Конечно, со стороны Микояна не могло последовать никакого осуждения и даже намеков на недопустимость тех методов, которыми китайское руководство осуществляло аграрную реформу, унесшую жизни около трех миллионов жителей КНР. В этой связи, при сравнении того, что он говорил в Ханое, с тем, как повел диалог в Пекине, напрашивается крылатое выражение: «Что позволено Юпитеру, то не позволено быку».
В Северном Вьетнаме и Китае вскоре было объявлено о некоторой «либерализации» внутриполитического курса, в ограниченных масштабах стало возможно выражать некоторую «оппозиционность» (чего стоила одна китайская идеологическая кампания «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ»), но в последующем их участники, поверившие в серьезность намерений Мао Цзэдуна и Хо Ши Мина, как и стоило ожидать, подверглись репрессиям[811].
Неудачная попытка отстранения от власти коммунистического диктатора Ким Ир Сена, под предлогом критики сложившегося в КНДР культа его личности, произошла летом 1956 г. в ходе пленума правящей Трудовой партии. Это обстоятельство вызвало недовольство в Москве и в Пекине, считавших это государство подконтрольным себе. Микояну с советской стороны в сентябре 1956 г. пришлось участвовать в разрешении возникшей кризисной ситуации.
Микоян, на наш взгляд, проявил себя во время «сентябрьских событий» как опытный политик-реалист. Обладая разнообразной информации об истинном положении в КНДР, он не был в корейских делах дилетантом. Перед ним, как мы писали об этом выше, не ставилась задача отстранения от власти Ким Ир Сена. Являясь прагматиком и отчётливо понимая, что серьёзной «просоветской» альтернативы Ким Ир Сену не наблюдается, он не стал накалять ситуацию, наверняка руководствуясь принципом выбирать меньшее из всех возможных зол.
Чтобы сохранить на Северную Корею хоть какое-то влияние, решили признать северокорейского лидера если не равным по значимости Хрущёву и Мао Цзэдуну, то, по крайней мере, «равноправным партнёром». Принятая 30 октября 1956 г. Декларация Правительства СССР была выдержана в этом духе и предоставила Ким Ир Сену достаточно большую самостоятельность в определении путей развития КНДР.
Мао Цзэдун и Пэн Дэхуай в 1957 г. принесли Ким Ир Сену извинения за «сентябрьский инцидент» и через несколько месяцев вывели своих «добровольцев» – к большому удовлетворению северокорейского вождя[812].
Вопрос об отстранении Ким Ир Сена от власти ни на каком этапе кризиса не ставился. Во время визита в Москву в 1960 г. он был проинформирован о критической позиции в отношении него со стороны Мао Цзэдуна в 1956 г. и (явно лицемерно) возмутился китайским «коварством»[813].
В свою очередь, пекинские лидеры в период советско-китайского раскола убеждали Ким Ир Сена, что «сентябрьские события» были заговором Москвы против него лично[814].
Наверняка, слушая это, Ким Ир Сен столь же лицемерно возмущался, ликуя в душе по поводу того, как ему удалось перехитрить Москву и Пекин и приступить к строительству собственной модели «реального социализма».
Вот что пишет в одной из своих публикаций известный казахстанский историк корейского происхождения Г. Н. Ким. Ссылаясь на документ из фондов АВП РФ, датированным 11 декабря 1956 г. и представляющим из себя записку заведующего консульским отделом посольства СССР в КНДР С. С. Серегина, он приводит следующую цитату из разговора консула с советским корейцем И. С. Аном (Ан Чолем), на тот момент уже являвшимся северокорейским гражданином. Ан, в частности, заявил: «Бывшим советским гражданам, хотя и трудно, но все же легче, чем было до приезда сюда тов. Микояна А. И. Если бы не этот приезд и помощь, то здесь могли бы быть осложнения как в Венгрии»[815].
Этот человек, вскоре репрессированный режимом Ким Ир Сена, явно выражал мнение если не всех, то значительного большинства советских корейцев, находившихся в тот момент на территории КНДР.
Хрущеву в таких «мелочах» разбираться не хотелось. Эти люди были ему не нужны, поскольку не он их посылал после окончания Второй мировой войны в «длительную командировку» в Пхеньян. Поэтому в разговоре с Тито, состоявшимся через несколько лет после описываемых нами событий, советский лидер сказал в достаточно циничном контексте следующее: «В 1956 году А. И. Микоян приезжал в Китай на VIII съезд КПК. В то время у Ким Ир Сена было плохое положение в партии… Китайцы попросили нас оказать воздействие на Ким Ир Сена. А. И. Микоян не совсем разобрался в обстановке и мы согласились, чтобы он выехал в КНДР вместе с Пэн Дэхуаем. Там они оказали определенное давление. Это обидело Ким Ир Сена. Он признает, что даже расстрелял тогда часть корейцев, приехавших в КНДР из Советского Союза»[816].
