И. С. Аксаков (1863 г.)
I
2 марта 1893 г. скончался на 73-м году жизни один из последних могикан эпохи великих реформ, сенатор Виктор Антонович Арцимович. Это был едва ли не самый стойкий и видный представитель сходящего со сцены славного поколения государственных деятелей, вынесшего на своих плечах трудное дело гражданского обновления России. Если вообще справедливо изречение, что жизнь прожить – не поле перейти, то оно особенно применимо к длинному, многотрудному и плодотворному жизненному поприщу покойного Арцимовича, который из 72 лет своей жизни 52 отдал деятельному, разумно-сознательному служению государству, народу и обществу. Всего лишь за два месяца до смерти покинул он столь трудный, щекотливый и ответственный пост первенствующего члена [396] I департамента Сената.
Значение нашего высшего судебно-административного судилища, в состав которого сами министры входят на правах простых членов, как известно, особенно усилилось после реформ 60-х годов с переносом на I департамент функции высшей инстанции по крестьянским, земским (в том числе и утверждение мировых судей) и городским делам. Нужен был весь нравственный авторитет В. А., его выдержка и непреклонная энергия, его стойкость убеждений и верность гуманным принципам, нужно было его тонкое юридическое чутье, глубокое знание нашего законодательства и беспредельное уважение к началу законности и человечности, наконец, его богатый и разнообразный служебный опыт и знание жизни, чтобы с таким достоинством, тактом и успехом держать кормило учреждения в такое время, когда видимо и вполне осязательно наступила реакция против духа поставленных под контроль сената новых преобразованных учреждений.
С этою необычайно трудною задачею мог справиться только Арцимович. Глядя на эту колоссальную фигуру мощного духом старца-богатыря, с богатою белоснежною шевелюрою, с выразительными умными и добрыми чертами лица, невольно вспоминался завещанный классическою древностью величавый образ иных римских patres conscripti, бестрепетных служителей долга и закона. Каждый сенатор, читаем в ст. 247 Учрежд. Сен., как истинный сын отечества, имея всегда в виду долг свой к Богу, государству и законам, долженствует памятовать, что обязанность судьи, которая на него возложена, есть: почитать отечество свое родством, а честность – дружбою и проч. Если чья деятельность невольно воскрешала этот классический тип и образ «истинного сына отечества», начертанный на статуте созданного гением Петра Великого учреждения, то именно нелицеприятное, чуждое модным реакционным течениям, увлечениям и угодливости, служение закону и правде В. А-ча, которое можно бы формулировать девизом любимого его юриста Миттермайера: Wahr-heit gegen Feind und Freund (правда по отношению к недругу и другу). Зато же и други, и недруги Арцимовича, которых у него, как у всякой резко очерченной индивидуальности, всегда было достаточно, отдавали ему ту справедливость, что все признавали его безусловную честность. Даже те, которые не соглашались с ним, невольно вынуждались платить дань его искренности, правдолюбию, человеколюбию, честному мужеству говорить прямо правду в глаза и полной отрешенности его от каких-нибудь личных, а тем паче своекорыстных соображений. Такие цельные характеры и честные убежденные бойцы за правду вообще и везде – редкость, а в особенности в России, где, по словам Левшина, бывшего тов. мин. внутр. дел, «никто не дорожит своими мнениями и своею репутациею, и все думают только, как бы угодить верховной власти и получить за то какую-либо награду» [397] .
II
Служебную карьеру свою Арцимович начал довольно рано, в 1841 г. Правовед 1-го выпуска, 20-летний юноша, он вместе с небольшою горстью своих столь же молодых товарищей пошел на смелый бой с теми вековыми язвами старого дореформенного строя – взяточничеством, буквоедством и бюрократическим произволом, для искоренения коих и было учреждено в 1835 г. близ Цепного моста Училище Правоведения, бок о бок с III отделением, которое, как известно, тоже имело целью, по инструкции своего причудливого основателя гр. Бенкендорфа, споспешествовать сверхъестественными способами торжеству правды [398] . Нелегко было этой доблестной, но слабосильной молодой дружине «рыцарей права» искоренить «черную неправду», господствовавшую в наших судах и очевидную уже всем, кроме неспособного видеть даже очевидности тогдашнего главы судебного ведомства, министра юстиции, графа В. Н. Панина, помешанного на консерватизме и до последних дней своего управления твердившего – «все обстоит благополучно» [399] .
Но что могла сделать эта горсть благонамеренных молодых людей, действовавшая на свой страх, по системе случайного «единоборства», среди охватившего их кругом темного царства взяточничества и невежества, беззакония и кривосудия? В бессилии у них опускались руки, что лишний раз подтверждало давно известную истину, что без хороших учреждений прекраснейшие люди ничего или почти ничего не могут сделать. Все, что могли сделать эти пионеры права – это соблюсти себя, т. е. самим оставаться честными, не навязывая честность другим. Редкие попытки правоведов переходить в активную борьбу с взяточничеством или с явным неправосудием обыкновенно кончались не в пользу «горячих» голов [400] . Большинство же, затягиваемое тиною бюрократической рутины, предавалось со всем усердием канцелярским своим упражнениям в ожидании чего-либо лучшего.
