Пути преодоления энергетической проблемы через координацию усилий «трехстороннего мира» обсуждались Исполнительным комитетом Комиссии на обеих встречах 1974 года – в июне в Брюсселе, где был представлен доклад «Энергетика: императивы трехстороннего подхода», и в декабре в американской столице, где обсуждалась работа под названием «Энергетика: стратегия международных действий»[217]. Пытаясь найти ответ на вопрос о том, как согласовать интересы потребителей нефти с потенциальной возможностью использования «нефтяной силы» производителями, авторы обоих докладов призывали к выработке конструктивного подхода в отношении экспортеров, основанного на широкой повестке. В качестве одной из мер было предложено создать экспертную группу из членов Комиссии, которая организовывала бы неформальные встречи с представителями стран ОПЕК с целью обсуждения точек соприкосновения и выработки общего взгляда на те или иные вопросы. В конце 1974 года был также подготовлен доклад по использованию нефтедолларов, в избытке получаемых арабскими членами ОПЕК, для оказания помощи менее развитым странам[218]. Этот же вопрос поднимался и в 1978 году в бюллетене «Триалог»[219], на основании которого позже был выпущен публичный доклад[220].
Значение и результаты работы Комиссии не стоит ни приуменьшать, ни преувеличивать. Координация усилий западного политического истеблишмента и бизнес-сообщества осуществлялась и на иных площадках. Например, на встречах в Кроненбурге, о которых говорилось выше. Однако особая роль Трехсторонней комиссии в восстановлении и укреплении согласия между тремя центрами силы подтверждается тем, что тематика заседаний Комиссии, а также принятые ею рекомендации перекликалась с итоговыми коммюнике официальных встреч[221] – в частности, с саммитами «Большой шестерки» и «Большой семерки».
Именно 1970-е годы открыли моду на дипломатию саммитов, компактных встреч глав государств, чаще – в неофициальной обстановке, без которых трудно себе представить современный дипломатический календарь. 15–17 ноября 1975 года во французском городе Рамбуйе состоялся первый в истории саммит «Большой шестерки» (трансформировавшейся в 1976 г. в «Большую семерку»). В ходе этой встречи лидеры шести крупнейших экономик мира (США, ФРГ, Франция, Великобритания, Япония, Италия, Канада участвовала в саммитах с 1976 г.) подтвердили приверженность делу укрепления сотрудничества развитых стран в энергетической сфере[222]. И хотя по окончании саммита вопросов осталось больше, чем ответов, солидарность наиболее развитых стран мира выступала неким противовесом все громче заявлявшему о себе и своих правах третьему миру.
Совещание в Рамбуйе подтвердило совместимость разных стратегий основных акторов западного мира по разрешению энергетической проблемы, что было продиктовано общностью восприятия угроз в Старом и в Новом Свете. Так, канцлер Г. Шмидт обозначил глубокую обеспокоенность возникновением новой ревизионистской силы на мировой арене – «несвященного союза (unholy alliance) менее развитых стран и ОПЕК», отметив, что, например, иранская программа помощи странам третьего мира в 1975 году сравнялась с японской, что в перспективе могло повлечь за собой серьезные последствия.
3.4. От общества потребления – к энергетическому аскетизму и ресурсной эффективности
Саммит «Большой шестерки» был также важен для определения магистрального направления энергетических программ, принимаемых развитыми странами на национальном уровне. Их краеугольным камнем было ограничение роста спроса на нефть и стимулирование энергосбережения. В январе 1975 года президент Форд представил Конгрессу ревизию программы «Независимость» Р. Никсона. Весьма скромные успехи в сокращении потребления энергии за 1974 год (снижение потребления на 5 % объяснялось падением уровня промышленного производства) заставили Белый дом расставить акценты в более консервативном ключе, но лишь на первом этапе обсуждений. Форд планировал не только постепенное выведение из-под контроля цен на нефть, но и введение импортной пошлины на бензин. Однако, столкнувшись с непримиримой оппозицией во главе с сенаторами-демократами Г. Джексоном и Э. Кеннеди, президент «растерял свои консервативные принципы, как птица перья во время линьки»[223], отказавшись от импортной пошлины и отложив снятие контроля над ценами на нефть до 1979 года. В итоге «Закон об энергетической и энергосберегающей политике» был подписан лишь в конце декабря 1975 года. В отличие от амбициозного проекта Р. Никсона, в нем ставилась цель сокращения импорта нефти к 1985 г. до 3–5 мбд, а также фиксировалась минимальная (подчеркиваем, минимальная!) цена за баррель нефти на американском рынке в 7,66 долларов, что было значительно выше докризисного уровня. Это решение означало отказ Вашингтона от попыток снижения цен на «черное золото», обозначивший точку невозврата в «эпоху дешевой нефти». Оно может считаться свидетельством психологического переворота в умах западной политической элиты. Очевидно, пришло осознание того, что высокие цены на нефть необходимы для развития собственной энергетической промышленности и альтернативных источников энергетики. Эта формула остается в силе и до сегодняшнего дня. Это новое понимание впоследствии спровоцирует совершение политических шагов, которые в середине 1980-х годов изменят положение дел на мировом рынке энергоносителей в пользу потребителей. Так, в 1975 году общая сумма ассигнований на развитие американской энергетической промышленности составила 4,2 млрд долларов. Приоритетным проектом при этом стало строительство Трансаляскинского трубопровода, который с июня 1977 года стал давать 1,5 мбд, впрочем, едва покрывавшие снижение добычи в других регионах США. И, пожалуй, самое главное: этот акт санкционировал создание стратегических национальных резервов (СНР), которые c середины 80-х годов превратятся в передний край энергетической обороны США.
