В 1852 году Чернышевский окончил курс по филологическому факультету С.-Петербургского университета. Во время прохождения университетского курса он сблизился с кружком А. И. Введенского и под его влиянием предался изучению естественных и социально-экономических наук. После кратковременного учительства в Саратове, куда манила его родная семья, Чернышевский защищал в 1854 г. диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности».
Несмотря на блестящую, а, может быть, благодаря именно этому блеску, защиту, показавшую, что на литературном горизонте взошла новая звезда, достойная занять место Белинского, диссертация не была пропущена к печати министром Норовым и напечатана была лишь потом, в 1858 г.
С 1854 г. Чернышевский вошел в качестве литературно-ученого критика в состав редакции «Современника », и с тех пор он не расставался с журналом вплоть до заключения в крепость 7 июля 1862 г.
При тех стеснениях, какие существовали для печати относительно вопросов, так или иначе затрагивающих крепостное право не только при Николае I, но и в начале царствования Александра II, никто не смел заикнуться не только об отмене крепостного права, но и вообще об улучшении экономического быта крестьян. Но как только стало возможным с начала 1857 г. касаться разных сторон крестьянского вопроса, Чернышевский весь отдался ему.
Великий мастер в уменье выбирать темы на злобу дня, вопросы, заслуживающие общественного внимания в данную минуту, и поддерживать интерес к ним путем неподражаемой, горячей, остроумной, строго научной, но общедоступной разносторонней полемики, Чернышевский на сей раз бросил перчатку экономисту старой буржуазной школы Вернадскому. Будучи убежденным сторонником необходимости сохранения русского общинного землевладения, он начал полемику с специальным экономическим журналом «Экономический Указатель », издаваемым проф. И. Вернадским. Последний отнесся свысока к вызову молодого дилетанта (противники называли « Современник » органом мельчайших) и, будучи последователем фритредерства, высказался за уничтожение общины, в которой он видел тормоз для развития сельского хозяйства. Отсюда возгорелась продолжительная и в высшей степени поучительная полемика, не лишенная серьезного значения и для нашего времени ввиду повторения марксистами старых, давно опровергнутых доводов против общинного владения. В первой статье, написанной по поводу только что вышедшей известной книги Гакстгаузена (« Современник » 1857, № 7), посвященной русскому земледелию, Чернышевский намечает схему тех положений, блестящим развитием коих в ряде последующих замечательных статей в течение трех лет он окончательно разбил наголову своих противников и оказал громадную услугу крестьянскому делу, склонив общественное мнение в пользу сохранения общинного владения.
Не разделяя вовсе мистической гордости славянофилов, считавших общину неведомым миру, самобытным изобретением одного славянского гения, Чернышевский доказывал, что общинное землевладение, как выработанное самою жизнью, должно быть сохранено, пока оно само с наступлением новых экономических условий не признает целесообразным видоизменить или отменить эту патриархальную форму владения. Считая лишенным основания утверждение противников общины, будто она служит препятствием для развития сельского хозяйства и будто обязательно должно пройти форму частного владения, чтобы перейти в фазу усовершенствованного коллективного владения, Чернышевский доказывал, что община легко может миновать стадию частного владения и неизбежного с ним пролетариата. Считая по цензурным условиям невозможным касаться прямо крепостного права, Чернышевский, на основании книги Гакстгаузена, мимоходом показывает возможность с выгодою вести хозяйство при вольнонаемном труде. Окончательный свой вывод Чернышевский формулирует так: мы вовсе не расположены считать общинный дух каким-нибудь таинственным качеством, исключительно свойственным славянской или великорусской натуре. Мы просто полагаем, что вследствие исторических обстоятельств, надолго задержавших Россию в состоянии, близком к патриархальному быту, он сохранился у нас довольно неприкосновенным, между тем как исчез он из обычаев тех племен Западной Европы, которые более нашего участвовали в движении истории. Наша историческая неподвижность послужила источником многих бедствий; она – орган нашей малой образованности, нашей бедности, нашей лени и т. д. Но среди пагубных следствий есть нечто иное, становящееся ныне чрезвычайно важным и полезным. Экономическое движение в Западной Европе порождает страдания пролетариата. У нас сохранилось противоядие от болезни, и мы бы поступили очень нерасчетливо, если бы по нелюбви к патриархальности отступили от него.
Цель Чернышевского была достигнута. Статья произвела огромное впечатление. Она задела за живое многих, и в журналах появилось множество возражений. Об общине заговорили все, а это только и нужно было Чернышевскому. Не развлекаясь партизанскою войною, Чернышевский сосредоточил мощь своей полемики против главного врага, Вернадского, говорившего как бы ex cathedra во имя европейской науки, отождествляемой часто с узкобуржуазными тенденциями Бастиа. Чернышевский выступил с двумя большими статьями «о поземельной собственности», в которых при помощи истории и статистики наглядно и с богатою эрудициею доказывает возможность преуспеяния земледелия при общинном владении («Современник », 1875. № 9 и 11).
