Второй раз в этот регион Микоян отправился уже после смерти Сталина, в 1954 г., на обратном пути из Кмиая, где он в составе советской правительственной делегации находился на праздновании 5-летия образования КНР. Главной его целью было выяснить, насколько важен этот регион для Советского Союза и на какие возможные уступки можно было бы пойти для того, чтобы в максимальной степени нормализовать отношения с Японией[267]. Тем более, что ее руководство к тому моменту занимало принципиальную позицию, требуя возвращения Курил под свою юрисдикцию[268].
Поскольку вопрос о поисках разумного компромисса затрагивал интересы еще одного дальневосточного геополитического игрока и одновременно ближайшего союзника СССР – коммунистического Китая, Микоян во время своего визита в Пекин в апреле 1956 г. проинформировал его руководство о возможных советских действиях относительно Курил[269]
После обсуждения в Пекине непростого для Москвы вопроса о возвращении Внешней Монголии в состав КНР, в ходе которого советская сторона подтвердила свою прежнюю позицию[270], а китайские лидеры проводили аналогию с ситуацией вокруг Тайваня, также оказавшегося вне КНР, беседа перешла несколько в иную плоскость. Чжоу Эньлай неожиданно спросил Микояна, как в СССР относятся сегодня к территориальным приобретениям, сделанным под руководством Сталина после Второй мировой войны? Анастас Иванович, видимо, почувствовал какой-то подвох, заявил, что, за исключением Калининградской области («отошла к нам в виде контрибуции»), все другие территории, включенные в состав СССР, явились следствием «восстановления исторической справедливости».
Тогда Чжоу Эньлай задал Микояну еще один «провокационный» вопрос: как идут переговоры с Японией и передаст ли СССР им Курильские острова? Ответ последовал незамедлительно: во-первых, японцы не свободны в своей политике и не могут самостоятельно решать вопросы[271]; во-вторых, мы согласились вернуть им два небольших острова, а у японцев «разгорелся аппетит и они хотят больше». Эти два острова мы им уступили потому, что они «не имеют решающего значения для нашей обороны» и расположены рядом с островом Хоккайдо. «нахождение этих островов в составе Советского Союза раздражает национальную гордость японцев»[272].
Чжоу Эньлай с явным подтекстом поинтересовался: не «раздражают» ли другие два Курильских острова, которые останутся в составе СССР, всю ту же «национальную гордость японцев»?
Микоян заявил, что, на его взгляд, нет, поскольку они расположены в отдалении от Японии и являются «воротами в Охотское море, омывающее советские берега». Кроме того, они обеспечивают путь на Камчатку и выход Северного флота в Тихий океан. Без этих островов, подчеркнул Микоян, «мы были бы заперты в Японском море, как в озере». Он рассказал своим собеседникам, что в 1945 г. специально объехал все эти острова и хорошо их знает, они имеют «жизненное значение» для Японии, но «здесь фактически имеет место восстановление исторической справедливости, а не ущемление интересов Японии»[273].
Хатояма первым прибыл в советскую столицу 12 октября 1956 г. На следующий день его принял Булганин. Переговоры с советскими руководителями начались через три дня в Кремле.
16 октября Хрущев встретился в Кремле с министром земледелия Японии И. Коно, специально прибывшим в СССР для дальнейшего участия в двусторонних переговорах. 17 октября состоялась весьма важная беседа Булганина и Микояна с Хатояма и Коно, вышедшая далеко за протокольные рамки. Приведем несколько характерных реплик, прозвучавших в ее ходе.
Хатояма: Перед выездом из Японии мы считали, что нормализацию отношений можно завершить без территориального вопроса. Но в нашей партии есть довольно значительная группировка, возглавляемая Иосида, которая резко выступает против нашей позиции в вопросе о переговорах, и ввиду этого обстоятельства мы вынуждены были по приезде в Москву вновь поставить вопрос о передаче нам Хабомаи и Сикотан. Повторяю, вопрос этот нами ставится вопреки нашей воле[274].
Булганин выразил надежду, что этими встречами будет положен конец ненормальным отношениям до сих пор существовавшими между СССР и Японией. Наша встреча носит исторический характер. Ваш приезд в Москву войдет в историю советско-японских отношений[275].
Хабомаи и Сикотан, подчеркнул он, можно вернуть Японии в случае заключения мирного договора. Мы готовы пойти на это, проявить «большую решимость» взяв на себя тем самым «серьезную ответственность перед нашим общественным мнением»[276], но ни на какие другие уступки в этом вопросе не можем пойти и не пойдем[277].
Булганин, явно выражая коллективное мнение советского руководства, отметил, что возвращение двух островов обусловлено следующими главными обстоятельствами:
а) заключение мирного договора
б) возвращение США Окинава[278] и других территорий, находящихся под контролем США.
Хатояма: упоминание в этих документах о Соединенных Штатах сильно осложнило бы наше положение, поэтому мы хотели бы избежать этого.
Микоян: мы облегчаем борьбу Японии за возврат своих территорий, находящихся под контролем США.
Коно: Задача Японии была бы действительно облегчена, если бы СССР вернул нам Кунашир и Итуруп.
Булганин: Об этих островах и речи быть не может.
Микоян: Я был на этих островах и нашел, что они являются чисто русскими территориями, и никто у нас не примирится с мыслью передачи.
Булганин: Это все, что касается территориального вопроса. Наша позиция окончательная и непоколебимая[279].
За столом переговоров с делегацией Японии (кадр кинохроники)
Хрущев 18 октября вновь встретился с Коно, согласовав окончательные позиции в двусторонних отношениях. На следующий день была подписана совместная советско-японская Декларация, из содержания которой следовало, что между странами прекращается состояние войны, восстанавливаются дипломатические отношения. Москва также поддержит просьбу Японии о вступлении в ООН, проведет освобождение всех японских военнопленных. Также советская сторона откажется от репарационных претензий к Японии и будут продолжены переговоры по заключению мирного договора.
При этом констатировалось, что Советский Союз, «идя навстречу пожеланиям Японии и учитывая интересы японского государства, согласится на передачу Японии архипелага Хабомаи и острова Сикотан. Однако, фактическая передача этих островов Японии будет произведена после заключения мирного договора»[280].
Насколько важна была роль Микояна в подписании данного текста советско-японской Декларации, наглядно свидетельствует тот факт, что, по прибытию домой, Хатояма отправил в Москву приветственную телеграмму не только на имя Хрущева и Булганина, но и Микояна, являвшегося «всего лишь» первым заместителем главы Советского правительства. В дипломатической практике подобное встречается не часто.
Естественно, что ответная телеграмма в Токио, датированная 14 декабря 1956 г., была отправлена не за двумя, а за тремя подписями.
Телеграмма Булганина, Хрущева и Микояна на имя премьер-министра Японии, 14 декабря 1956 г. (газетный снимок)
Всем участникам переговоров, скорее всего, показалось, что «курильский вопрос» разрешен справедливо, путем разумного компромисса. Дальнейшие события надежд на такой благополучный для двух стран исход не подтвердили.
3. Трудный диалог с союзниками
После получения информации о секретном докладе Хрущева на XX съезде КПСС, в сложном положении оказались ближайшие союзники СССР в Азии, к тому моменту практически полностью ориентированные на реализацию «сталинской» модели построения социализма в ее «национальной» («национал-коммунистической») интерпретации. Самым главным из них оставался коммунистический Китай. Хотя Мао Цзэдун не приехал лично на XX съезд, он получил самое подробное разъяснение увиденного и услышанного в Москве от своего ближайшего соратника маршала Чжу Дэ, возглавившего делегацию КПК и накануне открытия съезда встречавшегося с Микояном. Чжу Дэ возвратился в Пекин из Советского Союза в первых числах апреля, как раз за несколько дней до приезда в Пекин Микояна[281].
На европейском континенте тем временем буквально ликовало руководство Югославии, получившее очередное подтверждение своей «правоты» в конфликте с СССР 1948–1953 гг. Хотя делегация Союза коммунистов Югославии не прислала свою делегацию на XX съезд КПСС, но в Белграде вскоре приняли принципиальное решение направить в Советский Союз правительственную делегацию на самом высоком уровне. Микояну предстояло принять самое активное участие в подготовке этого визита и в разъяснении для «югославских товарищей» решений XX съезда КПСС.
3.1. Первый визит в КНР в рамках азиатского турне
Микоян и сопровождавшие его лица[282] вылетели в Пекин из Ханоя 6 апреля. На пути их следования была совершена остановка в Ухане[283]