.
Кроме того, там находилась статья из «Трибуны Люду», озаглавленная «Три решения – общее содержание», в которой Микояном сделано подчеркивание текста о том, что в Польше действуют контрреволюционные силы, сопротивляющиеся всему новому[702], и что необходимо, чтобы борьба за социалистическую демократию в стране охватила также партийную и политическую жизнь в Войске Польском[703]. Перевод статьи Е. Путрамента «Суть вопроса» в «Жиче Варшавы» остался без специальных пометок Микояна.
Возникает закономерный вопрос: один ли Микоян получил в свое распоряжение переводы статей из польской прессы того времени (не только оппозиционной, но и партийной), скорее всего, подготовленные посольством СССР в Варшаве, или эти материалы были розданы и другим членам советской делегации, ездившей в Варшаву? От ответа на данный вопрос во многом зависит выяснение того обстоятельства, насколько такого рода информация повлияла на радикализацию настроений по отношению к Польше внутри советского руководства после возвращения его представителей из Варшавы.
Стоит также отметить, что в своей диктовке Микоян ничего не сообщил, вероятнее всего, о «запасном» варианте, который он готовил на случай «несговорчивости» Гомулки в ходе переговоров с советской партийной делегацией.
Исходя из содержания подготовительных материалов, Микоян получил в свое распоряжение строго конфиденциальное письмо Гомулки на имя Сталина, датированное 14 декабря 1948 г. Оно было настолько для него важным, что автор даже не решился дать его перевести в Варшаве на русский язык и послал в Москву на польском. В ЦК ВКП(б) был сделан перевод, который вначале прочитал Сталин[704], а теперь его текст получил в свое распоряжение Микоян. Он его частично включил в подготовленную рукописную заготовку возможного сценария беседы с польскими руководителями. Русский перевод этого во всех отношениях любопытного послания сохранился в бумагах микояновского архива в ГАРФе.
В бумагах Микояна имеется также перевод статьи Гомулки в газете «Глас люду» от 17 сентября 1948 г., спустя четыре дня перепечатанной «Правдой». Микоян сделал в ней следующее подчеркивание: «Польша стоит и будет стоять в одном ряду с Советским Союзом и странами народной демократии, ибо это отвечает ее наиболее жизненным интересам»[705]. Эту цитату он также предполагал использовать в своем выступлении перед польским руководством[706].
Конечно, можно предположить, что члены советской делегации, как утверждал в своей диктовке Микоян, не взяли с собой никаких рукописных материалов и Анастас Иванович составлял проект своего выступления в самолете, но не подлежит никакому сомнению, что копия письма Гомулки Сталину и текст его статьи в «Правде» были в портфеле Микояна.
По своей сути, рукописная часть документа представляет сценарий возможного разговора Микояна с польским руководителями по приезде в Варшаву.
Микоян предполагал, что сразу в ходе первой встречи советской делегации будет задан вполне логичный вопрос: по какому праву они здесь находятся? Скорее всего в самолете он набросал проект возможного ответа: интернациональный долг, интересы (социалистического) лагеря, интересы дружбы между нашими странами, традиции отношений между нами – «раньше вы, а теперь мы приехали». Нельзя также не считаться с тем, что речь идет о союзе между двумя государствами и их единстве против НАТО и т. д.
Далее Микоян сформулировал еще два возможных вопроса к советской делегации: какие могут быть разногласия между нашими партиями и странами, а также вопрос о том, что Советскому Союзу нужно от Польши? Ответ выглядел следующим образом: дружба и верность общему лагерю социализма – это нужно нам не больше и не меньше, чем Польше.
Можно предположить, что это была часть той версии выступления, которую он изложил в своей диктовке, основное содержание которой нами изложено выше.
Следующая часть рукописной записки отражает то, что по каким-то причинам было неуместно произнести. Имеется в виду прежде всего т. н. «еврейская тема». Надо было предвидеть, что во время встречи в Варшаве может проявиться недовольство польских коммунистов еврейского происхождения выступлением Хрущева. В ответ Микоян предполагал заявить: это не проявление антисемитизма, речь идет о правильном применении национальной политики, об отказе от нигилизма в национальном вопросе. В этом месте он предполагал привести соответствующую цитату из письма Гомулки Сталину от 14 декабря 1948 г., поскольку польский коммунистический лидер об этом сам когда-то сигнализировал советскому вождю[707].
Вывод Микояна должен был прозвучать в следующей формулировке: нападки на Хрущева и на наш ЦК были неправильными. И далее предстояло перейти в тактическое наступление прямой постановкой вопроса: продолжают ли польские товарищи эти установки? Да или нет?
