Материальная основа этого развития, связывающая в единое целое мужскую и женскую субкультуры, оружейное и ювелирное ремесло, кораблестроение, динамику градостроительного роста и социальной эволюции виков, представлена особой категорией древностей эпохи викингов — кладами серебра. Драгоценный металл — сырьевая база ювелирного ремесла, средство обращения в торговле, военная добыча, основное мерило социально-политических расчетов (межродовых платежей, судебных штрафов, государственных податей). Вместе с тем клады позволяют судить и о более глубоких процессах накопления, обращения, распределения ценностей, а следовательно, раскрывают едва ли не стержневые линии развития, общественное распределение созданного в течение IX–XI вв. экономического потенциала скандинавского общества.
Суммарное количество кладов эпохи викингов в Скандинавских странах (известное сейчас) приближается к 1000 находок; примерно половина из них приходится на долю о. Готланд, вдвое меньше — на остальную территорию Швеции (Stenberger 1977: 443.); четвертая часть от общего количества кладов найдена в Дании и Норвегии, при этом датских кладов — вдвое больше (табл. 12).
Вес и состав кладов эпохи викингов изменяется в пределах от нескольких дирхемов (до 20 г серебра) до 8–10 кг (2–3 тыс. монет). Самые ранние клады Готланда, появляющиеся в первый период обращения дирхема (770–833 гг., по Янину-Фасмеру), невелики по размеру, состоят из арабского серебра с небольшой примесью сасанидской монеты (Stenberger 1947). Во второй половине IX в. (особенно после 860-х гг.) количество и размер кладов резко увеличивается, появляются сокровища, насчитывающие свыше тысячи монет (№ 391, 422, 457, по Стенбергеру); увеличение «серебряного потока», несомненно, связано с развитием отношений между скандинавами и восточноевропейскими народами (Потин 1970: 69–70). На рубеже IX–X вв. в кладах вместе с арабским серебром появляются характерные восточноевропейские вещи (гривны глазовского типа, известные от Прикамья до Финляндии) (Stenberger 1977: 446). Вес кладов возрастает, достигая во второй половине X в. 7–8 кг.
В кладах Дании IX в. (как и в погребениях Бирки) с арабскими дирхемами сочетается небольшое количество франкских, фризских, реже — английских монет; основную массу серебра составляет, однако, восточное. Византийские монеты в кладах X в. (на Готланде — около 400 и в Швеции — 30) свидетельствуют о возрастающей роли Пути из Варяг в Греки.
Во второй половине Х в. количество арабского серебра, поступающего в Европу, резко сокращается (Янин 1956: 129–130). Этот спад компенсировался увеличением количества западноевропейской монеты, вовлекавшейся в обращение. В 964–969 гг. начинается разработка Раммельсбергских серебряных рудников в Гарде (Потин 1968: 41, 53–54). Место арабских дирхемов в денежной системе Севера занимают германские денарии. В самом конце X в. наряду с немецким начинает интенсивно поступать английское серебро, взимавшееся в качестве «датских денег». Английские и германские монеты преобладают в кладах, зарытых после 1000 г. (Randsborg 1980: 142–143). В кладах южной Скандинавии, Сконе, эта переориентация «серебряного потока» проявилась особенно резко: кладов 960–970 гг. здесь нет вовсе, с 980-х гг. их количество вновь возрастает, достигая максимума к 1040-м гг.; затем начинается плавный спад, до середины XII в. (Hardh 1976: 39–44). С последней четверти X столетия западноевропейское серебро (германское, а затем и английское) начинает стабильно поступать из Скандинавии на Русь, прежде всего в земли Новгорода, где становится, наряду с весовыми слитками — «гривнами» (ок. 50 г серебра), привычным средством денежного обращения в XI — начале XII в. (Sotnikova 1990: 308).
Наряду с монетами в кладах содержатся металлические вещи, лом, слитки драгоценного металла, часто в виде колец — baugar, служивших основной мерой платежа (отсюда — baugamenn — родичи, располагающие преимущественным правом на получение виры, или baugrygr — «госпожа кольца», единственная наследница в обычном праве) (F., IV, 33; V., 9; V., 4; G., 275). Монетные, вещевые и монетно-вещевые клады представляли собой иногда довольно значительные сокровища. Крупнейший из кладов, характеризующий позднюю эпоху викингов и зарытый около 1140 г. в Бурге-Луммелунда (Готланд), весом 10 кг, состоял из 3290 монет (почти исключительно германских), а также 30 серебряных слитков-гривен. Форма, вес и русские надписи на 12 из них указывают, что в серебряном обращении Русь по-прежнему играла важную роль. Об этом же, впрочем, свидетельствует и устойчивый ввоз на Русь денариев через скандинавские страны на протяжении XI–XII вв. (Stenberger 1977: 454; Потин 1968: 69).
