V
В. А. принимал всегда близко к сердцу и все живые общественные вопросы дня. Стоя за самое широкое распространение образования, В. А. в качестве представителя поколения идеалистов 40-х годов не считал справедливым лишать этого блага, одного из важнейших в жизни, целую половину рода человеческого, а потому всегда горячо ратовал и словом и делом за женское образование, не исключая и высшего. До конца жизни он состоял председателем общества для вспомоществования слушательницам высших женских курсов.
В 1886 г. Арцимович к двадцатипятилетию освобождения крестьян был избран в число почетных членов Московского юридического общества за крупные заслуги его в великой реформе 19 февраля.
В 1891 г. по случаю 50-тилетия государственной службы В. А. получил Владимира I ст. По этому же случаю один из «старых калужан» (один из известнейших профессоров Московского университета) в следующих симпатичных выражениях вспомнил плодотворную деятельность В. А. в Калуге: «Едва ли где с такою яркостью проявились особые свойства его натуры – неутомимая энергия и любовь к правде, – писал он, – как при управлении Калужской губернией. Занимая с начала 1858 г. пост губернатора в Калуге, В. А-ч являлся образцом неутомимейшего работника, который, казалось, ни на минуту не складывал рук, который притом владел редким даром – словом и примером возбуждать других к доброму и разумному труду. Он горячо верил в людей и умел отыскать в самых скромных и забитых личностях добрые начала и ценные способности и возбудить в них силы надеждой на лучшую будущность. Одаренный живой и ясной мыслью, смелый в слове и деле, всегда благородно прямой и ровный, он был гордостью и радостью всех честных людей, имевших к нему отношения по службе или по знакомству. Воспоминания о В. А-че, спустя почти 30 лет после того как он оставил службу в Калуге, остается доселе живым между людьми всех классов. В городских домах, а нередко в крестьянской избе какой-нибудь глухой деревни, можно и теперь встретить его фотографическое изображение как олицетворение высокой гуманности и безграничной преданности долгу.
В. А-ч во время калужского губернаторства вносил свет во все области местной жизни. Под его благотворным влиянием губерния, которая раньше представляла образец дореформенной спячки, сделалась неузнаваемой. Не только в самой Калуге, но и в мелких городах закипела бодрая умственная и общественная работа. Имя В. А-ча привлекло к нему на службу из Петербурга много людей с высоким образованием и видным общественным положением, которые оставляли столичную карьеру, чтобы вести скромную служебную работу под руководством просвещенного начальника. Отчасти под влиянием этого пришлого элемента и местные деятели, дотоле лениво влачившие свои дни, воспрянули к жизни. Центром , который объединял всю эту работу и служил главным источником силы, была личность Виктора Антоновича. Лучшим памятником его деятельности за это время навсегда останутся незабвенные труды по крестьянскому вопросу. Без всякого потворства сословным интересам, но и без всяких насилий он сумел благодаря своему светлому уму, гуманному сердцу и беспримерному трудолюбию благополучно распутать сложные отношения, возбудившиеся освобождением крестьян, и быстро установить на место прежнего произвола прочный строй легальных отношений. Конечно, честь водворения нового порядка в губернии В. А-ч должен разделить с своими помощниками – мировыми посредниками, из которых некоторые были истинными друзьями народа, но ему принадлежит великая заслуга выбора таких людей и непрерывного руководства их действиями.
В. А-ч был твердо убежден в необходимости широкого разлива образования в освобожденном народе. Он никогда не соглашался с мнением, будто потребность грамотности не ощущается низшими классами. Он полагал, что грамотность не есть какая-нибудь прихоть человека. Считая грамоту великим рычагом духовного общения и житейского благосостояния, он признавал ее распространение безусловною необходимостью для всех слоев народа. Народная школа в деревне даже в наши дни встречает немало препятствий; в те же времена эти препятствия были неисчислимы. Подавленный бедностью, крестьянин был равнодушен к школе, а о помощи прочих сословий не было даже и помину. Правда, по отчетам считалось как будто немало училищ, но они существовали только на бумаге, – никакого действительного учения в них не было. С первого же объезда В. А-ч сумел заставить всю губернию заговорить об этой насущной потребности народа. Владея редким даром убеждать людей, он во всех уголках отыскал лиц, которые положили основание настоящим школам в современном смысле слова. Первыми помощниками В. А-ча в этом деле были мировые посредники, затем земство довершило начатое дело. Кроме постоянных училищ, В. А-ч видел могучее орудие к распространению грамотности в воскресных классах. По инициативе и при непосредственном участии В. А-ча и его ближайших сотрудников в одной Калуге скоро устроилось 6 воскресных школ, из которых в некоторых обучалось по нескольку сотен лиц. В. А-ч всячески поощрял эти школы, видя в них олицетворение лучших стремлений и упований той светлой эпохи. Каждая школа была обставлена серьезно и внимательно. Отрадно вспомнить о том одушевлении, каким проникнуты были преподаватели и руководители воскресных школ и о той напряженной работе, которую они добровольно на себя принимали.