Микояна в Северной Корее стали закрытом порядке дискредитировать в глазах напуганных местных функционеров, для которых московский «гость» выглядел очень авторитетно. Миссия в Пхеньян местными доморощенными пропагандистами представлялась в самых негативных тонах, Микояну придумывали унизительные прозвища, говорили о его высокомерном отношении к корейцам, обещали, что уже никогда в страну не прилетят на самолетах «иноземные эмиссары» с целью навязывать северным корейцам свои идеи и ставленников в высшем руководстве[817].
На том историческом этапе инициативу у Москвы удалось перехватить китайским руководителям, которым показалось, что Ким Ир Сен, как и некоторые другие азиатских коммунистические лидеры, стали их союзниками. Что Москва в этот период явно недооценила китайское руководство, впоследствии признавали и работавшие в аппарате ЦК КПСС аналитики[818].
В Москве и в Пекине наверняка успокаивали себя, что в Северной Корее никто не призывал к свержению социалистического строя. На тот момент для руководства КПСС, авторитет которой после XX съезда сильно упал, это было важнейшим критерием оценки того или иного «союзного» режима.
Советский Союз потерял в данном регионе политическую инициативу, которая постепенно перешла к лидерам КНР, поставившим под свой контроль практически все коммунистические партии в регионе Юго-Восточной Азии[819].
Исключение составила Монголия, которая в 1956 г. также оказалась в сфере международной деятельности Микояна. Именно он проинформировал ее лидеров о планах присоединения страны к КНР и для них Советский союз таким образом представлялся в качестве единственного реального гаранта суверенитета МНР.
Последние иллюзии относительно возрождения в Советском Союзе сталинской модели у руководства азиатских и некоторых европейских стран социализма исчезли летом 1957 г., когда была отстранена от власти так называемая «антипартийная группа»[820].
Президиум ЦК КПСС в июле 1957 г. отправил в очередной раз в Пекин именно Микояна для «разъяснения» случившегося и проведенная там работа была высоко оценена в Москве[821].
Микоян в 1956 г. предпринимал большие усилия для налаживания отношений с несоциалистическими странами Азии. Так, ему, несомненно, в ходе своих поездок удалось закрепить положительные результаты, достигнутые во время поездок Хрущева и Булганина в Индию[822], Пакистан, Бирму и Афганистан. При его непосредственном активном участии был достигнут несомненный прогресс в налаживании взаимопонимания и взаимовыгодного сотрудничества с Ираном и Японией.
Конечно, некоторые достигнутые Микояном договоренности не по его вине не были впоследствии реализованы или реализованы лишь частично. Это произошло в первую очередь по причине ухода или отстранения от власти политиков, с которыми в 1956 г. активно контактировал Микоян.
В 1958 г. произошел военный переворот в Пакистане и от власти был отстранен президент Мирза. В 1962 г. произошли аналогичные события в Бирме и от власти был отстранен У Ну. В октябре 1965 г. в Индонезии в результате неудавшегося государственного переворота прозападно настроенными военными был фактически отстранен от реальной власти Сукарно и разгромлена местная компартия.
Договоренности о справедливом разрешении проблемы принадлежности Курильских островов в советско-японских отношений так и не были реализованы на практике. Поводом для СССР для отмены ранее принятого решения стало подписание руководством Японии в 1960 г. договора безопасности с США. Попытки Микояна урегулировать ситуацию при посещении в 1961 г. с официальным визитом Японии, несмотря на оказанный ему там достаточно теплый прием, закончились безрезультатно[823].
Будучи одним из самых авторитетных советских политиков в Западной Европе и в Северной Америке, Микоян внес свой заметный вклад в выстраивании конструктивных отношений с их официальными представителями и общественными деятелями. Ему удалось наладить диалог с западной политической элитой и с лидерами социал-демократии. В этой связи выглядит неслучайными те в общем позитивные оценки, которые ему там давали в последующие годы.
В 1959 г. Микоян, пользовавшийся большим авторитетом в США, приезжал туда с визитом и сделал очень многое для налаживания взаимовыгодного советско-американского диалога, неоднократно срывавшегося не по его вине. Как нам представляется, авторитет Микояна среди американской политической элиты во многом был связан с ролью в подготовке и проведении XX съезда КПСС и последующей его внешнеполитической деятельностью. Именно на него выпал выбор советского руководства по разрешению в 1962 г. одного из самых опасных международных конфликтов «холодной войны» – Карибского кризиса. И эта миссия им была выполнена