вершенно уравнивает своих деятелей без различия происхождения и общественного положения. Каждый адвокат сам завоевывает себе место в сословии, и никакие усилия высоких покровителей и «кумушек» не побудят клиентов вверять дела «по протекции». Нужно было действительно глубокое внутреннее влечение к этой трудной, но столь привлекательной для людей независимого характера свободной профессии, чтобы предпочесть ее другой, более покойной, обеспеченной и блестящей, с точки зрения честолюбия, коронной службе. Нужен был немалый нравственный закал, чтобы благополучно обойти подводные камни, которыми так изобилует адвокатское поприще и о которые так легко и часто разбиваются неустойчивые адвокаты, даже одаренные крупным талантом. Нужно было, действительно, исключительное глубокое призвание и влечение, чтобы с честью пройти столь длинный общественный путь и до настоящего времени сохранить живой интерес к адвокатской профессии, то feu sacre, без которого эта свободная профессия очень скоро превращается в одно из тяжелейших и скучнейших ремесел.
В многочисленных характеристиках В. Н., появившихся в газетах и в застольных речах, отмечались крайне ценные в адвокате нравственные и умственные черты, из коих некоторые всецело присущи деликатной, мягкой натуре юбиляра, а другие объясняются частью его личными свойствами, частью теми добрыми и мужественно-честными традициями строгой адвокатской этики, которые издавна выдвинули вперед петербургскую адвокатскую корпорацию, обеспечив ей первенствующее положение в среде всей русской адвокатуры.
В. Д. Спасович отметил в деятельности В.Н. как выдающуюся черту ее светскость , галантность, джентльменство, благовоспитанность, мягкость, благодушие.
Эта черта далеко не так маловажна, как это может казаться с первого взгляда. Живое, теплое, даже горячее, страстное отношение к делу не только возможно, но и необходимо для адвоката, мало-мальски добросовестно и по призванию исполняющего свои профессиональные обязанности. Но тут, как и везде, чувство меры и такта необходимо, иначе ведение дела превращается в бой обозленных петухов или грызню зверей, беспощадную, непримиримую битву по правилу: «In hostem omnia licita». Многие в высшей степени честные, бескорыстные и искренно преданные вверенным им интересам адвокаты, отдаваясь без удержу действию своего живого, нервного темперамента, столь драгоценного вообще для адвоката, вносят в прения чересчур много страстности, впадая в то, что французы называют defaut de ses qualites. He говоря о других неудобствах такого чересчур ожесточенного боя, он оставляет в борющихся мутный и горький осадок неприятных воспоминаний, портящих те добрые товарищеские симпатичные отношения confraternite, которые составляют одну из основ адвокатского корпоративного строя.
«В профессии, – говорит парижский батонье Лиувиль, – на которой нельзя подвизаться иначе как вдвоем; на которой беспрестанно приходится сталкиваться лицом к лицу с товарищами по профессии, где товарищ, призванный для борьбы, воодушевленный долгом и убеждением, смело возражает своему противнику, где живость нападения вызывает еще большую живость отпора, – что бы с нами было, Боже мой, если бы товарищеская симпатия не сходила с неба для замирания этих битв; если бы боевое оружие не заменяла она оружием турниров (armes courtoises); если бы, смягчая наше усердие, умеряя наш пыл, она не возбраняла превращение стычки клиентов в ссоры адвокатов; если бы к концу заседания она, эта симпатия, не обращала своего умиротворяющего quos ego!., к бушующим волнам, отголосок коих не идет дальше судебной камеры!.. Это оно, именно это чувство товарищества, прелести которого вы со временем узнаете, – говорил батонье стажерам, – оно только нас сдерживает, оно одно делает возможным по окончании битвы жать товарищам эти руки, всегда дружественные, хотя то и руки противника» [567] .
Г. Герард именно и был по преимуществу пропагандистом «цивилизованных», «рыцарских» приемов судебной борьбы. Для удачного исполнения этой миссии сама природа отпустила ему все данные и средства: внешнее изящество, привлекательная наружность, ласкающий ухо мягкий баритон, врожденная деликатность, развитая воспитанием, утонченная чисто французская вежливость и предупредительность, которая не только на турнире, а на самом поле настоящей битвы уступает первый выстрел противнику, как это сделал граф д’Отрош в 1745 г. в битве при Фонтенуа, сказав английскому командиру: «Non monsieur, nous ne tirons jamais les premiers. Tirez, vous-memes!..» Распространение в нашей молодой адвокатуре правил честного, благородного рыцарского боя с возможною при всей горячности схватки предупредительностью было тем настоятельнее, труднее, а стало быть и почетнее, что нравы наши вообще далеко не страдают и не страдали избытком мягкости и лояльности во взаимных сношениях, а судебно-адвокатские в особенности, где на самом кануне судебной реформы были в ходу приемы взаимного надувательства и мошеннического «путания дел» во вкусе гоголевского «юрисконсульта».
После таких «жестоких нравов» тем неожиданнее и приятнее было встретить этого изящного, галантного бойца, отважно бьющегося, как лев, в защиту взятых им под свое покровительство интересов, но до фанатизма верного охране адвокатского point d’honneur, до щепетильности строгого к вопросам чести и порядочности.
