В цепочке островов Ал-Шулам («Лестница», Адамов Мост наших карт) он отметил Памбан, вход в озеро Чилка (у 19°40′ с. ш.) и дельту Маханади с мелями и островами Уилер, сообщая, что берег здесь получает северное направление до устья Хугли (у 88° в. д.) – западной части дельты Ганга. В восточной её части он обследовал устье Мегхна, самую северную точку его описи Бенгальского залива. Он верно представляет себе Лаккадивские острова (Джузур ал-Фал) в виде трёх цепочек, а Мальдивские – одной длинной меридиональной цепи, вытянутой почти на 2 тыс. км, т. е. включает в неё архипелаг Чагос. Южный предел известных арабам островов в Индийском океане, по Сулайману, находится на широте Килвы и Коморских островов – с небольшой ошибкой это соответствует атоллу Диего-Гарсия, самому южному в архипелаге. Возможно, арабские мореходы, случайно наткнувшись на этот затерянный в океане клочок суши, состоящей из пяти групп атоллов, посещали его для сбора кокосовых орехов.
После внесения незначительных корректив – при переписке труда Сулаймана вкрались две-три ошибки – Д. Тиббеттс нанёс его данные на карту и получил довольно хорошее изображение Шри-Ланки. Сулайману известен северный (Палмира) и южный (Дондра) мысы острова, а также ряд пунктов на берегах, включая Коломбо и Тринкомали. Намного лучше, чем Ибн Маджид, он знаком с Андаманской цепью: кроме двух больших островов, он отметил группу менее значительных к югу и два удалённых. Никобары, по Сулайману, отделённые от Андаман проливом, состоят (с севера на юг) из двух островных групп и двух более крупных отдельных островов.
Араканское побережье Бенгальского залива знакомо Сулайману не лучше, чем азиатские берега Аравийского моря, так как район между портом Читтагонг и мысом Модин (у 16° с. ш.) арабскими мореходами посещался редко. Тем не менее его данные полнее, чем у Ибн Маджида: Сулайман перечислил островки близ Читтагонга, а также от 22° до 20° с. ш., далее к югу «залив Курбис» (вероятно, бухта Каунбамия) и сравнительно крупный остров Манаун (у 18°50′ с. ш.). В вершине залива Моутама он отметил «эстуарий Дахун». За 16° с. ш. его сведения весьма детальны. Он сообщает о многочисленных прибрежных островках архипелага Мьей и далее к югу до острова Пинанг (у 5°20′ с. ш.). Сиамский залив Сулайману известен слабо. От острова Сингапур вдоль восточного берега полуострова Малакка он знает лишь 10 пунктов, среди них устья нескольких рек, район озера Тхалелуанг и вершину залива, упоминает также Рас-Канбуса (мыс Камау, у 104°40′ в. д.) – южную оконечность полуострова Индокитай, а затем далеко на севере Бандар Лайм, т. е. «Гавань Хайнань» на одноимённом острове.
Сведения Сулаймана о Зондских островах не намного полнее, чем у Ибн Маджида. На восточном, низменном берегу Суматры он между прочим отметил устья рек Рокан и Индрагири. Правда, он хорошо знаком с южным побережьем Явы, хотя арабские моряки редко посещали эту часть острова. Он упомянул острова Бали, а также Джилоло (Хальмахера), ошибочно считая его самым крупным островом региона. Следовательно, Калимантан не признавался арабами за единое целое. Противореча самому себе, Сулайман помещает на нём хребет, протягивающийся на 1500 км на северо-восток [85] , и тем самым молчаливо принимает два факта: гигантские размеры Калимантана и низменный характер остальных районов. По его данным, остров сдвинут на 4° к северу от истинного положения.
Как и Ибн Маджид, Сулайман представлял себе Макассар, т. е. Сулавеси, единым массивом суши. Диапазон широт (3° ю. ш. – 5°30′ ю. ш.), определяющий его положение, позволяет предположить, что арабы считали его большим островом, вытянутым по меридиану на 300 км. В действительности Сулавеси, значительно более крупный и длинный, имеет огромные восточные «отростки». Словом, знания арабов даже о крупнейших Зондских островах, не говоря о «мелочах», были к началу XVI в. недостаточно чёткими, хотя и более точными, чем сведения португальцев.
Сулайман действовал примерно на полвека позже Ибн Маджида, но на его работе не отразилось какое-либо влияние португальцев, с которыми во время своих плаваний он, несомненно, должен был входить в контакт. Его опись, без учёта больших участков с неравномерным распределением пунктов, охватила около 7500 км африканского берега, более 5000 км побережья Индии и 2000 км западного взморья Юго-Восточной Азии. Его труд, безусловно, заслуживает хорошей оценки даже с позиции наших дней, но сам он не был им удовлетворён и написал две другие работы, которые всё же не смогли заменить главную. В истории географических исследований имя Сулаймана по праву должно занять высокое место.
Глава 14 ОТКРЫТИЕ ИСПАНЦАМИ БЕРЕГОВ МЕКСИКАНСКОГО ЗАЛИВА И ФЛОРИДЫ
Для поисков морского прохода к западу от Кубы из Испании король направил экспедицию на двух судах. Её возглавляли Висенте Пинсон, назначенный руководителем на суше, и опытный мореход Хуан Диас Солис; главным штурманом пошёл Педро Ледесма, участник второго и четвёртого плаваний Колумба. Из устья Гвадалквивира испанцы отплыли в конце июля 1508 г. и через несколько месяцев, пройдя вдоль южного побережья Кубы, подошли к мысу Сан-Антонио. Оттуда суда двинулись на юг и достигли острова Гуанаха, до которого Колумб с Ледесмой доходили в 1502 г. От этого пункта флотилия проследовала на запад и открыла всю цепь островов Ислас-де-ла-Баия.
