бесповоротно так или иначе довести дело до конца [347] . Кроме того, благодаря гласности, и только ей одной, правительство получало могучих союзников в лице либерального общественного мнения и литературы, при помощи которых оно только и было в состоянии одолеть могущественных противников освобождения – придворную и чиновную знать [348] . Для народа гласность имела также весьма серьезное значение. Как только разнесся в конце 1857 г. слух о готовящемся освобождении, народ, уже с конца царствования Николая I ждавший воли с нетерпением [349] , пришел в крайне возбужденное, лихорадочное состояние. Благодаря тем потемкам, которые создавала допущенная полугласность, в народе стали циркулировать слухи о том, что помещики скрывают от них указ о воле, и начались волнения. Для прекращения ложных слухов предписано было циркуляром от з февраля 1858 г. напечатать в губернских ведомостях рескрипты [350] . И замечательно, что как только надежда на освобождение получила осязательную форму в виде официального обещания правительства, толки и волнения прекратились тотчас, и помещичьи крестьяне держали себя спокойно, как никогда, и с этих пор прекратились вовсе убийства помещиков [351] . Народ до конца реформы оказал замечательную нравственную выдержку [352] и оставался тверд, но покоен, чем сильно помог благополучному исходу дела, немало огорчив консерваторов крепостнического лагеря, рассчитывавших эксплуатировать народные волнения в интересах замедления крестьянской реформы [353] .
В 1858 г. центр тяжести крестьянского вопроса переходит в провинции, в губернские комитеты; в столицах правительственная деятельность ослабевает, но зато литература, несмотря на все цензурные стеснения, ухитряется пустить в оборот мысль о необходимости освобождения крестьян не иначе как с наделом [354] . Само собою разумеется, что в. к. Константин Николаевич становится на сторону этого «рационального» решения крестьянского вопроса.
В 1859 г. открывается Редакционная комиссия для составления проекта Положения о крестьянах. Знаменитая Комиссия, как известно, вынесла на своих плечах все бремя этого трудного законодательного подвига и всю злобу ожесточенного крепостничества, перешедшего в своих нападках на Комиссию всякие границы не только приличия, но и самой элементарной честности [355] .
В. к. Константин Николаевич не входил в состав Комиссии, но он оказал в это время ей и, стало быть, делу свободы громадные, хотя и незаметные для публики, услуги. «Деятели крестьянской реформы, читаем в одной кавказской газете, редактируемой сыном Н. А. – Ю. Н. Милютиным, постоянно болезненно чувствовали необеспеченность своего дела, которое так странно поражает нас, не могущих себе представить, что в ту пору (1859–1860 гг.) было еще вопросом, будут ли освобождены крестьяне, или все дело будет признано вредною затеею. В это-то трудное время поддержка двух особ императорской фамилии, великой княгини Елены Павловны и великого князя Константина Николаевича, не раз спасала дело. Как брат и друг императора Александра II, в. кн. Константин Николаевич много мог влиять на успешный исход затруднений, а чрез близких ему людей (особенно А. В. Головнина) он находился в постоянных сношениях с членами Редакционной комиссии. – О всех опасностях, тревогах и затруднениях сообщалось в. к. Константину Николаевичу, и от него приходили одобрения, обещания защиты, советы и предостережения. Эта сторона дела, не оставившая следов в официальных бумагах, составляет самую существенную заслугу великого князя. Это мелочи, но эти мелочи, охранили и вырастили великое дело» [356] .
С окончанием работ Редакционной комиссии и с переносом дела в Главный Комитет началась для великого князя Константина Николаевича новая серия усиленных трудов и чрезвычайных забот о благополучном довершении крестьянского дела. Крепостническая партия напрягала все усилия, чтобы добиться в Главном Комитете если не полного обезземеления, что уже по духу времени казалось невозможным, то возможно большого сокращения крестьянских наделов [357] . Фраза, неосторожно употребленная Государем, во время прощальной аудиенции в речи, обращенной к членам Редакционной комиссии («Может быть придется многое изменить»), окрылила надеждами консервативную партию. За то, чтобы не пришлось многое изменить, постоял , как верно отмечает летописец этой Комиссии, уполномоченный доверием государя вел. кн. Константин Николаевич [358] .
Неожиданный случай пришел на этот раз на помощь друзьям народа и свободы. На место князя Орлова, пораженного параличом накануне (люди, привыкшие к земным делам примешивать по своему произволу участье небесных сил, усмотрели тут руку Провидения, как раньше [359] крепостники радостно узрели наличность ее во внезапной смерти Ростовцева) открытия заседания Главного Комитета, председателем его был назначен великий князь. Понимая всю трудность и величие выпавшей на его долю благородной миссии, он отдался своим новым обязанностям всеми силами своей души. Всегда отличавшийся добросовестным отношением к своим служебным обязанностям [360] , на сей раз он отдал беззаветно на служение правому народному делу все отпущенные ему природою богатые природные дарования, оплодотворенные блестящим образованием, безостановочным саморазвитием и жизненным опытом. Если в предыдущей стадии крестьянской реформы великий князь в качестве доброжелательного пестуна охранял Редакционную комиссию, как колыбель народной свободы, от многочисленных и могущественных врагов, пользуясь главным образом своим высоким положением, близостью своею к трону, то теперь, вступая в champ clos, в открытое единоборство с корифеями плантаторской партии, он мог положиться только на свои личные силы и умственные способности, на свое замечательное образование, дар слова, способность к усидчивому труду и удивительную память [361] . Кроме того, он должен был возыметь твердую и благородную решимость пострадать за правду, принять ту горькую чашу тяжких огорчений, клевет, на которые были так щедры обозленные крепостники относительно всех крупных деятелей крестьянской реформы [362] , от которых далеко не защищало в. к. его высокое положение ни при жизни [363] , ни после смерти.
