, он готов восстановить в ЦК, но не в прежних государственных должностях. Последовали возражения, и тогда Ким Ир Сен заявил, что об этом надо ещё подумать. На вопрос, когда будет созван пленум, он ответил, что вначале нужно собрать Президиум ЦК и обсудить возможную дату. Микоян в свою очередь мягко намекнул, что если представители КПСС и КПК «не будут мешать», то они хотели бы присутствовать на пленуме. Ким с этим согласился[603].
На следующий день Микояну и Пэн Дэхуаю сообщили, что заседание Президиума ЦК ТПК назначено на 6 часов вечера по пхеньянскому времени. Нетрудно догадаться, чем был обусловлен столь поздний час: Ким решил вначале проинструктировать своих единомышленников, что и в каком ключе говорить перед посланцами «братских» партий.
Заседание, в котором участвовали делегации КПСС и КПК, началось вовремя и продолжалось до полуночи. Открыл его глава ТПК, в своём вступительном слове кратко изложивший существо предварительных договорённостей и согласованные предложения по кадровым вопросам, подлежавшим пересмотру. Так, явно подразумевая решения августовского пленума, лидер ТПК заявил, что руководители делегации «братских партий» дали много полезных советов, которые он принял «с удовлетворением» и считает, что ЦК ТПК, сделав соответствующие оргвыводы, исходил из того, что действия оппозиционеров были направлены против руководства партии. Создав собственную группировку, они вели «антипартийную работу». По его словам, столь жёсткие меры были приняты спонтанно, в качестве эмоциональной реакции на сделанные оппозиционерами на пленуме заявления. Президиум ЦК был намерен вести с ними терпеливую воспитательную работу, видя в них «ошибающихся товарищей», и не планировал никаких радикальных действий. Наконец, Ким Ир Сен внёс предложение пересмотреть решения августовского пленума с учётом советов «братских партий»[604].
Выступление Микояну понравилось, но высказываться члены Президиума ЦК ТПК не решались. Тогда руководитель делегации КПСС взял инициативу в свои руки и предложил начать прения Нам Иру, на что тот молниеносно отреагировал: у меня с товарищем Ким Ир Сеном единое мнение[605].
Ким Ир Сен, стремясь повернуть ситуацию в нужное ему русло, повторно взял слово и задал направление, в котором следовало строить дальнейшие выступления: исключённые ошибались, но следует проявить к ним великодушие.
После этого возможность выступить получил возвратившийся из Пекина Цой Ён Гён. Он проинформировал собравшихся о «советах» Мао Цзэдуна: сплотить ряды Трудовой партии Кореи и «дать возможность работать» исключённым оппозиционерам. Оратор внёс предложение пересмотреть на предстоящем пленуме их «дело», но таким образом, чтобы это не повредило дальнейшей работе ЦК ТПК. Что касается тех, кто «убежал в Китай», их можно восстановить в партии, но не в ЦК и не на прежних должностях[606].
Затем слово предоставили ещё одному заместителю главы правительства – Ким Иру, который раскритиковал бывшего министра торговли Юн Кон Хына и члена Президиума ЦК ТПК Цой Чан Ика[607], выступивших на августовском пленуме «с антипартийными фразами»[608].
Ким Ир Сен, почувствовав, что его положению лидера ничто не угрожает, перешёл в атаку. Он заявил, что члены президиума пересмотрят решение не из-за рекомендаций «братских партий», а потому что сами видят необходимость этого. Данную мысль подхватил и развил выступивший следующим его заместитель Ким Чан Ман[609]. По его мнению, одним из главных побудительных мотивов для оппозиционеров выступал тот факт, что поскольку в других «братских компартиях» после XX съезда сменились руководители, то это можно проделать и здесь, хотя в действительности в КНДР не было таких же тяжёлых последствий[610].
В этот момент в ход заседания вмешался Микоян, который не понаслышке знал, что происходило в Болгарии, Венгрии и Польше, и привёл следующий аргумент: правящие партии этих стран единогласно «освободили» своих прежних лидеров. «А вы разве согласны освободить товарища Ким Ир Сена?» – спросил участников совещания посланец Москвы и тут же их успокоил: «В такой плоскости вопрос никто не ставит, в вашем случае нет аналогии с Венгрией или Болгарией. Никто не выступал с требованиями об отстранении Ким Ир Сена, но, тем не менее, нельзя лишать права членов ЦК выступать с критикой». Ким Чан Ман сориентировался, в каком ключе продолжить своё выступление, и согласился с высказанными тезисами.
