[714] я не находил среди них не только понимания и поддержки моей точки зрения по вопросу о персональной политике, какую должна проводить партия, но, напротив, систематическая практика их персональной политики привела к тому, что они не соглашались с моей точкой зрения. Не соответствует истине тот факт, что только серьезный недостаток польских партийных кадров делает невозможным проведение иной, чем существующая теперь, персональной политики. Кадры никогда не вырастут, если партия не создаст соответствующих условий, т. е. если не будет выдвигать на ответственные посты самых способных товарищей из той среды, которой она располагает.
На основе ряда наблюдений можно с полной ответственностью заявить, что часть еврейских товарищей не чувствуют себя связанной с польским народом, а таким образом и с польским рабочим классом, никакими нитями, или же занимает позицию, которую можно назвать национальным нигилизмом. Все эти положения не принимаются полностью во внимание при подборе кандидатов на различные высокие посты.
Я располагаю многочисленными доказательствами того, что существующее положение дел в области состояния руководящих кадров как в партии, так и в государственном аппарате вызывает серьезную тревогу и недовольство. В то же время в партии, особенно после августовского пленума[715], сложилась такая обстановка, когда никто не имел мужества высказать критические замечания против нынешней персональной политики. Недовольство выражается в кулуарах.
Я глубоко убежден в том, что моя точка зрения по вопросу персональной политики партии в значительной мере, хотя и не открыто, оказала влияние на формы и методы разрешения последнего кризиса в руководстве партии[716]. Для меня не подлежит также сомнению, что если бы я был в составе членов Политического бюро[717], дело определенно дошло бы до новых разногласий и споров между мной и другими членами бюро, из-за моих взглядов по персонально-национальному составу руководящих органов в государственном и партийном аппарате. Я считаю необходимым не только прекратить дальнейший процентный рост евреев как в государственном, так и в партийном аппарате, но постепенно уменьшить этот процент, особенно в высших звеньях этого аппарата. Опираясь на опыт, вынесенный из периода, когда я выполнял функции Генерального секретаря партии, я убежден, что при настоящих условиях, в которых я находился, я не мог сделать даже самого маленького шага в этом направлении без того, чтобы не натолкнуться на всякого рода явные или замаскированные действия, рассчитанные на «конец» моей деятельности в партии.
Будучи же членом Политического бюро, я не мог бы равнодушно относиться к этому вопросу[718].
5.4. «Политика – искусство возможного»: неудача в попытках мирного разрешения венгерского кризиса
Буквально через несколько дней после возвращения советской делегации из Польши, своего высшего накала достигли события в Венгрии, куда советская делегация в том же составе поехать не решилась.
Невозможно точно определить роль Микояна, особенно мотивацию его действий в «венгерском вопросе», без исторической реконструкции событий, происходивших в советско-венгерских двусторонних отношениях после смерти Сталина и особенно начиная с XX съезда КПСС.
В отличие от изложенного выше материала по событиям в Польше, отсутствуют аналогичные документы, характеризующие личную позицию Микояна в отношении венгерских событий. Можно предположить, что они до сих пор засекречены или вообще были уничтожены, возможно, самим Микояном, эмоционально очень сильно переживавшим общую неудачу своей миссии в Венгрию[719].
Тем не менее, в открытом доступе имеется ряд материалов, которые позволяют с большей или меньшей точностью восстановить его отношение к развитию ситуации в Венгрии после XX съезда КПСС. Это, в первую очередь, записи его реплик на заседаниях Президиума ЦК КПСС, телеграммы, отправленные из Венгрии в ходе двух его чрезвычайных миссий, а также записи встреч с венгерским руководством в Москве и в Будапеште. Часть из них уже опубликована[720], другие еще ждут своего часа.
Благодаря исследованиям российского историка А. С. Стыкалина, а также биографа Микояна – М. Ю. Павлова, в отечественной историографии заложена хорошая основа для дальнейшего изучения роли Микояна в венгерских событиях 1956 г.
Краткая предыстория. Просоветский режим фактически установился на территории Венгрии в 1945 г., вскоре после вхождения на ее территорию Красной Армии и падения фашистского режима Салаши, на короткое время сменившего режим другого союзника Гитлера – адмирала Хорти. На роль ее руководителя в Кремле был определен известный венгерский коммунист – М. Ракоши[721].