Любопытный в этом отношении казус представило известное дело миллионера Овсянникова, обвиняемого в поджоге. Г. Герард был поверенным гражданского истца, страхового общества. Вдруг неожиданно по открытии заседания защита Овсянникова заявляет отвод против г. Герарда, ссылаясь на то, что Овсянников обращался к нему с просьбою принять защиту. Оказалось, что Овсянников действительно предлагал г. Герарду свою защиту, но он, ознакомившись с делом, отказался принять его. Стало быть, никаких оснований не было у г. Герарда не выступать против Овсянникова (а иначе стоило бы обвиняемому обойти всех корифеев адвокатуры с предложением защиты и таким простым способом освободить себя от опасных противников!). Г.Герард вправе был оставить без внимания этот кляузный отвод, который, конечно, был бы отклонен и судом. Но еще больше был прав В.Н., добровольно отказавшись от дела по высшим соображениям деликатности и безукоризненной честности, дабы устранить самую тень сомнения относительно своего поведения. Г. Герард нес не только материальный ущерб, но рисковал даже навлечь на себя некоторое нарекание со стороны доверителя, несмотря на безупречность своего поведения (говорим, безупречное, потому что, во-первых, предвидеть такой странный отвод не было возможности, а во-вторых, доверитель вправе требовать от своего доверенного мужества и самопожертвования, но не в ущерб требований чести, хотя бы и очень тонких и необщепринятых), и тем не менее, добровольно отказавшись от дела, г. Герард совершил с высшей этической точки зрения прекрасный поступок, делающий ему честь и создающий в сословии прецедент, достойный подражания.
Только тот, кто близко знаком с интимною стороною адвокатской профессии, знает те чрезвычайные трудности, которые представляет она для адвоката, смотрящего на свою деятельность как на серьезное общественное служение. Недаром еще Квинтилиан наряду с техническим элементом, с уменьем говорить, с даром слова (dicendi peritus) ставил элемент этический, нравственную порядочность, адвокатскую чистоплотность (vir bonus). Без этого нравственного элемента адвокатская профессия превращается в одно из самых несимпатичных антисоциальных, грязных ремесел, близких, sit venia verbo, к умственной и нравственной проституции; ибо что же может быть ниже, гаже и оскорбительнее для человеческого достоинства, как торговать оптом и в розницу своим словом, мыслью, всем своим нравственным существом, не имея иной цели и побуждения, как или слава непобедимого софиста, или, того хуже, грубый материальный расчет? Существование такого адвокатского типа, к сожалению, факт, не подлежащий сомнению. Но не он, к счастью, давал и дает тон русской адвокатуре. Лучшие представители петербургской адвокатуры: К. К. Арсеньев, В. Д. Спасович,
А. М.Унковский, В. Н. Герард, В. И. Танеев и др., высоко державшие знамя русской адвокатуры, сразу поняли и оценили важное гражданское значение адвокатской кафедры в России как единственной почти публицистической кафедры для распространения в обществе начал законности, равноправности, гуманности и честности [568] . А для удачного выполнения такой благородной программы conditiones sine quibus non суть: а) тщательный выбор дела и аргументов по делу с точки зрения нравственной и законной; Ь) бесстрашное, беззаветное служение делу «до последней капли крови», по известной присяжной формуле, раз только сделан такой именно тщательный выбор. В этих двух пунктах «весь закон и пророки» адвокатского поведения, альфа и омега адвокатского нравственного кодекса.
«Секрет моего успеха, – сказал г. Герард в ответ на одно из приветствий, – очень прост. Я всегда относился строго к выбору дел, брал исключительно дела, которые я должен бы выиграть, или, по крайней мере, такие, за которые не краснел бы , если бы и проиграл. Другая привычка моя – строгий выбор аргументов, приводимых по делу хотя бы и такому, которому бы я не сочувствовал, но которое обязан был вести по назначению от суда. Только этому примеру следовать я и могу рекомендовать своим молодым коллегам».
Благо тому, кто после многолетней и обширной практики может так говорить публично, не рискуя встретить вокруг себя либо скептическую улыбку, либо прямое возражение, а напротив, получает, как это было в данном случае, от лица общепризнанных авторитетов корпорации, дорогое и непререкаемое свидетельство справедливости своей профессиональной исповеди. «В. Н. Герард совершенно справедливо указал, – говорил К. К. Арсеньев, составлявший некогда красу и гордость петербургской адвокатуры, а ныне русской публицистики, – на последовательность своей аргументации по делам как на пример, достойный подражания. Последовательность эта выражается вовсе не в «холодной» стройности умозаключений, а лишь в том, чтобы не «пригонять» аргументации к каждому данному делу, чтобы завтра не ратовать против тех принципиальных положений, которые сегодня отстаивал. А в этом, действительно, высшая гарантия чистоты адвокатуры, несение ею того знамени, которое вручено ей Судебными Уставами. Юбиляр принадлежит к числу лиц, наиболее сохранивших чистоту этого знамени, и по поводу его двадцатипятилетия наиболее уместно пожелать восстановления „медового месяца“ адвокатуры, как и нового суда». «Адвокатская профессия – правду сказать – едва ли может считаться особенно благоприятной для идеальной нравственности, – говорил другой знаменитый член петербургской корпорации А. М. Унковский. – Но я должен сказать, что