Великий князь пошел навстречу своему тяжкому, но завидному историческому жребию! Изучив раньше [364] во всех подробностях проектированное Редакционною комиссиею поземельное устройство крестьян, великий князь Константин Николаевич употребил чрезвычайные усилия, чтобы склонить в его пользу Главный Комитет. Большинство Комитета было, однако, против, образуя несколько групп. Горячо и ясно доказывал великий князь, что при осуществлении предложений гр. В. Н. Панина у крестьян отойдет одна треть обеспечивавших их быт при крепостном праве наделов, что при предположениях М. Н. Муравьева будет отобрана у них большая половина наделов, а при предложении кн. П. П. Гагарина три четверти , и быт крестьян таким образом улучшен не будет . Все было напрасно. Корыстные вожделения делали глухими ко всем доводам разума и общественной пользы все три меньшинства [365] .
Наконец, в. к. Константин Николаевич решился на своего рода Геркулесов подвиг: разубедить гр. Панина, дабы с присоединением его голоса составить большинство хоть из пяти голосов. Это был необыкновенно смелый шаг, потому что гр. Панин, не имея никаких политических убеждений, в истинном значении слова отличался необычайным упрямством в своих предубеждениях и даже заведомо ошибочных взглядах [366] . «Никогда не изгладятся из моей памяти, – вспоминал недавно сенатор П. П. Семенов, – те усилия ума и воли, благодаря которым после двухчасовых горячих споров [367] , происходивших в кабинете великого князя, ему удалось, наконец, убедить гр. Панина присоединиться к мнению большинства» [368] .
Великий князь спас в Комитете и Государственном совете наделы, проектированные Редакционною комиссиею, хотя и не вполне [369] .
Император Александр II высоко ценил громадность услуг, оказанных в. к. Константином Николаевичем крестьянской реформе, и в памятном заседании Государственного совета 28 января 1861 г. горячо благодарил его и целовал несколько раз [370] . «Я не забуду, и со мною, конечно, вся Россия не забудет, – писал государь в своем рескрипте 19 февраля 1861 г ., – как действовали в сем важном случае В. И. В. и как другие члены Главного Комитета».
В тот же день этот временный комитет был переименован в постоянный Комитет о сельском состоянии, просуществовавший до 1882 года. В. к. Константин Николаевич во все это время был бессменным председателем Комитета и насколько было возможно охранял крестьянскую реформу от реакции, наступившей уже с апреля 1861 г. и постоянно усиливавшейся впоследствии…
III
Во всех других реформах Царя-Освободителя великий князь Константин Николаевич принимал самое деятельное участие, но самое сильное и решительное влияние оказано было им на выработку благодетельного закона 17 апреля 1863 г. об отмене телесных наказаний и Устава об общей воинской повинности 1874 г. (см. главу XIII). В то время как другие цивилизованные страны (как, например, Англия) не решались ввиду особых условий военно-морской дисциплины отступить от установленных с незапамятных времен жестоких телесных наказаний, генерал-адмирал Константин Николаевич через посредство органа своего ведомства «Морского сборника», бывшего в то время самым усердным проповедником гуманно-просветительных идей, подготовлял почву для смягчения и даже полного уничтожения кошек и розог. Когда в половине марта кн. Орлов (см. выше главу III) взял на себя инициативу возбуждения вопроса об отмене телесных наказаний, первый, кто приветствовал и поддержал это гуманное начинание, был в. к. Константин Николаевич. В обстоятельной записке, проект которой был составлен известным юристом флота генерал-аудитором П. Н. Глебовым, игравшим важную роль как в этой, так и в судебной реформе, он всецело поддерживал предложения кн. Орлова и даже шел дальше их.
Признавая главные мысли, изложенные в записке князя Орлова, весьма основательными, великий князь полагал, что они заслуживают самого серьезного, внимательнейшего и неотложного обсуждения. «Телесные наказания составляют, – писал он, – для государства такое зло, которое оставляет в народе самые вредные последствия, действуя разрушительно на народную нравственность и возбуждая массу населения против установленных властей; телесные наказания могут быть терпимы в государстве лишь в самых необходимых случаях, когда в самом деле нет возможности обойтись без них, и этою только необходимостью при существовавшем у нас личном помещичьем крепостном праве может быть объяснена действующая у нас система уголовно-исправительных телесных наказаний. С освобождением крестьян из-под личной зависимости помещиков, настоятельно необходимо озаботиться о принятии другой системы наказаний и взысканий: