Когда составлены были проекты Судебных Уставов, при Министерстве юстиции была образована специальная комиссия для подробного разбора проектов. Редактирование замечаний министерства было возложено на Н. И. Стояновского. Чтобы дать понятие о количестве положенного им в этой стадии судебной реформы труда, достаточно сказать, что от Министерства юстиции было сделано до 1100 замечаний по существу, а именно: до 600 на статьи уст. гражд. суд., до 300 на статьи уголовного, до 80 на статьи проекта о проступ., подведом. мир. суд., и до 120 на статьи проекта учрежд. суд. мест [554] . А об обстоятельности этих замечаний можно судить по тому, что одни только замечания на уст. гражд. суд. занимают почти 300 страниц in folio. По поводу этих интересных замечаний мы имели случай говорить в другом месте [555] ; здесь отметим только, что благодаря им были внесены значительные улучшения в текст Судебных Уставов, в особенности в постановлениях об организации прокурорского надзора.
Но и сказанным не исчерпывается участие Н. И. Стояновского в подготовке Судебных Уставов. В силу особого Высочайшего повеления на него была возложена обязанность присутствовать при рассмотрении проектов Судебных Уставов в Государственном совете с правом голоса и давать словесные объяснения в развитие мыслей, высказанных в министерских замечаниях.
С утверждением Судебных Уставов далеко еще не были окончены работы по судебной реформе, – предстояли еще обширные [556] , частью законодательные, частью распорядительные работы по введению в действие Уставов. Особенно горячие пререкания вызвал вопрос о порядке введения их в действие. Одно мнение, поддерживаемое самыми горячими поборниками судебной реформы: С. И. Зарудным, Н. А. Буцковским и О.И.Квистом (в шутку противники их называли русскою тройкою: авось, небось и как-нибудь) – стояло за одновременное повсеместное введение нового суда, с тем чтобы состав его пополнялся постепенно [557] . Главным мотивом, хотя и неудобным для официальной аргументации и потому в ней не упоминаемым, было желание одним разом и бесповоротно покончить с делом, которое иначе могло затянуться на много лет благодаря обычному у нас охлаждению быстро наступающему в виде реакции после кратковременного духовного подъема. Обстоятельства последующего времени показали, что опасение это было вполне основательно: вместо предположенных четырех лет, в течение которых решено было законом 19 октября 1865 г. ввести новый суд в Европейской России, он и через 25 лет не везде еще в ней был введен…
Но Министерство юстиции, на которое всецело падала вся обширная практическая сторона введения нового суда, признавало такой план неосуществимым по недостатку персонала и материальных средств и стояло вместе с Н. И. Стояновским за открытие на первое время только двух судебных округов (С.-Петербургского и Московского) и за постепенное открытие других округов. Это мнение одержало верх и получило Высочайшее утверждение 19 октября 1865 года.
После этого под главным руководством Н. И. Стояновского в Министерстве юстиции началась кипучая, сложная и кропотливая работа по составлению правил о скорейшей ликвидации старых судебных учреждений, об окончании или переносе старых дел в новые суды, а также о введении гласности и некоторых начал нового суда в старые судебные учреждения (закон 11 октября 1865 г.). Кроме того, предстояло озаботиться устройством зданий для новых судебных установлений при новой обстановке гласного судоговорения. Наконец, следовало принять самые энергичные меры к привлечению на новые судебные должности достойного персонала [558] . И тут Н. И. Стояновский благодаря своему обширному знакомству с судебным ведомством сослужил новому суду большую службу, привлекши в его ряды деятелей, которые доселе составляют гордость нового суда и его лучшие кадры и образцы. Они создали добрые традиции нового суда, которые и доныне поддерживают в нем его дух независимости и энергию, несмотря на окружающие неблагоприятные условия.
Весною 1866 г. открыты были новые суды, но при трудных условиях состоялось это торжество. Вскоре руководство новым судом отошло от людей, искренно преданных основным началам этого суда, и перешло по проискам реакции в руки людей или равнодушных, или враждебных его началам. С 1867 г. Н. И. Стояновский покидает пост товарища министра юстиции и назначается сенатором уголовного кассационного департамента.
В этой стадии своей служебной деятельности г. Стояновский поработал тоже очень много для проведения в жизнь тех начал, на которых зиждется наше новое судебное законодательство. Равноправность сторон, уважение в подсудимом его личности, непоколебимость судебных решений, полное устранение администрации от вмешательства в судебные дела и другие новые принципы судебной реформы беспрестанно приходили в столкновение с старыми вековыми навыками. Нужна была вся твердость первых кассационных сенаторов, чтобы удержать новые судебные учреждения на пути, указанном судебными уставами. Дух их, невидимо витавший над первыми судебными деятелями, давал верный ключ к распознанию пути правды, каковой ключ, к сожалению, впоследствии был порою утерян или испорчен.
Здесь не место перечислять многочисленные превосходные кассационные решения, состоявшиеся по докладу и внушению Н. И. Стояновского. Сошлюсь на одно. В самом начале кассационной практики сенату пришлось встретиться с вопросом, может ли быть обжаловано в кассационном порядке определение судебной палаты об исключении из сословия присяжного поверенного. Сенат, по докладу Н. И. Стояновского, следуя духу Судебных Уставов, не усомнился предоставить подсудимому эту гарантию, хотя она прямо не была установлена законом. Но tempora mutantur, и сенат впоследствии без достаточных оснований изменил свою практику [559] .
В заключение позволю себе отметить, что Н. И. Стояновский всегда поддерживал тесное общение с юридическою наукою и литературою. Он давно уже состоит почетным членом нашего старейшего Юридического общества Московского и председателем С.-петербургского с самого его основания. С 1882 г. Н. И. состоит председателем Редакционной комиссии, составляющей проект гражданского уложения.
Интересны для характеристики недавнего «доброго старого времени» обстоятельства, при которых состоялся литературный дебют Н.И.В 1850 г. цензура задержала его «Практическое руководство по уголовному судопроизводству» по глубокомысленному мотиву, заимствованному у калифа Омара, сжегшего Александрийскую библиотеку. В сочинении г. Стояновского встречались несколько «собственных» соображений автора. Вот это именно обстоятельство и послужило причиною запрещения книги! Все что нужно знать о законах, рассуждал цензор, помещено в Своде, а чего в нем нет, то лишнее и в опубликовании его нет надобности… И это говорилось в то время, когда в основании государственного строя лежало крепостное право, в судах господствовало повальное взяточничество, кнут и вообще телесное наказание господствовали в уголовном праве, а во всей России слышалось одно только молчание на разных языках и возглас: все обстоит благополучно!
III
А. А. Головачов
Ноябрь 1841–1891 гг
В Москве в тесном кругу друзей, читателей и почитателей Алексея Адриановича Головачова был очень скромно отпразднован 28 ноября 1892 г. 50-летний юбилей его общественно-публицистической деятельности. Принадлежа к старому корчевскому дворянскому роду,
А. А. всегда принимал горячее участие в общественных делах своего уезда и губернии, сначала как член дворянских собраний и уездный предводитель, а потом и как гласный уездного корчевского и губернского тверского земских собраний. А. А. продолжает доселе оказывать свое просвещенное содействие Тверскому земству, всегда занимавшему и ныне занимающему одно из первых мест в ряду других земств верностью основным началам самоуправления, а также и разнообразием и интенсивностью своей деятельности на пользу народного просвещения и других культурных нужд края.
Самая продуктивная и кипучая деятельность г. Головачова относится к живой и бурной освободительной эпохе конца 50-х годов, когда все, что было в России честного, мыслящего и порядочного, переживало то невыразимо сладкие, то мучительные перипетии двигавшейся скачками [560] крестьянской реформы. Как член Тверского дворянского губернского комитета и корчевский уездный предводитель А. А. Головачов принимал самое деятельное участие в работах комитета по освобождению крестьян и, после знаменитого его председателя А. М.Унковского был самым усердным, энергичным и талантливым защитником либеральной программы о полном освобождении крестьян от помещичьей власти с наделением их землею. В составлении и редактировании известного «Обзора оснований», при котором представлен был правительству проект тверского дворянства (см. главу II, § 3), А. А. как человек с солидным образованием и прекрасно владеющий пером принимал также весьма деятельное участие [561] . Равномерно и в представленных А. М.Унковским в качестве депутата тверского дворянства замечаниях на работы Редакционной комиссии А. А. был взят на себя важный отдел: разработка финансовой стороны крестьянского вопроса [562] .
В бурной истории тверского дворянства конца 50-х годов был один эпизод, в котором А. А. Головачову пришлось играть особенно видную роль. Вслед за удалением А. М. Унковского от должности предводителя дворянства оно необыкновенно торжественно выразило свое сочувствие своему смещенному, сосланному предводителю, постановив между прочим учредить в честь его 12 стипендий в Московском университете. Заместивший временно должность губернского предводителя, уездный тверской предводитель Клокачев, «человек низкой души и всеми ненавидимый» [563] , без всякого законного повода приостановил приведение в исполнение помянутого постановления, подписанного 11 предводителями из 12.
Возмущенный произвольным и недостойным образом действий Клокачева, А. А. Головачов как корчевский предводитель написал ему письмо, в котором выразил чувства, испытываемые в то время большинством тверских дворян. «На каком основании, м. г., – писал он, – вы позволили себе наглую дерзость против 11-ти гг. предводителей уездных, дерзость, состоящую в том, что вы усомнились в правильности составления протокола. Возражение, сделанное вне собрания, где-нибудь за углом и под прикрытием канцелярской тайны, не могло ослабить или уничтожить силу и действие протокола, публично и гласно составленного в зале губернского собрания. Протокол этот мог потерять свою силу только в том случае, если бы вы имели возможность доказать, что он составлен фальшивым образом, вопреки желания дворян, бывших на съезде; стало быть, вы имели серьезные подозрения в этом, если решились производить следствие над 11-ю уездными предводителями. А потому я имею полное право назвать подобный поступок ваш наглою дерзостью… Какие же побуждения заставляли вас так действовать? Позвольте мне самому отвечать на этот вопрос. Я думаю, что поводом к этому была одна жалкая, низкая, гнусная