Такое «лучшее» для Арцимовича были сенаторские ревизии, эти внезапные грозы, время от времени очищавшие душную и грязную атмосферу дореформенных учреждений. Человек чуткий, энергичный, он не мог, как иные, вложить всю свою душу в бездушное дело старого сенатского бумажного правосудия. Молодого даровитого юриста, не порвавшего связь с живыми общественными и литературными интересами сороковых годов, манил широкий простор действительной жизни, где бы он мог стать лицом к лицу с бесчисленными нуждами и горестями ее, дать им хоть временное, хоть частичное облегчение, минуя иссушающую процедуру мертвенного канцелярского разбора, вернее, погребения дел. Такие именно случаи давали сенаторские ревизии, через известные промежутки, кое-как очищавшие авгиевы конюшни старого суда и администрации.
Просматривая послужной список Арцимовича, поражаешься этим неугомонным влечением юного правоведа к командировкам при ревизующих сенаторах. Уже в феврале 1842 г., стало быть, всего семь месяцев спустя после поступления на службу в сенат, В. А. командируется для письменных занятий к сенатору Бегичеву, ревизовавшему Орловскую и Калужскую губернии. В следующем 1843 году он участвует на этот раз в качестве заведующего канцеляриею в ревизии Таганрогского градоначальства, произведенной сенатором Жемчужниковым, и затем в 1850 г. в сенаторской ревизии учреждений Западной Сибири. Сенатор Жемчужников, выдавший впоследствии за Арцимовича дочь свою, в блестящей аттестации, данной молодому юристу, свидетельствовал, что он «оправдал полное к нему доверие и оказал основательное знание законов, отличные способности, благородные правила и постоянную деятельность».
Этими же качествами запечатлена и вся последующая служба его по должности обер-секретаря Сената и тобольского гражданского губернатора (с 1854 г.). Энергия, бескорыстие и справедливость были в то время качествами весьма редкими даже среди высших представителей администрации в России, а потому легко понять, как должны были оценить такую просвещенную деятельность человеколюбивого юриста, как Арцимович, сибиряки, страдавшие от взяточничества чиновников еще более, нежели жители внутренних губерний.
Как велика была популярность В. А. среди сибиряков, обнаружилось впоследствии, в 1862 г., замечательным способом, характерным и для духа времени, и для силы симпатии, внушенной В. А. сибирякам. Когда появилась в печати (см. ниже) злостная диатриба одного из крепостников против деятельности Арцимовича, как калужского губернатора, то граждане Тобольска proprio motu и без ведома его напечатали протест, в котором они между прочим писали:
«Не будучи хорошо знакомы с ходом крестьянского вопроса в Калужской губернии, мы не можем входить в подробное разбирательство этого дела. Мы уверены, что обвинения, взводимые г. Потуловым на бывшую калужскую администрацию, вызовут скорый ответ из Калуги (что и оправдалось отчасти) от честных и беспристрастных людей, в глазах которых происходило там разрешение крестьянского дела. Мы же, зная Виктора Антоновича по его административной деятельности в нашей губернии, сильно сомневаемся в справедливости всех этих обвинений. В. А. Арцимович вовсе не из числа таких людей, для которых закон заключается в личном произволе. Это совершенно несообразно ни с его образованием, ни с его убеждениями. Напротив, быв свидетелями его деятельности в Тобольске, мы открыто говорим, что Виктор Антонович всегда ставил закон выше своего личного мнения [401] и исключительных, сословных интересов , между тем как у нас при отсутствии самого влиятельного сословия, дворян-помещиков, представлялось очень много случаев для личного произвола. Управляя Тобольскою губернией в продолжение четырех лет, Виктор Антонович был для нас добросовестным представителем правительства и честным гражданином . Всякое правое дело имело в нем ревностного поборника; всякий невинно угнетенный, к какому бы сословию ни принадлежал, находил в нем твердого защитника. Не нравились его действия только тем людям старого закала, которые привыкли или находили для себя выгодным смотреть на вещи так, как смотрели в невозвратное минувшее время и как смотрят ныне все ревнители сословной исключительности , в ущерб общему государственному интересу, и вообще все те, которые то низкими происками и интригами, то картинами каких-то ужасов, стараются препятствовать правительству в проведении его благих реформ. Прошло уже пять лет с тех пор как В. А. Арцимович оставил Тобольск, но мы так помним и так ценим его честную деятельность, что не могли остаться безмолвными слушателями порицателей его достойного имени и сочли священным долгом отвечать им заявлением о его вполне благотворной и истинно гуманной деятельности в нашем крае». Под протестом стоят 145 подписей [402] .