В. А-чу удалось даже создать местную прессу. Под его влиянием официальный орган, „Губернские Ведомости\', стал помещать статьи, доступные и полезные по содержанию для всех местных жителей. Этот листок, дотоле никем не читаемый, скоро сделался любимой и интересной провинциальной газетой. Местные деятели, врачи, учителя, духовные лица, техники, чиновники стали помещать в „Губ. Вед.и свои наблюдения и мысли, так что „Губ. Вед. “ явились органом для той бодрой умственной работы, о которой была речь выше.
Вспоминая жизнь и службу В. А-ча в Калуге, было бы несправедливо упустить из виду то незабвенное участие, с которым относился он к бедному люду и в особенности к малолетним сиротам, помещенным в благотворительных заведениях. Он не удовлетворялся обычным типом сиротских домов, в которых давались сиротам лишь насущный хлеб и скудная одежда. Калужский сиротский дом по новому уставу, собственноручно написанному В.А-чем, стал доставлять призреваемым правильное воспитание и образование. Многие юноши-питомцы сиротского дома получили возможность достигнуть впоследствии даже университетского образования и стать полезными гражданами» [430] .
Такое искреннее и горячее признание великих заслуг, оказанных за 30 лет перед тем, было одним из немногих последних утешений В. А.
VI
Если, как справедливо говорят, светлый и ясный закат жизни бывает уделом только истинно добрых и честных людей, то этой редкой и заслуженной наградою вполне воспользовался В. А.
Сохранение до глубокой старости способности к труду, к любимому труду, бесспорно, одно из величайших благ, какие только возможны на земле. Этим благом также дано было пользоваться Арцимовичу почти до последних дней жизни.
Еще в конце 1892 г. можно было видеть величественную фигуру этого классического и по внешнему виду, и по внутренним достоинствам сенатора, медленною, но твердою поступью идущего в Сенат, чтобы, – следуя традициям, увы! столь редких Я. Долгоруковых, – сказать свое веское и смелое слово в защиту правды и закона, не мирволя никаким модным течениям и действительно не взирая, как выражается с своим наивным красноречием ст. 718 Уст. о Служ., «ни на какое лицо, ни на какое предложение, а тем менее на партикулярные письма, хотя бы от первейших лиц в государстве»…
Никому не могло прийти в то время в голову, что смерть уже сторожила этого бодрого, цветущего, несмотря на свой преклонный возраст, старца-красавца, выразительные черты которого, неся глубокие следы пережитого и передуманного за столь долгий и обильный событиями век, получили какой-то изящный рельеф осмысленной монументальности, согретой добрым чувством. Словно вы видели перед собою сошедшую с плафона Сикстинской капеллы из дивного сонма героев-пророков созданного могучею кистью Микеланджело, величавую фигуру могучего старца великана, но не грозного, а добродушного, с глубокими, ясными очами, с тою мягкою, таинственною улыбкою на тонких губах, которая встречается на произведениях да Винчи и смысл которой до сих пор не разгадан.
Невозможно было пройти мимо и не залюбоваться на эту колоссальную статную фигуру с прекрасными, умными, добрыми чертами лица, с красивою головою, увенчанною пышною короною серебристых седин, стяжавшею этому стойкому либералу и человеколюбивому стражу закона знаменательное наименование Монблана либерализма и гуманности.
Так и хотелось сказать этому столь бодрому духом и телом в 73 года старцу стихами Лессинга:
Alter, du bist alt in Haaren,
Bluhend aber ist dein Geist [431] .
Такая ясность духа, возможная только при чистой совести и живом сознании добросовестно исполненного долга, не покидала доблестного ветерана-прогрессиста и на смертном одре во время мучительной предсмертной болезни, при которой он оправдал характеристику, сделанную его другом и шурином, маститым поэтом А. М.Жемчужниковым:
…в нем в отпор его недугам
Духовных сил запас велик.
Подобно стоикам, В. А. не боялся, но и не жаждал смертного часа:
Summum пес metuas diem пес optes.
Он тихо опочил, сознавая, что честно служил всю жизнь тому, чему верил.
Чему же верил Арцимович?
Тому, чему нынешние гибкие, линючие оппортунисты так мало верят – в «святейшее из званий – человек» [432] , в человеческое достоинство, и верил он не так, как представители того типа флюгера-либерала, который французский публицист характеризовал словами: il est a vingt liberal et a quarante canaille, – а всеми силами души! В устах Арцимовича не было сильнейшего порицания, как слова: «людишки», «козявки», коими он обзывал мелких людей с крупными чинами, изменявших своим убеждениям и продававших свое человеческое достоинство за чечевичную похлебку или за другие более современные лакомые и сытные б