[655]. Подчеркнул те моменты из бесед со мной Нам Ира и Пак Дэн Ай, которые говорили об искреннем отношении их партии к Советскому Союзу, о стремлении развивать сотрудничество. Обратил внимание на то, что, если раскол углубится, это может иметь весьма опасные последствия. В конце высказал мнение, что ликвидировать имеющиеся шероховатости в отношениях, недопонимание по тем или иным вопросам, на мой взгляд, – необходимо своевременно, не затягивая.
Никита Сергеевич придерживался такой же точки зрения. (…)
В 1958 году большая делегация КНДР вновь прибыла в СССР с официальным визитом[656]. На этот раз она называлась партийно-правительственной, а возглавлял ее, как сообщалось в печати, Первый секретарь ЦК ТПК, Председатель Кабинета Министров Ким Ир Сен. На аэродроме делегацию встречало почти все советское руководство во главе с Н. С. Хрущевым, переговоры возглавляли оба лидера, документы о всестороннем сотрудничестве подписали Н. С. Хрущев и Ким Ир Сен[657].
Выразив большое удовлетворение оказанным вниманием и достигнутым взаимопониманием, делегация впервые изъявила желание побывать в республиках Союза. Посетили Украину, совершили поездку на Урал и в Сибирь. Сопровождать туда делегацию поручили мне. Всюду корейским товарищам оказывалось подчеркнутое внимание, тепло встречали, высказывали добрые пожелания.
Мы побывали в Иркутске, на Братской ГЭС, катались на катере по озеру Байкал. Затем в прекрасной березовой роще ночевали в особняке (можно сказать, дворце), построенном специально в ожидании прибытия президента США Д. Эйзенхауэра[658]. Приезду американского президента помешали события, связанные с разведывательным самолетом <174>У-2<175>, управлявшимся летчиком Ф. Пауэрсом[659] (…)
В результате советско-американские отношения обострились, и приезд Д. Эйзенхауэра был отложен на неопределенное время. И вот теперь Ким Ир Сен оказался первым обитателем нового особняка.
Отдохнули прекрасно. Наслаждались чудесным воздухом, жарили шашлык из только что собственноручно пойманного хариуса и омуля. Тут-то Ким Ир Сен подробно рассказал мне о перипетиях того сложного периода, когда состоялся Сентябрьский пленум ЦК ТПК, и о том, кто какую роль сыграл в развязке этого конфликта – внутри партии и вне ее[660].
Как мы видим, нахождение делегации КПСС в КНДР описано Мухитдиновым далеко не так, как произведенная нами реконструкция на основании материалов рабочего архива Микояна. Достаточно сказать, что, по воспоминаниям мемуариста, они там находились всего два дня[661], а не пять, как следует из официальных документов и дневника пребывания[662].
Сразу стоит задуматься, насколько «память» и «записи» Мухитдинова, на которые он ссылается (если таковые действительно существовали, а не были плодом его воображения) дают объективное представление о происходившем в Пекине и Пхеньяне в реальности.
Из воспоминаний президента общества дружбы СССР-КНДР контр-адмирала В. Толстикова «Капитан Красной армии Ким был хороший мужик»[663].
– В архиве ЦК КПСС есть документ, где работа Ким Ир Сена в первый послевоенный период подвергалась достаточно жесткой критике…
– Не думаю, что это была объективная критика. Конечно, были в КНДР и непорядки. К примеру, после войны расцвело взяточничество…
– А что, советских советников в КНДР не было?
– Советники были. И советские, и китайские. И я полагаю, что обвинения в приведенном вами документе связаны именно с тем, что Ким Ир Сен с 1954 года стал постепенно уходить из-под опеки СССР и КНР. Я много позже читал запись бесед в Москве с китайским премьером Чжоу Эньлаем того периода. Он жаловался, что корейские товарищи настаивают на немедленном выводе китайских народных добровольцев из КНДР. Чжоу говорил, что в Китае трудная ситуация и быстро устроить и обеспечить работой миллион солдат они в короткие сроки не могут.
Тогда же – в 1954 году – Ким Ир Сен стал избавляться от приезжих корейцев. Дело в том, что в первое время в Корее не хватало опытных руководителей. И в Корею были направлены советские и китайские корейцы с большим партийным стажем и опытом работы. Хотя случалось по-всякому. Наш бывший школьный учитель, например, стал начальником генерального штаба Корейской народной армии.
Сложилась система, когда всеми министерствами и ведомствами руководили тройки. К примеру, министр – корейский кореец, первый зам – советский, просто зам – китайский. Могли быть и другие сочетания, но всегда во главе любого дела стояли представители всех трех групп. И вот как-то утром прибегает ко мне представитель китайского информационного агентства «Синьхуа» с вытаращенными глазами. Министра связи, говорит, китайского корейца, посадили под домашний арест. Потом оказалось, что репрессированы еще несколько китайских корейцев.
