсь к камере Зака и вижу, как он пытается добраться до меня, вот только это невозможно. Он в цепях. На его запястьях и ногах кандалы, которые прикреплены к стене. Даже на шее.
Зак что-то говорит мне, но я не слышу.
Меня снова дергают, и я падаю. Опять. Обхватываю веревку ладонями и дергаю её на себя. Перед моим лицом появляется мой друг, который не узнал меня, и шипит:
– Иди смирно, иначе мы подрежем тебе ноги и потащим волоком.
– Ч-что…
Я не вижу ни грамма узнавания в глазах Лари. Это он держит веревку, которая с каждой секундой перекрывает мне доступ к кислороду. Бородачи стоят немного в отдалении и с улыбками смотрят на развернувшуюся перед ними драму.
– Алекс!
Голос Зака вырывает меня в реальность. Оборачиваюсь к нему.
– Я приду за тобой. Иди.
И я так хочу ему верить, но все эти цепи вокруг него наводят на нешуточные сомнения.
Меня бросает в ужас.
Лари берет мою руку и дергает вверх. Поднимаюсь и успеваю просунуть ладонь между шеей и веревкой. На мгновение становится легче дышать. Шаг за шагом меня уводят от Зака, и когда я перестаю видеть его, то слеза соскальзывает с моих ресниц. Практически бегу мимо пустых камер, иногда на пути попадаются вооруженные мужчины, они присвистывают при виде меня и отпускают сальные шуточки. Лари тянет веревку слишком быстро, мои ноги не успевают, и я дважды практически падаю, но в последний момент удерживаю равновесие.
– Куда ты её? – спрашивает кто-то позади меня.
Лари отвечает:
– Подбери слюни. Она для Гарсия.
В итоге Лари заталкивает меня в какое-то помещение. Это не камера, скорее пункт наблюдения. Тут мониторы, и я вижу, насколько много людей ходят по коридорам, мне даже удается увидеть Зака, он недвижно стоит в камере, а возле его решетки ошиваются бородачи. Лари поворачивается и мгновение смотрит на меня как на незнакомку, а в следующую секунду я вижу в его глазах печаль.
Он меня узнал.
– Лари, – шепчу я.
Друг сгребает меня в объятия, и я хватаюсь за его грязную куртку как за спасательный круг. Меня начинает трясти. Понимаю, что это от переизбытка адреналина, и скорее всего он начинает сходить на нет из-за того, что друг узнал меня. Я словно снова не одна.
– Я думала, ты не узнал меня, – всхлипывая шепчу я и ещё сильнее прижимаюсь к Лари.
– Узнал.
Лари отстраняется и берет моё лицо в ладони.
– Я выведу тебя.
– Я не…
– Я выведу тебя, а дальше ты побежишь, как можно дальше от этого места! На берегу стоит моторка. Она всего одна, если ты доберешься до неё, то считай – спасена.
Убираю руки друга с лица и отрицательно качаю головой.
– Мне больше некуда бежать.
Лари глубоко вдыхает и протяжно выдыхает, при этом не сводя с меня взгляда.
– Алекс, они будут делать… ужасные вещи. Ты не переживешь этого. Гарсия не выпустит тебя живой…
Отступаю на шаг. Я верю Лари, сколько бы времени мы не виделись, что бы с нами не случилось, он тот, кому я могу доверять. Как и он может доверять мне. Но сейчас что-то останавливает меня открыться ему полностью. Какой-то червь сомнения разъедает мне мозг.