[654].
Советский Союз представлял вызов для стран ОПЕК не только своим присутствием в Афганистане, враждебной для многих участников этой организации коммунистической идеологией, но, самое главное, – последовательным наращиванием уровня добычи и экспорта, а также склонностью к демпингу. При этом сам СССР, как производитель, находившийся за институциональными скобками ОПЕК, был асимметрично зависим от ее решений, причем эта зависимость с годами только увеличивалась – пропорционально росту зависимости СССР от нефтяных доходов. В этом отношении ситуация на нефтяном рынке была противоположна раскладу сил на мировой политической арене, где члены ОПЕК относились (формально) к третьему миру, а СССР носил звание сверхдержавы.
Оценивая итоги Лондонского саммита ОПЕК, принявшего историческое решение о снижении цен с 34 до 29 долларов, сотрудники ЦРУ с удовлетворением отметили, что найденный компромисс удовлетворил и потребителей, и производителей нефти, оставив Советский Союз главным проигравшим и вынудив Москву «вступиться в схватку за поддержание стабильности своих валютных поступлений». С этой целью СССР повысил уровень продаж в долларовую зону в с 1 до 1,5 мбд, а также предоставил дискаунты в размере 2 долларов за баррель[655].
Информация о демпинге со стороны СССР находит отражение в советских документах. Например, в фонде Минвнешторга нами была найдена запись беседы генерального директора В/О «Союзнефтеэкспорт» В. П. Морозова с президентом западногерманской фирмы FEBA Oil (от марта 1982 г.), в ходе которой последний просил снизить цену на советскую нефть на 1,5 долл. – c 29 до 27,5 доллара, что было значительно ниже официальной цены ОПЕК в это время (34 долл. за баррель)[656]. Судя по всему, не без давления со стороны стран ОПЕК после заключения Лондонского соглашения в 1983 году СССР вынужден был даже поднять цену на свою маркерную нефть Urals c 27,5 до 28,5 доллара[657].
Усилия СССР по завоеванию максимальной доли европейского рынка нефти через предоставление благоприятных цен были мотивированы серьезной потребностью в валютных средствах. По оценке М. В. Славкиной, в период с 1976 по 1985 год общий объем нефтедолларов, полученных СССР, составил 107,6 млрд долл., в то время как в предыдущее десятилетие эта цифра составила лишь 15,6 млрд[658]. Важно учитывать, что «газовый поворот» к этому времени еще не обернулся ростом доходов для бюджета страны, поскольку строительство трубопроводов по компенсационным соглашениям в 70-е годы имело результатом изъятие прибылей за газ, добываемый и поставляемый на Запад по этим обязательствам в 80-е годы.
В дополнение к вызову низких цен советская нефтегазовая торговля находилась под давлением снижающегося спроса на фоне масштабных изменений в энергопотреблении. Так, например, Италия снизила объемы заявок на газ с 10 млрд м³ (в 1981 г.) до 6 млрд м³ (в 1983 г.)[659]. Аналогично обстояли дела с нефтью: в 1983 году глава концерна ENI убеждал замминистра Н. Осипова, что сокращение закупок советской нефти с 4 до 3 млн тонн (на 25 %) не являлись политически мотивированными, а было связано с закрытием нефтеперерабатывающих мощностей в Италии[660].
Нелегкая задача наращивания валютных доходов в таких условиях имела еще один чувствительный аспект: активная продажа нефти в «долларовую зону» в условиях ограниченных объемов не могла не повлечь сокращение поставок в страны СЭВ. В 1981 году СССР объявил о снижении поставок в социалистические страны – сразу на 10 %, причем это решение было реализовано уже на следующий год[661]. По расчетам Т. Густафсона, в 1983 году впервые в истории экспорт сырой нефти из СССР в развитые страны превысил поставки в страны СЭВ, сделав за год скачок сразу с 142,1 до 168,1 млн т. Для стран СЭВ эти показатели в соответствующие годы составляли 150,2 и 146,5 млн т соответственно[662]. При этом в относительных цифрах экспорт в страны СЭВ имел тенденцию к сокращению еще с 1976 года, в то время как поставки в развитые страны возросли с 1976 по 1988 год в 2,8 раза. Важно отметить, однако, что относительное замедление роста поставок, а затем и относительное сокращение их объема в абсолютных числах выражалось последовательным ростом, что является не чем иным как проявлением чрезвычайно низкой энергоэффективности социалистических экономик в целом и особенно контрастирует с результатами ЕЭС на этом направлении. В 1972–1980 годах абсолютное потребление нефти в 6 странах СЭВ (европейские члены) выросло на 50 %, с 67,3 млн т (в 1972 г.) до 99,2 млн т (в 1980 г.)[663]. Доля же советского экспорта в этот регион осталась на очень высоком уровне. В среднем, в 1970–1984 годах потребности СЭВ, даже с учетом их постоянного роста в абсолютных числах, восполнялись на стабильные 70 % жидким топливом из СССР[664].
