В. Н. Герард доказал, что можно оставаться в ней с совершенно незапятнанной джентльменской репутацией: это один из самых честнейших адвокатов, каких я знал».
Пред такими авторитетными заявлениями должны умолкнуть всякое недоверие и вражда принципиальных противников нашей адвокатуры [569] , а также ламентации адвокатов с двусмысленною репутациею, привыкших нерасположение к ним товарищей приписывать профессиональной зависти [570] .
Одна из газет, и притом такая, которая далеко не отличается избытком привязанности к основным задачам присяжной адвокатуры, характеризуя деятельность г. Герарда, сказала, что он был в полном смысле слова «рыцарем без страха и упрека». Завидная, достойная похвала, вызванная 25-летним доблестным служением двум вышеуказанным основным принципам адвокатуры! Избрав дело или приняв защиту по назначению, между прочим, и по политическим процессам, г. Герард, действительно, служил ей с верностью истинного chevalier de la loi, пренебрегая соображениями личных неудобств и безопасности и имея в виду одно мужественное служение профессиональному долгу, закону и гуманности. Приятно, лестно и почетно служение этому благородному знамени в тиши кабинета или в многочисленной аудитории, сочувственно внимающей призыву к принципам человечности и затем устно и печатно разносящей славу честного защитника угнетенных; но во сколько крат почетнее геройская служба храброго защитника, когда он говорит среди недружелюбно настроенных слушателей, полных нетерпения, недоверия и негодования, перед нахмуренными лицами негодующих судей, едва сдерживающих себя в пределах подобающего месту внешнего приличия; когда он, враждебно комментируемый, часто прерываемый, умеет найти в самом страшном преступнике проблески человечности; когда он заставляет, если не внять, то хоть прислушаться к голосу сострадания, к принципам человечным, вечным, во имя святого начала правосудия:
Nul n’est juste, s’iln’est doux [571]
или, как говаривал Грановский, человечность прежде всего!
Таких примеров честного мужества и адвокатской доблести, без коей в иных случаях защита превращается в простой кощунственный обряд, было немало в славном прошлом В. Н. Герарда.
Нельзя не отметить еще и той выдающейся роли, которую В.Н. играл в корпоративной жизни петербургской адвокатуры, служа ей не только образцами своей личной профессиональной деятельности, но и как член сословного представительства. В течение 25-ти лет
В.Н. был видным и энергичным сословным деятелем, беспрерывно участвуя в качестве члена или товарища председателя Совета в выработке тех профессиональных правил поведения, которые составляют драгоценный капитал не только петербургской, но и всей вообще русской присяжной адвокатуры.
Хорошо понимая все серьезное значение для будущности адвокатуры правильного и разумного устройства школы для молодой адвокатуры, В.Н. и сам отдавал много времени и любви для занятий с своими личными помощниками и сильно отстаивал необходимость организации сословных учреждений, без которых невозможно воспитание помощников присяжных поверенных в духе традиций присяжной адвокатуры. Искренняя и сердечная признательность, высказанная адвокатскою молодежью В. Н. по поводу его юбилея, была одною из многочисленных наград, заслуженных г. Герардом во время скромного, но знаменательного чествования его, как достойного представителя присяжной адвокатуры.
V
И.Я.Фойницкий
1 июня 1868–1893 гг
1 июня 1893 г. в Петербурге происходило домашним образом чествование известного нашего криминалиста, профессора Петербургского университета, товарища обер-прокурора уголовного кассационного департамента И. Я. Фойницкого по случаю исполнившегося 25-летия его профессуры и научно-литературной деятельности. Продолжительная научная и публицистическая деятельность уважаемого криминалиста не замыкалась в тесные пределы академического преподавания и не раз соприкасалась с текущими государственными и общественными вопросами, имеющими крупный жизненный интерес. Обе диссертации его на ученые степени – «Мошенничество по русскому праву» и «Ссылка на Западе», затрагивали вопросы, имеющие серьезное значение для русской действительности, как и большинство статей и монографий его, как-то: «Исходные моменты законодательства и печати», «Защита в уголовном процессе» [572] , «Оправдательные приговоры присяжных и меры к их сокращению» и мн. др. [573]
Но самым капитальным трудом проф. Фойницкого в общественном смысле был знаменитый его «Курс уголовного судопроизводства» [574] . Значение и заслуга его усугублялись временем его появления. Это было время, когда вся реакционная пресса, с М. Н. Катковым во главе, сомкнутыми рядами шла против Судебных Уставов, выставляя все их основные принципы и в теории неверными, и на практике опасными для нашего государственного порядка, и несовместными с правильным развитием России. Кликуши московской сыскной печати сумели даже день открываемого судебным ведомством памятника в Москве творцу Судебных Уставов обратить в средство для травли судебных учреждений, указывая кровавые пятна на белом мраморе статуи Александра II и недвусмысленно ставя их в счет новому суду… Возмущенный этими доносами и бесшабашною травлею И. С. Аксаков писал в 1884 г. (по адресу публицистов Страстного бульвара и их приспешников): «С легкой или, вернее, тяжелой руки „Московских Ведомостей! прочие газеты и газетки с публикой вкупе хором ревут на новый суд: „Ату его! Ату!“, глумятся, ругаются, мечут грязь со свистом и хохотом во весь судебный персонал, во весь судебный институт с его прошедшим и настоящим, как будто кто им задал за дачу не только поколебать его авторитет, но и омерзить его, сделать ненавистным в народных понятиях»!.. В защиту оклеветанных и ежедневно обливаемых грязью судебных учреждений раздавались лишь немногие, едва слышные голоса.