В целом компромиссный характер принятого закона предопределил умеренность его результатов. Он проявился, в том числе, в сохранении серьезных полномочий федеральных властей по контролю над ценами, что шло вразрез с прежним намерением перевести вопрос о нефти в плоскость действия законов рынка. Положительный эффект подписания закона состоял лишь в том, что он, как заявил помощник президента по экономическим вопросам, в будущем – глава Федеральной резервной системы (ФРС) США А. Гринспен, положил конец спорам и неуверенности, которые в течение целого года снижали поток инвестиций в американскую нефтяную промышленность[224].
Проиграв битву за снятие госконтроля над нефтяными ценами, не сумев обуздать аппетиты американцев к нефти, Дж. Форд создал трудности и для следующей администрации. К 1977 году доля импорта нефти в энергетическом балансе США возросла с 22 до 38 % несмотря на то, что потребление энергии удалось снизить на 5 %[225]. Это заметно ослабило позиции Вашингтона в сравнении с ЕЭС, где по всем показателям наблюдался прогресс, хотя и ценой жестких ограничений. Понимая это, новый президент Дж. Картер приступил к планомерному проведению в жизнь энергетической политики[226], называя борьбу с нефтяной проблемой «моральным эквивалентом войны». Президент не только установил солнечные панели на крыше Белого дома, распорядился экономить на отоплении в Белом доме и выступал с обращениями к нации в теплом бежевом свитере, который до сих пор хранится в его музее в г. Атланте, но и создал в апреле 1977 года Министерство энергетики. Его функции до этого были разбросаны по 15 различным департаментам и агентствам. Сам Картер охарактеризовал подписание соответствующего распоряжения «рождением порядка из хаоса»[227]. Главой нового органа был назначен политический тяжеловес, бывший министр обороны Дж. Шлессинджер. В итоге, по признанию американского исследователя Дж. Хейса, президентство Дж. Картера стало эпохой самых резких изменений и самых больших свершений в истории энергетической политики США.
Важно также отметить тот факт, что общее направление американской энергетической стратегии в эти годы совпало с европейским. Центральной встречей для сверки часов по энергетической политике развитых стран стало совещание «Большой семерки» в Бонне в 1978 году. Несмотря на то, что в поддержку своей программы энергосбережения Картер совершил тур по стране длиною в 25 тыс. миль, ему так и не удалось добиться от Конгресса подписания нового закона по энергетической политике до проведения саммита. («Закон о национальной энергетике» был подписан только в ноябре 1978 г.) Но это не помешало ему взять на себя обязательства по ограничению импорта США к 1985 ггоду до 6 мбд (с 9 мбд в 1978 году). Эти цифры были выше тех, на которые ориентировался Дж. Форд, и отражали более пессимистичные оценки состояния дел на американском рынке. Также Дж. Картер пообещал союзникам к 1980 году покончить с правительственным контролем над ценами, даже если при этом будет необходимо прибегнуть к президентской директиве[228].
Сделав ставку на сокращение потребления, Картер ввел «температурный режим» – ограничения температуры в офисных помещениях 55 градусами по Фаренгейту (порядка +13 °C) и 65 (+18 °C) в жилых домах, а также обязательные стандарты энергоэффективности для производителей автомобилей[229]. Администрация поощряла мероприятия по сокращению утечки тепла при эксплуатации зданий и жилищного фонда, т. к. «количество энергии, которое просто растрачивается нами, выше, чем наш импорт из-за рубежа», как заявил президент. В федеральном законодательстве предусматривались субсидии и налоговые скидки на утепление, улучшение изоляции жилого фонда. Наконец, постепенно снижались правительственные субсидии цен на топливо, что оборачивалось ростом цен для конечного потребителя и было призвано снизить потребление. Если в 1975 году ввиду субсидирования разница цен на мировом и американском рынке составляла 6,65 долларов за баррель, то в 1977 году она снизилась до 4 долларов. И тем не менее, партнеры в Европе считали эти меры недостаточными.