Острая нужда СССР в валютных поступлениях совпала не только со временем снижения цен на нефть, но и с обострением проблем в советском нефтедобывающем секторе, заложенных еще в предыдущем десятилетии. В этом проявляется поразительная асинхронность в развитии отечественного нефтяного сектора и мирового рынка нефти. В СССР 1984–1985 годы стали временем падения производства нефти (в 1984 г. – на 0,52 %, в 1985 г. – на 3 %)[665], в то время как повсюду в мире наблюдался рост добычи, приведший к ослаблению позиций ОПЕК, перепроизводству нефти и снижению цен. Сокращение добычи в СССР предшествовало и частично совпало с пиком экспорта советской нефти в развитые страны. Этот пик удалось побить лишь в 2019 году. В 1983–1984 гг. он приблизился к 170 млн тонн нефти в год. То, что в 1984 году впервые за 20 лет уровень добычи упал, свидетельствует о том, что СССР наращивал отгрузку в долларовую зону урезая внутреннее потребление, а также сокращая поставки в страны СЭВ.
Приведем несколько примеров, подтверждающих серьезность технических трудностей в советском нефтегазовом секторе. В 1985 году СССР не выполнил обязательства по поставкам жидкого топлива перед Финляндией, более чем на 70 % зависевшей от советского импорта[666]. Аналогичная ситуация сложилась и с поставками газа в Германию. Они оказались на таком критически низком уровне, что возникла опасность отключения автоматической системы подачи голубого топлива на газопроводе «Союз». Как говорилось в срочном донесении на имя замминистра внешней торговли СССР Н. Г. Осипова, 22 февраля 1985 года вместо предусмотренных 146,4 млн м³ в Германию было направлено лишь 98,4 млн м³, что привело к падению давления в газотранспортной системе до 35 бар. На отметке в 33 бар, согласно документу, происходило автоматическое отключение компрессорных станций[667]. Позднее в переговорах с представителями ФРГ эти сбои были объяснены техническими неполадками и погодными условиями, однако восполнить их в общем объеме поставок до конца 1985 года СССР так и не удалось.
Проблемы в советском нефтедобывающем секторе носили одновременно и стратегический, и технический, и логистический характер. Они были родом из 70-х годов, когда бурение и эксплуатация скважин велись нездорово высокими темпами. Это влекло за собой падение дебита скважин и, как следствие, снижение эффективности инвестиций в нефтяной сектор. Так, в 1980–1985 годы при росте вложений на 48 % прирост добычи составил лишь 13 %, в то время как для 1975–1980 годов эти цифры были 41 % и 21 % соответственно (см. Табл. 18)[668]. В свою очередь, те темпы роста, которые «спускал» нефтяникам Госплан, были основаны не на оценке геологических и технических возможностей нефтегазового сектора, а на политическом анализе потребностей в валютных поступлениях «здесь и сейчас».
В добавление к нереалистичным требованиям по темпам добычи, нефтяники столкнулись с серьезными проблемами доставки на места уже закупленного для сектора оборудования. Судя по докладу о работе министерства за 1983 года, представленному министром нефтяной промышленности Н. А. Мальцевым в СМ СССР, выполнение плана было просто невозможным ввиду отсутствия важнейших материально-технических ресурсов. Хроническое отставание в снабжении базовым оборудованием, наблюдавшееся на протяжении 1981–1982 года, не было компенсировано в отчетном 1983 году. В докладе министра говорилось, что «даже выделенные фонды не полностью поставляются Госснабом»[669].
Дело было в том, что обычный ритм работы бюрократической машины, когда все основные «свершения» переносятся на вторую половину календарного года, привычный в «рядовых» сферах народного хозяйства, в случае с нефтяной отраслью, которая напрямую зависела от погодных условий Западной Сибири, был просто неприемлем. Привоз оборудования во второй половине года делал невозможным его применение летом, когда работы шли наиболее интенсивно. К тому же доставка чего бы то ни было, не говоря уже о крупногабаритных агрегатах, в конце лета – начале осени сопровождалась большими трудностями: в зоне вечной мерзлоты привоз оборудования должен был осуществляться «по зимникам». Игнорирование климатических и природно-географических условий оборачивалось значительными издержками. Случалось, что целые буровые установки и комплекты оборудования терялись в бескрайних болотах, в которые вечная мерзлота превращается летом и осенью[670].
В добавление к этому в 1983 году, в рамках всесоюзной программы экономии электроэнергии, нефтяной отрасли был отведен лимит энергопотребления в 1,4 млрд квт, что повлекло за собой частые отключения электроснабжения на местах добычи. Так, на азербайджанских месторождениях зимой 1982–83 года электроэнергия была отключена более 90 раз[671].
Признанием серьезности сложившегося в отрасли положения на самом высоком уровне может служить тот факт, что по итогам обсуждения доклада Мальцева в феврале 1983 года глава СМ СССР Н. А. Тихонов написал главе Госплана Н. К. Байбакову письмо, в котором указал, что «план по Миннефтепрому на 1983 год не был-таки до конца сбалансирован с материально-техническими ресурсами»