Денежное обращение в североевропейской системе на протяжении трех столетий оставалось стабильным. Скандинавские страны выступали в основном импортерами серебра. Первые опыты местной чеканка монет в виках фиксируются около 825 г.; однако привозное серебро, видимо, подрывало жизнеспособность местной валюты. Выпуск ее возобновляется лишь после 950-х гг. (Maimer 1966: 247). Первые «королевские» монетные серии, которые можно рассматривать как начало стабильной государственной чеканки, в Норвегии появляются при Олаве Трюггвасоне (995–1000 гг.), в Дании — при Свейне Вилобородом (995–1014 гг.), в Швеции — при Олаве Шетконунге (995–1020 гг.), но здесь выпуск монеты прерывается в середине XI в. (Потин 1968: 20).
В основном потребность в серебре удовлетворялась за счет поступлений извне. Даже начальная стабилизация собственной чеканки скандинавских стран не снимала потребности в привозной монете. Одновременная со скандинавскими эмиссия серебра (и золота) киевских великих князей при Владимире Святом и Ярославе Мудром была начата по образцу византийского чекана басилевсов Василия II и Константина VIII (976–1025); известны около 340 древнейших русских монет (полтора десятка золотых, остальные — серебро), при этом несколько «сребренников» Владимира и Ярослава найдено в Скандинавии (один — в кладе из Ромсдаля, в Норвегии, датированном 1025 г., два — в кладах Готланда, 1055–1060 гг. и «XI в.»); русское серебро поступало на Север в общем потоке с западноевропейским и сохранявшимся в обороте «куфическим» (Сотникова 1995: 170–171). «Ярославле сребро», выпущенное киевским князем для расплаты с варяжскими наемниками в 1018 г., вызвало в Скандинавии подражания киевскому чекану, известны по крайней мере 5 «имитаций» из кладов второй четверти XI в. (Sotnikova 1990: 308).
Исследованиями последних лет установлена взаимосвязь «волн серебряного импорта» не только с динамикой восточноевропейского и западноевропейского денежного обращения в целом, но и с известиями о походах и войнах викингов как на Западе, так и на Востоке: количество западноевропейских монет в Бирке изменяется в зависимости от интенсивности нападений норманнов на Англию и Францию (Randsborg 1981: 862–868), в поступлениях арабского серебра в тот же центр выявляются колебания, совпадающие с сообщениями о набегах «русов» 860–945 гг. на берега Закаспия (Лебедев 1982: 149–163; Jansson 1985: 178–179). Данные об участии варяжских дружин в этих комбинированных, морских и сухопутных, походах подтверждаются и другими, как письменными, так и археологическими источниками (Лебедев 1979а: 191–194; Лебедев 1982в: 149–163). Разумеется, это не исключает как чисто торгового или «смешанного» военно-торгового (типичного для «русов» восточных источников) характера ряда скандинавских предприятий за рубежом, так и (главным образом) дальнейшего движения серебра во внутреннем и международном обращении (Фомин 1982: 16–21). Однако для определения социальной природы «движения викингов» и места этого движения в общественном перевороте IX–XI вв. констатация теснейшей связи между набегами норманнов и поступлением значительной массы материальных ценностей на Север имеет принципиальное значение.
Несомненно, походы викингов стали важнейшим не только социальным, но и в прямом смысле слова — экономическим фактором, они обеспечили концентрацию (в сравнительно короткие исторические сроки) такого количества новых, созданных за пределами скандинавской экономики, материальных ресурсов и средств, которое невозможно было бы получить ни за счет развития торговли, ни ремесла, ни аграрной деятельности; ресурсов и средств, при этом они стимулировали интенсификацию всех перечисленных сфер экономики и создавали качественно новые возможности формирования общественных и политических структур.
Общее количество привозного серебра в IX–XI вв., сохранившееся до наших дней в обнаруженных кладах эпохи викингов, исчисляется более чем 160 тыс. серебряных монет (их распределение по скандинавским странам см. в табл. 13).
Общее количество серебряных монет фиксирует нижнюю границу объема поступивших на Север ценностей. Золото, судя по письменным памятникам, игравшее важную роль, археологически почти не представлено: известна лишь одна золотая гривна эпохи викингов (Фьёлкестад, Сконе); в кладе из Эриксторпа (Эстеръётланд) найдено 7 золотых браслетов и 1 золотая круглая фибула, и это — едва ли не крупнейший клад золотых вещей IX–XI вв. (Stenberger 1977: 450). Вероятно, большое количество золота было изъято в ближайшие к эпохе викингов столетия (может быть, в самом конце ее) в виде платежей, выкупов, даней и пр. Следует учесть и то, что сферы обращения золота и серебра несколько различались — значительная часть золотых изделий оказывалась за пределами той общественной среды, которой в основном принадлежали зарытые в землю клады серебра, и, вероятно, продолжала оставаться в обращении и быту элиты скандинавского Средневековья (Кпаре 1994: 76–77).