В целом, изменения в соотношении спроса и предложения на европейском нефтегазовом рынке, которые неизбежно сопровождали перестройку глобального рынка, имели негативное воздействие на советскую экономику, однако оно усугублялось неэффективностью советской инвестиционной политики. С конца 70-х годов нефтяной сектор стал поглощать все большую часть прироста капитальных вложений в промышленность, так что с начала 80-х годов, по мнению исследователя Густафсона, можно было говорить о «растущем бремени советской энергетики» для экономики страны в целом. В 1977 году эта цифра составила 46 %. В 1981–1985 годах сектору планировалось выделить на 44 млн рублей больше, что было эквивалентно половине роста ассигнований на промышленность[690]. Это означало, что все остальные отрасли были вынуждены довольствоваться примерно таким же уровнем финансирования, как и в предыдущую пятилетку. При этом возросшие вливания в ТЭК не обернулись впечатляющими цифрами роста (13 % в 1980–1985 гг. против 21 % в 1976–1980 гг.), причем 95 % роста всего сектора приходилось на газ и лишь 5 % – на нефть.
По аналогичному пути массированного инвестирования в ТЭК пошел и новый Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев. Сделав изначально ставку на политику энергосбережения, позднее он авторизовал повышение финансирования нефтяного сектора на 60 % – и это уже на фоне коллапса цен в 1985–1986 годах. В сентябре 1985 года, выступая на совещании партийно-хозяйственного актива Тюменской и Томской области, он объявил о принятии постановления о комплексном развитии нефтяной и газовой промышленности Западной Сибири, целью которого было «поднятие эффективности и надежности главной топливной базы страны». Сообразно возрастали и капитальные вложения. Если в одиннадцатой пятилетке (1981–1986) они составили 50 млрд, то в двенадцатой пятилетке в сектор планировалось направить 82 млрд рублей. Важно, что в своей речи Горбачев не только признал наличие объективных проблем, обусловивших срыв выполнения плана тюменцами на протяжении трех лет, но также то, что «раньше уже были сигналы, и довольно основательные, к тому, чтобы осмыслить происходящее, принять необходимые меры к улучшению дел. Но сделано этого не было»[691]. Заметив, что все, так или иначе, оказались не готовы к работе в новых, сложных условиях, Горбачев подчеркнул, что «прежде всего это относится к машиностроителям», что отсылает нас к вопросу о действенности эмбарго на поставку оборудования в СССР со стороны стран Западного блока. В 1987 году, на судьбоносном июньском Пленуме ЦК КПСС, давшем официальный старт перестройке, Горбачев впервые обвинил своих предшественников в бездумной трате нефтедолларов не на модернизацию экономики, а на оплату текущих «потребительских» расходов[692]. Действительно, помимо роста экспорта зерна в 10 раз с 1965 по 1985 год, в 1973–1985 годах ввоз одежды из-за рубежа, покупаемой за нефтедоллары, вырос в 6,4 раза, а кожи – в 5,5 раза[693].
Трудно ответить однозначно на вопрос о том, был ли выбор инвестиционной политики СССР в первой половине 80-х годов правильным. Ведь, в конце концов, соперничать в торговле промышленной продукцией при увеличивавшемся разрыве между качеством советской и западной продукции было сложно. И в этом смысле вложения в сектор, который демонстрировал положительный рост, давал валютный доход, были если не политически, то экономически оправданны. Проблема состоит лишь в том, что инвестиционные решения начала 80-х годов были приняты в расчете на большие прибыли, на сохранение нефтяных цен в районе 30 долларов, которые в итоге просто не оправдались. Превратив нефтяной сектор в локомотив национальной экономики, начав интегрироваться в мировую экономическую систему в период политики разрядки, СССР повысил свою уязвимость к экзогенным шокам – в данном случае к падению цен на нефть.
Важно подчеркнуть, что опасность такой зависимости осознавалась советскими учеными. О ней, например, предостерегал В. Ф. Коминов, входивший в «группу Примакова» и поставивший еще в 1975 году на заседании ученого совета ИМЭМО вопрос о необходимости пересмотра роли СССР на нефтяном рынке: «Надо, к сожалению, констатировать, что действительно мировые цены на нефть не определяются усилиями СССР<…> Мне кажется, что эта роль была пассивной. Пора бы ее пересмотреть <…> Но между ОПЕК и центром Рокфеллера большая связь, чем между нашими организациями»[694].
Таким образом, в 1985–1986 годах СССР оказался под двойным ударом – кризиса в собственной нефтяной промышленности, сопровождавшегося сокращением экспорта нефти в западноевропейские страны в 1985 году на 25 %, и кризиса ценового. Как и у других производителей, у советского руководства в принципе была информация, которая позволяла усомниться в оптимистическом сценарии развития событий на нефтяном рынке, однако, этому помешал набор причин и предубеждений в отношении ОПЕК и особенного статуса нефти как товара, неподвластного законам рынка. Как мы уже показали выше, темпы и масштабы изменения баланса сил в мировой энергетике не поддавались осмыслению ни самой ОПЕК, ни странами-потребителями.