Глава делегации КПСС вновь вмешался и спросил: в чём суть расхождений с теми, кого вы исключили? Ким Чан Ман был демонстративно прямолинеен: исключённый из ЦК ТПК заместитель министра культуры Ким Гван давал иные указания, нежели аппарат ЦК, относительно театральных постановок. Когда его сотрудники проводили совещание в министерстве культуры о необходимости «сплочения», то Ким Гван говорил, что в его ведомстве и так все сплочены. Кабинет министров и ЦК утвердили план по производству десяти фильмов в год, а Ким Гван заявлял, что этого сделать невозможно. Вряд ли такого рода наивный ответ мог удовлетворить московского гостя.
Единственным, чьё выступление выбивалось из общего ритма, стал заместитель главы правительства Пак Ы Ван[611]. По его мнению, «постановление августовского пленума было крайним и необдуманным», поэтому советы КПСС и КПК вдвойне правильны. Пленум ЦК не выслушал оппозиционеров и исключил их из партии. Недопустима ситуация, когда никому нельзя соглашаться с мнением того или иного руководящего работника, поскольку оно сразу же объявляется антипартийным. Получается, что надо только слушать. Следует отличать «ошибающегося» члена партии от врага. На предстоящем пленуме не нужно выискивать вину исключённых товарищей и проводить следствие относительно их поведения. Рекомендации братских партий имеют огромное значение. Нам надо глубоко продумать их и использовать не только при решении настоящих задач, но и во всей будущей работе ЦК ТПК и его руководства[612].
Однако следующим выступил Пак Кым Чер, вернув обсуждение в прежнее русло и выразив несогласие с оппозиционерами, говорившими на августовском пленуме, что ТПК не проводит линию XX съезда КПСС. После этого выступления Микоян решил, что самое время изложить позицию КПСС, которая должна была выглядеть исключительно как проявление заботы «старших товарищей» по отношению к «младшим», в силу недостаточного опыта допустившим ряд «исправимых» ошибок.
Прежде всего, заявил он, мы приехали сюда потому, что это наш интернациональный долг, а советы от дружественных партий не менее значимы, чем материальная помощь. Возникает тревога за судьбу ТПК, поскольку КНДР располагается на стыке «двух миров»: по 38-й параллели проходит разделительная линия борьбы между капитализмом и социализмом, следовательно, ваши неудачи могут отрицательно сказаться на всём лагере социализма. Далее Микоян указал, что ЦК ТПК мало информировал своих советских и китайских коллег об обстоятельствах, связанных с прошедшим в августе пленумом. В Москве, заявил он, «не знают» тех руководителей ТПК, в отношении которых были сделаны «оргвыводы» и поэтому «мы не выступаем за них»[613]. Тревогу вызывает сам факт принятия пленумом подобного решения, поскольку часть членов ЦК оказалась исключена буквально спустя три месяца после избрания на съезде партии. Более того, четверо из них «убегают из страны», что указывает на явный кризис партийного и государственного руководства.
«Усиливает ли партию это, или ослабляет? – риторически вопросил Микоян. – Не будут ли такие решения августовского пленума поняты простым народом так, будто бы ТПК раздирается разногласиями, что идёт постоянная внутрипартийная борьба? Подумайте сами, если бы в СССР происходили такого рода события, вы бы наверняка сказали, что у нас дело плохо. Мы хотим, чтобы ваша партия росла и крепла».
Микоян использовал ещё один ораторский приём – доказательство от обратного: «Здесь говорилось о некоторых ошибках исключённых товарищей. Возможно, то, что они говорили и делали, было неправильно. Может быть, у некоторых из них плохой характер. Но что сделал ЦК для их исправления и рассмотрения высказанных альтернативных предложений? Они в партии состоят уже длительное время, всего три месяца назад съезд избрал их в состав ЦК, а теперь исключил оттуда без созыва съезда. Если говорить о необходимости поддержания авторитета ЦК, то решение об исключении группы членов из ЦК не будет способствовать повышению авторитета ТПК».
Микоян решил также дать назидательные наставления руководству ТПК относительно норм поведения в партийной жизни. По его мнению, если бы III съезд ТПК прошёл более самокритично, все спорные вопросы могли быть решены. Если бы внутрипартийная демократия действовала, коммунисты, в том числе и члены ЦК, имели бы возможность выступать открыто, не боясь преследований. Если член ЦК не будет говорить на заседании ЦК то, что он думает, то в ТПК не будет квалифицированного и компетентного руководства[614].
Затем под огонь критики главы советской делегации вновь попал Ким Чан Ман, обвинённый в неправильной трактовке действий исключённых на августовском пленуме как «антипартийных». Его оценку их высказываний Микоян назвал «сектантской», а также вступился за Юн Кон Хыма, которому на августовском пленуме даже не дали закончить выступление[615]. Участникам заседания было сказано буквально следующее: «Надо иметь в виду, что у вас огромные права. Вы можете исключить из партии, арестовать человека, расстрелять его. Таких прав не имеет ни один орган власти в капиталистической стране, ни президент Эйзенхауэр, например, и никто другой. Поэтому, имея такие огромные права, вы должны быть осторожны».