– Мао не пытался их защитить?
– Он прислал сидящему под домашним арестом министру связи новенький американский «Кадиллак», чтобы продемонстрировать свое отношение к происходящему. Но корейцы этот жест проигнорировали.
– И потому Мао начал настаивать на смещении Ким Ир Сена?
– Инициатором смещения Ким Ир Сена был Хрущев. Он после XX съезда задался целью поснимать всех руководителей соцстран, которые поддерживали культ личности Сталина.
– А Ким Ир Сен был сталинистом?
– Конечно. Копировал Сталина даже в одежде: ходил в таком же маршальском мундире или похожем на сталинский френче. Он, как и Сталин, после войны выпустил книгу. У Сталина она называлась «Великая Отечественная война советского народа». А у Ким Ир Сена – корейского. Так вот, в 1956 году на пленум ЦК Трудовой партии в Пхеньян прилетели Микоян, заведующий международным отделом ЦК КПСС Борис Пономарев и китайский маршал Пэн Дэхуай, который во время войны командовал народными добровольцами. Корейцы потом долго не признавали, что такой пленум был. А потом начали называть его то сходкой, то сборищем. Расчет в Москве и Пекине был на то, что у советских корейцев в ЦК было большинство. Но для смещения Ким Ир Сена не хватило четырех голосов[664].
– Кто-то перебежал?
– Не берусь судить. Но это мероприятие в любом случае вряд ли имело бы успех. Я в то время уже уехал из Пхеньяна, но корреспондент «Правды» Слава Разуваев рассказывал мне, что рядом с городом стояла дивизия одного из преданных Ким Ир Сену генералов, О Де У, готовая в любой момент вмешаться в дело. Думаю, что так оно и было. О Де У потом стал министром обороны и членом политбюро.
– После этого началось изгнание советских корейцев?
– Не сразу. Я после Кореи работал в Венгрии, затем учился в Академии общественных наук, откуда меня выдернули на работу в международный отдел ЦК, к Пономареву. И на рубеже шестидесятых мне стали часто звонить знакомые по работе в Пхеньяне советские корейцы. Они сообщали, что приехали в Москву и просили помочь с устройством на работу, с жильем.
– Бежали даже те корейские корейцы, которые имели советских жен… Но ведь, наверное, из Кореи смогли уехать далеко не все? Некоторые, говорят, были казнены[665].
– Я не могу рассказывать о том, чему не был свидетелем. Говорили, что некоторые мои знакомые были отправлены на работу в отдаленные местности и там погибли. Но как, почему, я не знаю. Многим руководство КНДР разрешало уехать официально. А к примеру, посол КНДР в СССР, китайский кореец, решил не возвращаться в Пхеньян и остаться у нас[666]. Корейцы долго просили выдать его, но наше руководство отказалось.
Из воспоминаний сотрудника Международного отдела ЦК КПСС К. Н. Брутенца[667]
Затем появились противоречивые слухи относительно пленума ЦК Трудовой партии Кореи, будто бы осудившего кровавые чистки Ким Ир Сена, который, тем не менее, сохранил свой пост. Они обрушились на Ким Ир Сена. О том, что действительно произошло, рассказал мне гораздо позже Б. Н. Пономарев, входивший в возглавлявшуюся А. Микояном делегацию КПСС, присутствовавшую на этом пленуме. Делегация предварительно побывала в Пекине, и Мао Цзэдун отправил с нею в Пхеньян Пэн Дэ Хуая. Тот командовал китайскими добровольцами в КНДР и, предполагалось, знал там ситуацию и людей.
Присутствие делегации КПСС, приехавшей после XX съезда, было воспринято рядом участников пленума как сигнал к выступлению против своего «Сталина». В первый же день дискуссии они обрушились на Ким Ир Сена. Но советская делегация держалась пассивно, а хитрый Ким Ир Сен, почувствовав, что пахнет жареным, выступил с покаянной речью и сумел переломить мнение участников пленума. Поздно вечером, накануне отъезда нашей делегации, в ее резиденцию пришел второй секретарь ЦК ТПК, один из критиковавших Ким Ир Сена, и просил взять с собой, заявив, что иначе ему не сносить головы (так и случилось). Но делегация на это пойти не смогла. По пути домой советские представители вновь побывали в Пекине и стали свидетелями разноса, который Мао Цзэдун учинил Пэн Дэ Хуаю (адресуясь, разумеется, прежде всего к советской делегации, к Микояну): «Что же ты наделал… – говорил Мао, – спровоцировал людей на выступление, а сам бросил. Ведь этот мясник теперь всех уничтожит… Я думал, что ты серьезный политик, а оказалось, мальчик в коротких штанишках».