– Это точно.
Он расслабился, чувствуя огромное облегчение. Они не потерялись – и его не обворовали. Жизнь продолжается, он вернется домой… после каникул в этих неизведанных местах. Он озорно ухмыльнулся. Все будет хорошо.
– Мистер Уэллс, вы меня слышите?
– Конечно.
– Вы поняли, что я только что сказала?
– Определенно понял. Но я звоню не поэтому.
– Правда?
– Точно. Я хотел спросить, не встретитесь ли вы сегодня со мной на ленче?
– С удовольствием.
Ее ответ прозвучал потрясенно и тихо.
– Вот и отлично. Я просто в восторге. Можно называть вас по имени?
– Да.
– Где мы встретимся, Эми?
– Где хотите.
– Может, прямо здесь?
– Когда?
– Чем скорее, тем лучше. Я умираю от голода.
– Если честно, то я тоже. А вы где?
– В Центральной больнице Сан-Франциско.
– Что?! У вас что-то случилось?
– Ничего сделать нельзя, – ответил он спокойно. – Я все объясню, когда вы сюда доберетесь.
– Вы уверены, что сегодня подходящий день для встречи?
– Милая моя, я никогда в жизни не был ни в чем настолько уверен.
– Ладно, увидимся около одиннадцати.
– Да, Эми! Будьте так добры, прихватите с собой мои дорожные чеки!
Пообещав это сделать, она повесила трубку.
Эйч Джи вышел из телефонной будки весьма довольный собой. Неспешно двигаясь по улице, он выбросил из головы сирены и передаваемые по радио срочные вызовы врачей. Вместо этого он думал об Эми. О ее темно-каштановых волосах, темных глазах, изящных губах, женственной фигурке… Удивительно, как быстро он мысленно представил ее себе на основе одного только голоса, переданного телефоном.
Уэллс вышел с территории больницы, грезя телефонами. Ему необходимо побольше узнать об этом способе общения. Он по-настоящему революционный, он необходим – и он делает честь человечеству.
Увлекшись, Эйч Джи быстро шел по тротуару: его осенила идея. Предположительно телефонные сигналы передаются с помощью магнитных электрических полей энергии – таких же, какие он использовал для своего вращения сквозь время. Следовательно, предположил он, как только он поймет принципы работы телефона, будет не слишком сложно переделать это устройство так, чтобы можно было говорить с прошлым и с будущим. Телефонные звонки сквозь время! Контакты с умершими родственниками и еще не родившимися детьми. Вопросы, которые можно задать королеве Виктории, русскому царю или, например, будущему главе Китая. Вот оно, величие и бессмертие человечества!
Уэллс ушел в мысли о телефоне, который будет установлен внутри его машины времени. От созерцания этой картины его оторвал гудок. Он повернулся – и увидел, что Эми машет ему из блестящего синего автомобиля с серебряными буквами сзади: «Хонда Аккорд».
Салон машины оказался приятным и чистым – совершенно не похожим на то такси, в котором он ездил накануне. Эйч Джи удобно устроился на сиденье.
– Да, пока я не забыла…
Она с улыбкой отдала ему дорожные чеки.
– Спасибо. – Он осмотрелся. – Какая чудесная машина! Прелестная. Просто прелестная.
Он погладил приборный щиток.
– Ну, все-таки не «Роллс-Ройс», – отозвалась она.
– Нет, конечно, – согласился он расплывчато.
– Хотите сесть за руль?
– Боюсь, что не умею. – Он мечтательно улыбнулся. – Но хотелось бы научиться.
– Можно устроить.
Она отъехала от тротуара, направив машину в поток движения.
– Эти кнопки для того, чтобы ехать вперед и задним ходом? – уточнил он.
Она удивленно на него посмотрела:
– Разве вы никогда не ездили на машине с автоматической коробкой передач?
– Не слишком часто.
Она рассмеялась:
– Ах, эти британцы! Такие традиционалисты! – Она указала на пол. – Видите: педали сцепления нет. Только тормоз. – Она тронула педаль ногой. – И газ. – Она нажала ее и быстро проехала по въездной полосе мимо дорожного знака «Автострада Бэйшор».
Он радостно улыбнулся, подумав, что линейное ускорение явно может стать настоящей страстью.
– Герберт, почему вы оказались в больнице?
Он нахмурился и отвел взгляд:
– А, да. Вот что.
Он коротко объяснил, что Лесли Джон Стивенсон случайно попал под машину и погиб.
– Ох, нет! – Она положила правую руку на его кисть и крепко ее сжала. – Мне так жаль!
– И мне тоже.
– Я чем-то могу вам помочь? То есть – он ведь был вашим другом, и я понимаю…
– Он не был мне другом.
– Хм! – Она выгнула бровь. – Но вчера вы сказали…
– Он никому не был другом.
– Не понимаю.
– Я бы предпочел об этом не говорить, с вашего разрешения.
– О! – Она убрала руку. – Ладно.
Ему стало ужасно неловко. Эми больше ничего не стала говорить – и вскоре молчание стало тяжелым. Он начал нервничать и больше не получал удовольствия от видов из окна, своей первой поездки по современной дороге и заразительного ритма движения с большой скоростью. Конечно же, смерть Стивенсона означала, что теперь он может не спеша знакомиться с 1979 годом. Он может быть внимательным и применять научный подход. И если он справится с собственной архаичностью, то сможет вернуться в свое родное время с огромными знаниями современного человечества.
Однако все эти мысли никакого облегчения не приносили. Уэллс оказался в обществе просто роскошной молодой леди – и не может даже заставить себя с ней разговаривать. Ему было стыдно за то, что он так резко ее оборвал. Наверное, они быстро съедят где-нибудь ленч – и на этом все закончится.
Они припарковались и вышли из машины. Уэллс увидел ряды магазинчиков и рынков, а за ними – мачты и реи рыболовного флота, стоящего на якоре. В небе кружили чайки. Он почувствовал себя как дома – если не принимать во внимание архитектуру, то можно было подумать, что он гуляет по спокойным улочкам Истборна. Звуки и запахи были точно такими же.
– О, береговая линия! – воскликнул он. – Обожаю морское побережье. Как это вы догадались?
Она повернулась к нему. Глаза у нее были полны тревоги, руки сцеплены за спиной.
– Послушайте, Герберт, я прошу прощения за то, как повела себя там, в машине, но, честно говоря, я всегда теряюсь, когда сталкиваюсь с такими вещами, как смерть. Если вам не хочется об этом говорить, то это вам решать, а не мне. Так что извините меня, ладно?
Сердце у него дрогнуло, а тело напряглось. Не успев сообразить, что делает, он схватил ее за плечи и притянул к себе. Его щека прикоснулась к ее макушке. От нее пахло чистотой и свежестью, как от моря, с легкой ноткой духов – как раз такой, что у него ноги подкосились. Она ответно обняла его – и он почувствовал, что она дрожит. Он чуть было не сказал ей прямо, кто он на самом деле.
Эми взяла его за руку и повела в сторону ресторанчиков Рыбачьей пристани.
– Любите морепродукты? – спросила она весело.
– Сейчас я готов съесть что угодно, – ответил он.
Они вошли в «Алиотоз», и метрдотель усадил их за столик у окна, откуда открывался отличный вид на пристань, рыбачьи суда, залив и зеленые вершины округа Марин. Однако все его внимание поглотило одно – мост «Золотые ворота», на который он воззрился с трепетом. Для него мощные парные башни, кабели подвески и полотно протяженностью в милю были монументом в честь безграничных возможностей человека.
– Великолепно! – воскликнул он.
– Неплохой вид, правда? – подхватил официант, задержавшийся у их столика.
– Вид, вот еще! Это же тот мост! Одновременно невероятный и ошеломляющий! Я даже представить себе не мог! Люди, которые его построили, гениальны, слышите? Настоящие гении!
– Да, сэр, – согласился официант, краснея от чрезмерно бурного проявления чувств, однако сумев выдавить слабую улыбку.
– Любезный, как с ними связаться, чтобы справиться о методах строительства?
Официант нервно оглянулся и тихо ответил:
– Сомневаюсь, что это получится, сэр, ведь мост был построен в 1937 году.
– О! – Эйч Джи напрягся. – Ну да. Никак не получится.
– Леди и джентльмен не желают аперитив? – спросил официант с легким итальянским акцентом.
– Не отказалась бы от бокала вина, – сказала Эми.
– Отличная идея! – согласился Уэллс и поднял взгляд на официанта. – У вас, случайно, не найдется марочного «Шабли»?
– Какого именно шато, сэр?
– Я бы предпочел шато де гренуа, урожай 1890 года.
– Кажется, старейший урожай у нас в погребе – это 1976 год, – ответил тот невозмутимо.
Уэллс густо покраснел из-за своей глупой ошибки, запоздало вспомнив, что хранящиеся больше трех лет белые вина превращаются в уксус.
– Могу я предложить вам калифорнийский рислинг, сэр?
– Спасибо, мы попробуем гренуа 1976 года.
– Отличный выбор, сэр.
Официант чуть поклонился и ушел. У Эйч Джи создалось впечатление, что этот человек сказал бы точно те же слова, если бы он заказал выдохшееся пиво.
Вино оказалось очень хорошим, и Эми не решилась признаться, что предпочла бы калифорнийский рислинг. Она заказала морские ушки, а он попробовал… вернее, жадно съел – гребешки. Ей было весело, атмосфера создалась чудесная, однако Эми начала подозревать, что ее спутник ведет себя странно. Он то и дело начинал расспрашивать ее о таких вещах, которые она всегда принимала как нечто само собой разумеющееся. Да и фразы у него получались странные. Им не хватало той краткости, к которой она привыкла в речи других мужчин. Конечно, это могла быть просто очаровательная особенность английского джентльмена. А может быть, она просто уже слишком давно живет в Сан-Франциско.
Уэллс допил чай и откинулся на спинку стула с дивным чувством сытости, чуть опьянев от полубутылки «Шабли». Он знал, что говорит чересчур много, но его это не смущало. Впервые после попадания в 1979 год он чувствовал себя совершенно непринужденно.
– Хорошо? – спросила она.
– Дорогая моя, легкий привкус пряных трав, идеальное сочетание лимона и чуть присоленного масла, тонкие поджаристые корочки – и все это с этим экзотическим овощем… ничего вкуснее я не едал. А общество столь очаровательной сотрапезницы сделало происходящее в высшей степени приятным.