Несколько лет под советским «присмотром» в Венгрии предпринимались попытки игры в «демократию» в том числе в формате «коалиционных правительств», но после неудачных для коммунистов парламентских выборов при поддержке Москвы в 1948 г. Ракоши и его единомышленникам удалось устранить от руководства своих главных некоммунистических конкурентов, а затем, воспользовавшись в качестве предлога советско-югославским конфликтом, ближайших коллег и соратников – Л. Райка[722] и И. Надя[723].
В стране установилась единоличная диктатура Ракоши, совместившего в одном лице посты лидера правящей Венгерской партии трудящихся (ВПТ)[724] и главы правительства. Объявивший себя проводником сталинской политики, причем самыми жесткими методами[725], Ракоши снискал себе не только большую непопулярность среди широких слоев венгерского населения, но и, вскоре после смерти Сталина, в Кремле.
В Москве 13–16 июля 1953 г. находилась делегация ВПТ во главе с Ракоши, явно не ожидавшего столь резкого изменения отношения к нему в негативную сторону. Последовала острая критика всей проводимой им линии со стороны членов Президиума ЦК КПСС. Так, в частности, по воспоминаниям самого Ракоши, сидевший в первый день совещания прямо напротив него Берия резко высказался в его адрес: «Хватит прославлять вождей, хватит прославлять Сталина!»[726].
В результате на пленуме Центрального Руководства (Центрального комитета) ВПТ 27–28 июня Ракоши был освобожден от руководства правительством, а на его место был назначен недавно вышедший из политической опалы И. Надь, начавший проводить долгожданные экономические реформы. Тем не менее, Ракоши все же удалось убедить советских лидеров в том, что Надь является представителем «правого уклона» и он нежелателен во главе правительства[727]. Весной 1955 г. он был снят со своего поста и несколько позже исключен из партии[728].
XX съезд КПСС еще больше изменил в негативную сторону отношение Москвы к проводимой Ракоши политике. Для венгерского диктатора, по-прежнему опиравшегося в своей практической деятельности на сталинские заветы, разоблачение культа личности стало настоящим шоком.
Совещание с участием Микояна и Ракоши после окончания XX съезда КПСС. В Государственном архиве Российской Федерации нами обнаружен документ из личного секретариата Микояна о его контактах в конце февраля 1956 г. с Ракоши, возглавлявшим делегацию ВПТ на советском партийном форуме[729].
Как следует из этой ранее секретной записи этой встречи, сделанной советским послом в Венгрии Андроповым, отношения между Венгрией и СССР в тот момент были (по крайней мере, внешне) отнюдь не «вассальными», как принято считать некоторыми историками, но в то же время достаточно напряженными. Это было напрямую связано с претензиями венгерской стороны в отношении характера поставок в страну советских вооружений и товаров невоенного назачения.
Микоян с присущим ему прагматизмом отстаивал советские интересы, в какой-то мере входившие в противоречие с венгерскими. Конечно, во времена Сталина о подобном «диалоге» даже помыслить было невозможно, но теперь наступили новые времена, и Ракоши захотелось вести себя совсем по-другому с «небожителями кремлевского Олимпа». Тем более, что повод к этому в Москве подавали неоднократно.
Ракоши, еще находясь в Будапеште, высказал Андропову свое недовольство тем, что Венгрия два раза выплачивала Советскому Союзу денежные средства за австрийское имущество, продававшееся по решению Потсдамской конференции. Советский посол, видимо озадаченный такой «смелостью», немедленно об этом доложил в Москву.
И вот наступил повод разобраться в этом и других «спорных» вопросах. Встреча, чтобы не вызывать лишних домыслов, была оформлена в формате рабочего совещания в ЦК КПСС[730]. Микоян был как всегда спокоен и предложил передать это дело на рассмотрение советских экспертов. Если те подтвердят правоту венгерской стороны, то деньги венграм вернут.
Следующим стал вопрос о покупке Венгрией советских танков Т-34. Венгры приобрели всего 100 штук, меньше, чем изначально предполагалось. Их решение мотивировалось как устарелостью военной техники, так и отсутствием средств в бюджете. Советская сторона отвергла подобную аргументацию.
Ракоши также критически отозвался и о работе комиссий по координации производства социалистических стран. Микоян, будучи человеком разумным, признал, что в этом нет необходимости.