По достижении к Рождеству [86] взморья материка недалеко от вершины Гондурасского залива В. Пинсон и Солис повернули на север и проследили его побережье по крайней мере до 18° с. ш. Таким образом они положили начало открытию полуострова Юкатан, именно той его полосы, которая с XVI в. стала английской колонией Белиз (с сентября 1981 г. независимое государство). Но за 18° берег имел то же северное направление, и они продолжали движение, обследуя все бухты низменного восточного взморья Юкатана – Четумаль, Эспириту-Санто, Асенсьон. Из показаний В. Пинсона, очень, правда, отрывочных, можно всё же сделать вывод, что испанцы добрались до северной оконечности полуострова. Оттуда берег тянулся на запад со слабым уклоном к югу.
Наиболее весомым подтверждением дальнейшего продолжения поисков служит заявление Ледесмы о достижении ими 23°30′ с. ш. – его компетентность в определении широт никогда не вызывала сомнений. Иными словами, В. Пинсон и Солис обогнули Юкатан с севера и получили маленький шанс: берег вдруг круто повернул к югу. Затем испанцы подошли к вершине залива Кампече… и их надежды на открытие прохода в этом районе рухнули – побережье приняло северо-западное, а вскоре и северное направление. С моря В. Пинсон отметил горы (Поперечная Вулканическая Сьерра).
Эта высокая непрерывная стена похоронила надежды испанцев на обнаружение пролива. У 23°30′ с. ш., после выявления более 2700 км береговой линии Юкатана и Мексиканского залива, суда легли на обратный курс и без потерь прибыли в порт Санто-Доминго (Гаити), затратив на плавание около года.
Некоторые историко-географы считают, что В. Пинсон и Солис не заходили так далеко к северу и, следовательно, не стали первооткрывателями Мексиканского залива. Их аргументация сводится к одному: испанцы не встретили на своём долгом пути представителей великой культуры ацтеков. На это можно выдвинуть два контраргумента: В. Пинсон и Солис либо сообщали о такой встрече (встречах), но доклады их не дошли до нас, либо моряки не посчитали их важным фактом, увлечённые идеей обнаружить проход, – не придал же Колумб большого значения первому контакту с представителями культуры майя (см. гл. 8).
Впрочем, В. Пинсон и Солис, возможно, не были первооткрывателями части побережья Юкатана: на ряде карт 1502–1507 гг., в том числе карте Кантино, к западу от Кубы, названной «островом Изабелла», показана длинная непрерывная береговая полоса, в северной половине испещрённая названиями. Эта таинственная земля – скорее всего, юкатанское взморье, несмотря на вводящее в заблуждение меридиональное направление береговой черты. Голландский историк Е. Раукема в 1956 г. реконструировал ход этой португальской (судя по названиям открытых ею объектов) экспедиции.
Скорее всего, в апреле 1502 г., а возможно, годом или двумя ранее, она прошла от Флоридского пролива на запад и коснулась северного побережья Юкатана близ 89° з. д. В поисках воды португальцы продвинулись ещё немного к западу, но, потерпев неудачу, повернули назад. Они обогнули северо-восточный выступ полуострова, названный Мысом конца апреля (мыс Каточе), и, завершив открытие Юкатанского пролива, начатое В. Пинсоном, в первых числах мая направились на юг. Мореходы посчитали остров Косумель частью материка, обогнули, но не назвали бухты Асенсьон и Эспириту-Санто, решив, что это устья рек. Они продолжили плавание к югу то близ побережья, то несколько отходя от него, пока не добрались до глубоко врезанной бухты Четумаль и окрестили её Лаго дель Оро («Золотое озеро»). Затем португальцы вновь удалились от берега, обходя со стороны открытого моря коралловые рифы вокруг островов Тернефф, прошли мимо залива Гондурас на юго-восток и снова увидели землю 18 июня у мыса Камарон (16° с. ш.). Взморье Центральной Америки они оставили окончательно перед мысом Грасьяс-а-Дьос. Общая длина открытого ими побережья составила не менее 800 км.
По сообщению Диего Ланда, автора одного из важнейших первоисточников по истории завоевания испанцами Центральной Америки [87] , первыми конкистадорами, высадившимися на берег Юкатана, были Херонимо Агилар и Гонсало Герреро. Во время смуты на Панамском перешейке из-за вражды между Никуэсой и Бальбоа, в 1511 г., они сопровождали посланца Бальбоа на корабле, отправленном к Гаити с 20 тыс. дукатов королевской пятины, сообщением губернатору о событиях на перешейке и просьбой о присылке подкрепления и провианта. Но недалеко от Ямайки корабль напоролся на риф или сел на мель и погиб.
17 человек, включая посланца, спаслись, не успев захватить припасы, «в лодке без парусов, с… плохими вёслами». 13 дней они провели в море, несколько человек умерло от голода. Наконец они достигли берега неизвестной земли, оказавшейся страной народа майя – Юкатаном, и попали в руки касика, который принёс в «жертву своим идолам… посланца и четырёх других, а затем устроил из их тел пиршество для своих людей». Остальных он временно оставил в живых, но изнурял непосильной работой. Все испанцы, кроме Агилара и Герреро умерли. Им удалось бежать к другому касику, «врагу первого и более кроткому», который сделал их рабами. Этот вождь вскоре умер, а его наследник был ещё более милостив к испанцам. Герреро, раньше Агилара научившийся говорить на языке майя, ушёл от своего господина в приморский район на востоке Юкатана, у бухты Четумаль.