Среди этих немногочисленных голосов самым громким и авторитетным был раздавшийся именно в эту критическую минуту, и потому особенно нужный и ценный, голос такого компетентного судьи, как известный процессуалист, проф. Фойницкий, прекрасно знакомый с уголовным процессом и в современной научной обработке его, и с практической стороны, а также изучавший историю Судебных Уставов по подлинным ее документам. Имея общепризнанное право говорить от имени науки и судебной практики, г. Фойницкий в своей книге, которая, к сожалению, не могла быть окончена по независящим от автора обстоятельствам, представил в 1884 г. замечательную по богатству собранного сравнительно исторического и практического материала апологию основ судебной реформы и ее исторической миссии.
Проследив подробно историю подготовки судебного преобразования 1864 г., проф. Фойницкий так определил цель составления Судебных Уставов. «Не политическими волнениями, – писал он, – не борьбою политических партий и политических страстей вызван к жизни этот великий памятник законодательства, а исключительно сознанными правительством и обществом потребностями правосудия; не политическое господство того или другого интереса стремится он закрепить и развить, а государственное господство общего для всех одинакового интереса правды и справедливости насаждает он в русской земле» [575] .
Коснувшись вопроса о своевременности издания Судебных Уставов и поворота, совершенного ими от системы правительственной опеки к системе самодеятельности народной, ученый процессуалист говорил: «Составители Уставов 20 ноября и высшее правительство, давшее им санкцию, твердо и много доверяли русскому народу: его чувству права, его знанию меры. Напрасны были голоса, указывавшие на необразованность массы и отсутствие политического воспитания; составители Уставов отвечали, что тот же гласный суд воспитает его политически, открыв доступ для его участия в государственной деятельности. Они помнили притом, что русские государи в самые трудные исторические минуты исправляли при помощи народа судебные неурядицы, созданные волостельским и приказным элементами; помнили, что русский народ в течение всей эпохи крепостного гнета берег и хранил в своей среде правый суд и, без сомнения, положились на него. Опыт блистательно подтвердил основательность их мнений» [576] .
Коснувшись вопроса о «подражательности» Суд. Уст., проф. Фойницкий опровергает распускаемый врагами судебной реформы нелепый упрек в рабском копировании с французского образца. «Составители Судебных Уставов твердо верили в дело прогресса общечеловеческого, – замечает г. Фойницкий, – им чужд малейший упрек в стремлении быть национальными во что бы то ни стало, даже ценою справедливости »… Указав затем, что заимствования делались не только из французского, но и из английского законодательств, «являющихся учителями всего человечества», профессор Фойницкий устанавливает, что самые заимствования делались лишь после тщательной проверки и сообразуясь с силами и особенностями русского народа. «Ни один процессуальный институт наших Уставов, – справедливо отмечает он, – не может быть признан ни английским, ни французским; на каждом из них легла печать самобытности , каждый из них имеет самостоятельную русскую физиономию, приноровленную к русским нуждам, непонятную без изучения русских условий» [577] .
Переходя к изучению в отдельности главнейших институтов нашего нового судебного права, к отделению власти судебной от административной, к несменяемости судей, участию в суде народного элемента и т. д., г. Фойницкий с большим знанием и талантом следит за теми историческими и бытовыми соображениями, коими вызваны эти необходимые гарантии правосудия. В частности с особенною тщательностью обработан в книге г. Фойницкого отдел о суде присяжных, дающий весьма полные данные о постановке этого института как у западных европейских народов, так и в России. «Выросшее в Англии, – так начинает свою характеристику г. Фойницкий, – принятое затем и обработанное во Франции, установление присяжных стало мировым судебным институтом, характеризующим цивилизованные нации. Палладиум личной свободы и политической независимости народной, ревностный страж общественной безопасности и строгий судья злодеяний, это установление более или менее делается для культурного мира судом естественным по преимуществу, от ведения которого в интересах народной экономии устраняются лишь дела наименьшей важности. Принятое Уставами Александра II, оно стало