Проходит целый год, и Чернышевский, подобно Ахиллесу, удалившемуся в свою палатку, как будто забыл про затеянную им полемику Наконец, в декабрьской книге «Современника» за 1858 г. появляется известная статья «Критика философских предубеждений против общинного землевладения», в которой на эзоповском языке при помощи излюбленной формы параболы Чернышевский поясняет причину своего молчания. На упрек Вернадского, что он напрасно взялся за обсуждение общинного владения, Чернышевский отвечает: «Я стыжусь самого себя. Мне совестно за безвременную самоуверенность, с которою я поднял этот вопрос. Этим делом я стал безрассуден, между прочим, стал глуп в собственных глазах». Чтобы понять его странное вступление, нужно вспомнить бурную историю вопроса о крестьянском наделе.
Когда в начале 1857 г. Чернышевский поднимал вопрос об общинном землевладении, то он исходил, разумеется, из того соображения, что крестьяне будут освобождены с землею, а иначе не из-за чего было и хлопотать. Но первые освободительные рескрипты 1857 г. показали, что правительство считало невозможным наделение крестьян землею, как потом при Ростовцеве считало невозможным лишение крестьян земли.
Первою статьею в русской печати, открыто поставившей этот жгучий вопрос о наделе и выпуске, была известная статья «О новых условиях сельского быта» за подписью «Современник», напечатанная в апрельской книге «Современника» 1858 г. (см. выше II главу). Она вызвала настоящую бурю. По цензуре последовали строжайшие распоряжения, автор статьи К. Д. Кавелин был отдален от преподавания гражданского права наследнику. Но мысль Кавелина была поддержана «Русским Вестником », Тверским комитетом, а к осени 1858 г., с возвращением из-за границы Ростовцева, ставшего решительным защитником надела, буря улеглась, причинив печати, по выражению Каткова, немало напрасных терзаний.
Возвращаясь к полемике с Вернадским и др. в статье своей, служащей по глубине эрудиции, остроумию, по тону, исполненному достоинства, несмотря на свою тонкую язвительность, настоящим образцом сильного слова, Чернышевский окончательно доказывает мысль, что в эволюции явлений высшая степень развития совпадает с его началом и что первобытному общинному владению нет необходимости [538] перейти в частное. Положение это иллюстрируется Чернышевским всевозможными примерами, взятыми из области геологии и физиологии, математики и биологии, истории и филологии и пр. Но, к сожалению, нет никакой возможности ознакомить в целом с этою блестящею аргументациею, а в мелких отрывках она теряет всю свою соль и букет.
В статье «Экономическая деятельность и законодательство» Чернышевский возражает против устарелого учения: «Laissez faire, laissez passer» и стоит за разумное вмешательство государства в явления экономической жизни («Совр.», 1859. № 2).
В последней статье «Суеверие и правила логики» Чернышевский наглядно обнаруживает всю бессмыслицу критики, приписывавшей низкий уровень земледелия в России именно общинному владению. Указывая на то, что враги общины симптом смешивают с болезнью, Чернышевский продолжает: «Потому и отвратительно нам слышать рассуждение отсталых экономистов, что дурное состояние нашего земледелия может быть исправлено заменою общинного землевладения частным. Не потому отвратительно слышать нам эти тупоумные, суеверные рассуждения, что мы приверженцы общинного: нет, все равно мы негодовали бы на них и тогда, когда бы думали, что частная поземельная собственность лучше. Каково бы ни было влияние системы землевладения на успехи сельского хозяйства, все-таки это влияние совершенно ничтожно по сравнению с неизмеримым могуществом тех условий нашей общественной жизни (суд, администрация), в которых кроются истинные причины жалкого положения нашего землевладения».
Кроме нескольких других статей, Чернышевский заведывал особым отделом «Современника» – «Устройство быта помещичьих крестьян», где он тщательно группировал с надлежащим разбором все появившиеся в печати статьи по крестьянскому вопросу.
В одном из его номеров (1859, № 10) Чернышевский резюмирует свои пожелания: сохранение существующих наделов с обязательным выкупом, для чего, по его вычислению, достаточно было бы 531000000 руб. Размер выкупа он считал справедливым и посильным налагать в 70–90 руб. (на деле он был назначен выше), а потому невредным.
«А если требовать выкупа в 150 руб. [539] , народ изнеможет под такою тяжестью выкупа, – пишет Чернышевский. – И что тогда будет? Чего ждет теперь крестьянин? Он ждет воли. Чего ждет он от воли? Облегчения своей судьбы. Какое же он почувствует облегчение, и поймет ли он волю, если его заставить платить оброк не меньше или даже больше нынешнего (так местами и случилось) или заставлять по-прежнему ходить на барщину?» И во имя справедливости, и в своих правильно понятых интересах Чернышевский советовал помещикам быть справедливыми к крестьянам. «Будьте