При этом фактор падения цен на нефть и пагубных последствий зависимости от нефтедолларов так или иначе присутствовал в советском «перестроечном» дискурсе с самого начала 1987 года[695]. Это прослеживается и по архивным документам, и по публичным выступлениям. Более того, материалы обсуждения отчетного доклада XXVIII съезда 1989 года прямо указывают на окончание нефтяных денег как на причину экономического кризиса конца 80-х годов. Согласно этим документам, недополучение дохода от продажи нефтедолларов, на который рассчитывали при составлении планов перестройки, стало одним – но, подчеркнем, лишь одним – из факторов (наряду с общей неэффективностью системы хозяйствования, нереалистичной оценкой состояния экономики и финансового положения в 1985 гг.), вкупе предопределивших крах перестройки и, пользуясь словами Е. Гайдара, гибель советской империи[696].
Важной гранью дискуссии о связи снижения цен на нефть и судьбы СССР является вопрос об «американского следе» в событиях 1985–1986 годов, обсуждаемый с не меньшим накалом эмоций и настойчивостью, чем «советский след» в арабской нефтяной атаке 1973 года. В этом смысле показательным является то, что Н. Тихонов, председатель Совета министров, при ознакомлении с соответствующим докладом Академии наук, в котором описывался весь спектр факторов, приведших к снижению цен, включая решение Саудовской Аравии отказаться от роли компенсирующего производителя, красным карандашом подчеркнул лишь пассаж о решении США «выбросить на мировой рынок часть своих стратегических запасов сырой нефти»[697].
Многие авторы обращают внимание на визит вице-президента США Дж. Буша-старшего в Саудовскую Аравию в апреле 1986 года.
Однако, как мы уже говорили выше, отказ балансировать уровень добычи ОПЕК был оформлен и артикулирован королевством еще в 1985 году, а масштабы изменений, через который прошел энергетический рынок в первой половине 80-х гг., после окончания второго нефтяного шока, были действительно тектоническими. Никакая политическая договоренность не могла бы подчинить себе новые рыночные реалии.
В библиотеке Р. Рейгана нами была найдена интересная обширная телеграмма, направленная Э. Уокером, заместителем главы дипмиссии США в Эр-Рияде, в Госдепартамент. В ней он подробно освещает процесс принятия Саудовской Аравией этого судьбоносного для нефтяного рынка и мировой истории решения[698]. Послание начинается с общего пассажа о том, что ввиду многократно возросшего давления со стороны арабских стран на Саудовскую Аравию королевство стало более восприимчиво к американскому влиянию. Далее говорилось, что представители американских нефтяных компаний, входящих в ARAMCO (Socal, Esso, Texaco, Mobil) находились в контакте с официальным Эр-Риядом по вопросу о будущей стратегии на рынке и что именно в контексте этой уязвимости «совет, данный главой ARAMCO Келберером и четырьмя другими партнерами ARAMCO, привел к переключению Саудовской Аравии к ценообразованию, которое позволило ей вернуть долю на рынке». На наш взгляд, не стоит ни преувеличивать, ни преуменьшать влияние партнеров ARAMCO на процесс принятия решений королевским дворцом. Так, в 1973 году позиции компаний были гораздо сильнее в смысле контроля пакета акций ARAMCO, и все же это не помешало Эр-Рияду запустить «нефтяную атаку». Более того, призыв Келберера к отвоеванию утерянной доли рынка был логичным и даже единственно возможным в 1986 году ответом, так как пропорционально снижению доли добычи королевства снижались и прибыли нефтяных компаний. Странно было бы ожидать от него, бизнесмена, какого-то другого совета. В свете тех изменений, которые претерпел мировой энергетический рынок после второго нефтяного шока, а также плачевного финансового положения королевства, столь кардинальный поворот в политике саудовского «нефтяного гиганта» рано или поздно должен был случиться.
На какой-то момент, в 1986 г., стало возможным говорить об окончании режима ОПЕК (т. е. такого состояния рынка, когда и цена, и объем добычи определялись коллегиальными решениями организации), поскольку односторонние решения Эр-Рияда привели мировой рынок нефти к состоянию ценовой анархии. Однако, в долгосрочном плане, этот шаг королевства был направлен на восстановление позиций ОПЕК по мере того, как «дорогая» неопековская нефть была постепенно вытеснена из большой игры.
В применении к развитым странам события 1985–1986 годов возымели обратный эффект. С одной стороны, низкие цены на нефть позволили существенно снизить издержки производства в самых разных отраслях, и в этом смысле потребители оказались в выигрыше. Конец 80 – начало 90-х войдут в историю как период экономического оптимизма, – столь разительно отличающийся от предыдущих 15 лет, полных политических катаклизмов и социальных потрясений. С другой стороны, победы на поприще энергосбережения и развития собственного энергетического производства, одержанные такой высокой ценой, не смогли выстоять под напором дешевых углеводородов. И сегодня каждая страна мира продолжает искать свои уникальные рецепты удовлетворения энергетических потребностей, избавления из капкана импортной зависимости или от «ресурсного проклятия», хотя этот поиск ведется в совершенно иных политических и экономических условиях.