Если да, то почему ведется антисоветская пропаганда в прессе? Мы привыкли к антисоветской пропаганде из буржуазного лагеря; мы не боимся за себя. Однако под маркой антисоветизма в Польше подрывают народную демократию и веру в социализм.
Как понимать разговоры об удалении из войска польского советских офицеров и поляков, пришедших из Советской армии? Наша установка – поменьше своих и постепенно их заменять на коренных поляков.
Мы не вмешиваемся в вопрос, кого именно выберете в Политбюро. Но когда речь идет об исключении из руководства большой группы заслуженных деятелей партии, сторонников дружбы с СССР, мы не можем пройти мимо. Вывод из Политбюро Рокоссовского – разве не удар по нашей дружбе? Здесь дело как раз в политической направленности этих решений руководства – против дружбы с СССР[708].
На наш взгляд, приведенные фрагменты из проекта возможного выступления Микояна перед руководителями ПОРП нуждаются в дополнительном осмыслении в контексте польских событий осени 1956 г.
Стоит также отметить, что согласие советского руководства на сохранение Гомулки в качестве реально первого лица польского государства сложилось не в последнюю очередь благодаря усилиям Микояна, увидевшего в нем «наименьшее» из возможных зол в осуществлении внутренней и внешней политики ПНР. Вскоре после силового подавления венгерского восстания, 15 ноября, Гомулка прибыл в Москву с визитом и был принят в Кремле как глава дружественной СССР страны. Микоян принял участие в состоявшихся переговорах, проходивших очень непросто.
Гомулка, все еще находившийся под большим впечатлением от советской силовой акции по подавлению венгерского восстания, тем не менее, вновь высказал претензии по поводу «угольной проблемы», которая была отвергнута. После этого Гомулка и Циранкевич поставили вопрос о выводе советских войск с территории Польши.
После этого выпада его собеседники были более сговорчивы и согласились обсудить положение в угольной промышленности ПНР в рамках специально создаваемой подкомиссии, которую со стороны СССР поручили возглавить Микояну, с польской – Циранкевичу. Когда эта комиссия начала работу, польская сторона предложила обсудить только вопрос о пребывании на территории ПНР советских войск[709]. И это было вполне логично, учитывая то, что происходило еще двумя неделями ранее в Венгрии.
Хрущев, Ворошилов, Булганин и Микоян на переговорах с Гомулкой, ноябрь 1956 г. (кадр кинохроники)
Гомулка 17 ноября выступил с предложением о сокращении количества советских военнослужащих на территории ПНР. Тогда Хрущев предложил, в качестве компромисса, погасить польскую задолженность СССР по кредитам в счет оплаты стоимости угля, поставленного в период 1946–1953 гг.[710]
Стоит отметить еще один характерный эпизод, произошедший в ходе переговоров и наглядно показывающий всю неоднозначность происходившего. Микояну не понравилась переговорная позиция Гомулки, связанная с новыми требованиями о помощи со стороны Советского Союза и прозвучавшего упрека в том, что Советский Союз оказывает больше помощи ГДР, чем ПНР. Обычно спокойный и опытный переговорщик Микоян не выдержал и высказался в том ключе, что высказывания польской стороны, даже учитывая ее экономические трудности, явно несправедливы по отношению к СССР и создают повод к возникновению там антисоветских настроений и иллюзий, что, якобы, Советский Союз ее угнетает, а это не соответствует действительности. Ведь за свободу Польши отдали свои жизни 500 тыс. советских солдат, 1,5 миллиона получили ранения. Мы снабжали и польскую армию, защищали западные земли Польши и наши издержки составили 34 млрд рублей и нам никогда в голову даже мысль не приходило требовать их компенсации[711].
Из письма Гомулки на имя Сталина, 18 декабря 1948 г.[712]
Всем членам Политического бюро известно мое отношение к персональной политике (так в оригинале. – прим. перев.) партии по отношению к еврейским товарищам[713]. Это я неоднократно высказывал на заседаниях Бюро и индивидуальных беседах с членами Бюро. Личный состав руководящих звеньев государственного и партийного аппарата, рассматриваемый с национальной точки зрения, по моему мнению, создает преграду, затрудняющую расширение нашей базы, особенно в деревне, и в первую очередь в рабочем классе. Правда, можно и меня считать ответственным за такой высокий процент евреев в руководящем государственном и партийном аппарате, но главная вина за создавшееся положение вещей падает прежде всего на товарищей евреев. Как Генеральный секретарь партии